Дети ночи

– Оно живое, – прошептала она. О’Рурк поднял взгляд, вздрогнул и вытер руку о стенку бака.

– Каким образом этот бедолага…

– Оно живое, – повторила Кейт.

Не обращая внимания на Лучана, она подошла к приборам. Кровяное давление практически не регистрировалось, так же как и пульс, если не считать случайных сокращений сердечной мышцы, которая разгоняла кровь по полостям сердца, а потом – в окружавшую тело кровавую ванну. Но такой ЭЭГ Кейт еще ни разу не видела: пики кривой были настолько беспорядочными и так далеко отстояли друг от друга, что их можно было принять за послания с далекой звезды.

Однако линия оставалась зигзагообразной. Мозг не умер. Существо в баке было в некотором роде дальше от реальности, чем если бы спало, но гораздо ближе, чем больной в коматозном состоянии. Оно определенно жило.

Кейт снова посмотрела на Лучана: лицо по-прежнему приветливое, открытое, мягкая улыбка. Улыбка убийцы. Нет, пожалуй, улыбка садиста.

– Они прикончили моих родителей, – сказал он. – Подвесили моего отца и мою мать за ноги, перерезали им глотки, как свиньям, и пили их кровь из открытых ран. – Он взглянул на тело в баке. – Эта тварь должна была умереть лет сто назад.

Кейт вернулась к баку, закатала рукава и запустила пальцы в раны мимо сломанных ребер, чтобы потрогать сердце. Через мгновение она ощутила еле уловимое движение, будто трепыхнулась зажатая в кулаке ласточка. Еще секунду спустя почти незаметно шевельнулись глазные яблоки.

– Как это может быть? – спросила Кейт, хотя уже знала… Знала об этом еще с тех пор, когда нажимала на курок ружья Тома, а потом увидела того же человека в ночь пожара.

Лучан обвел рукой приборы.

– Это я и пытаюсь выяснить. Именно поэтому я и не могу покинуть мединститут.

Он показал на тело в баке.

– По преданиям, носферату воскресают из мертвых, но дело в том, что они могут и умирать…

– Как? – спросил О’Рурк. – Если этот человек еще жив после такой… мясорубки, то как же их можно убить?

Лучан усмехнулся.

– Обезглавить. Сжечь. Выпотрошить. Произвести множественную ампутацию. Просто выбросить из окна… если при этом они упадут достаточно глубоко на что-то достаточно твердое. – Его улыбка стала еще шире. – Или просто не дать им крови, когда они ранены, и тогда они умрут. Не сразу, но рано или поздно это произойдет.

Кейт нахмурилась.

– Что значит «не сразу»?

– Ретровирус питается чужеродными кровяными тельцами для восстановления собственной иммунной системы… или всех физических систем. Как это выглядит на микроуровне, вы имели возможность наблюдать в вашей лаборатории в ЦКЗ. – Он показал рукой на бак. – Теперь ты видишь это на макроуровне, но…

Подойдя к капельнице, Лучан отключил ее.

– Лиши его свежей крови, крови хозяина, и вирус начнет питаться самим собой.

Кейт посмотрела на человека в баке.

– Питаться своими собственными клетками? Пожирать свои кровяные тельца уже после того, как ретровирус транскрибировал там ДНК?

– Не просто кровяные тельца, – сказал Лучан. – Вирус Д нападает на все хозяйские клетки, до которых только может добраться, сначала вдоль артериальной системы, потом – главные органы, а затем – клетки мозга.

Кейт скрестила руки и покачала головой.

– Во всем этом нет никакого смысла. Что это дает для выживания?… – Она замолчала, пытаясь все переварить.

Лучан кивнул.

– На этом этапе ретровирус старается спасти только ретровирус. Самопожирание дает им отсрочку на несколько недель, возможно месяцев, даже если тело разлагается.

Кейт передернуло.

О’Рурк подошел к приборам, потом вернулся к баку. Его хромота стала заметнее.

– Насколько я понял из вашего разговора, после клинической смерти стригой может протянуть в состоянии физической преисподней несколько месяцев, а то и больше Но он наверняка не может находиться в сознании!

Лучан показал на ЭЭГ. В тот момент, когда Кейт прикасалась к сердцу, кривая сделала несколько отчетливых скачков.

О’Рурк закрыл глаза.

– Вы что, пытаете этого человека?

– Нет, регистрирую его самовосстановление. – Он выдвинул ящик в одной из тележек и подал Кейт пачку фотографий, выполненных «поляроидом». Они выглядели как обычные снимки, которые делаются при вскрытии, – она видела стальную поверхность под белой плотью, – но тело имело более искромсанный вид, чем теперь. Там, где на фотографии виднелись глубокие раны, на торсе в баке остались лишь заметные шрамы.

– Это снято шестнадцать дней назад, – сказал Лучан. – И на основании имеющихся данных я почти наверняка могу сказать, что процесс восстановления ускоряется. Еще две недели – и он будет в полном здравии. – Он хохотнул. – Может быть, даже станет немножко на меня сердиться.

Кейт снова покачала головой.

– Но возникает простой вопрос относительно массы тела…

– Каждый грамм жира преобразуется, абсорбируется, реабсорбируется и направляется генетически, чтобы послужить необходимым строительным материалом там, где это нужно. – Лучан пожал плечами. – Нет, конечно, совсем целеньким он не получится, если я, допустим, отрежу ему ноги или удалю таз… перераспределение массы имеет свои ограничения… но при меньших повреждениях… voila! – Он отвесил поклон в сторону бака.

– И им требуется свежая кровь, – произнесла Кейт. Она посмотрела на Лучана. – Такая же судьба ждет и Джошуа?

– Нет. Ребенку делали переливания, но, когда его не было в Румынии, он не участвовал в Причастии.

– В Причастии?

– Это когда действительно пьют человеческую кровь, – пояснил Лучан.

– Это кощунство.

– Согласен.

– Теневой орган, – пробормотала Кейт, добавив уже громче: – Когда они просто пьют кровь, то вирус Д разносит транскрипцию ДНК и восстановление иммунитета проходит более эффективно?

– О да, – ответил Лучан.

– А еще какое воздействие это оказывает? На мозг? На личность?

Лучан пожал плечами.

– Я не разбираюсь в последствиях психосоматических или психологических привычек.

– Но эти стригои… как-нибудь меняются, когда начинают уже по-настоящему пить человеческую кровь?

– Мы считаем, что да.

Кейт приблизилась к осциллоскопу. Беспорядочные кривые отбрасывали зеленый отсвет на ее кожу.

– Тогда я потеряла его, – прошептала она. – Они превратили его в нечто иное.