Дети Силаны. Паук из Башни

– Тогда вы все передохнете здесь, как и положено вам, беглым рабам, забывшим свое место возле хозяйской ноги! Асмодерианцы! Убейте их всех! Убейте всех, кроме Бриана л’Мориа, а когда закончите, позаботьтесь о том, чтобы он не покинул собор до моего возвращения! Таков мой приказ!

Асмодерианцы обнажили свои мечи, полулегендарные тленные клинки, чьи иззубренные лезвия покрывала ядовито-рыжая ржавчина. Любая царапина, нанесенная этим колдовским оружием, смертельна.

Тем временем снаружи громко захлопали крылья, и сквозь окно один за другим влетели три малодиуса! Таких огромных тварей я не видел еще никогда! Обычно худые и костлявые, они всегда казались истощенными, но эти превосходили сородичей размерами втрое, их мускулы были перевиты вздутыми венами, а налитые кровью глаза едва не выскакивали из орбит! Мой враг сноровисто запрыгнул на спину одного из чудовищ, и вместе они протиснулись наружу, где малодиус встал на крыло. Я выстрелил, но промахнулся. Вслед за хозяином вылетела Лютарна, ее я ранил в спину, в чем не могло быть сомнений, но чего она будто бы не заметила. Бельмере вскочил на спину третьего зверя и почти ушел, когда очнувшаяся Себастина схватила малодиуса за ногу и шмякнула об землю, как огромную кожаную тряпку!

– Простите, хозяин, я вас подвела.

– Сними Инчиваля с меня!

Подскочив, она легко и бережно подняла тело моего друга, и я застонал от резкой боли. Ноги все еще при мне, я чувствую их! Лицо моей горничной рассечено, и черная кровь медленно стекает на грудь, но рана смехотворна в сравнении с тем, чем одарил ее мангуда. Гораздо хуже пришлось Инчивалю, на его теле, кажется, не осталось живого места. Колдун его как скалой по темени приложил…

Асмодерианцы медленно приближаются к нам. Очень, очень медленно. Они вертят своими деформированными головами, словно выбирая добычу посочнее, и совершенно не боятся пуль, которые сминаются в лепешку при соприкосновении с черными латами. Когда очередная пуля летит в голову, гвардейцы Темноты просто подставляют мечи. Они уверены, что у них есть все время мира!

– Сколько вас?

– Весь клан, – ответил Симон. – Мы пришли защитить тебя. Надеюсь, ты не заставишь нас пожалеть об этом!

– Вы можете с ними справиться?

– Никто не может. Они бессмертны. Но если мы готовы идти на жертвы, мы можем отправить их обратно в Темноту, где они возродятся, но нескоро смогут вернуться назад.

– И ты готов к жертвам?

– А ты, хозяин?

– Я готов!

– Защищайте хозяина!

Ташшары посыпались с потолка градом, и многие из них оказались разрублены на лету. Асмодерианцы мгновенно теряют свою жуткую медлительность и расплываются в стремительных ударах. Их мечи рассекают плотные тела ташшаров играючи!

– Противник устойчив к огнестрельным ранениям! Бить в голову! – закричал я, окунаясь в новый водоворот кровожадного насилия! – В голову! Разнесите эти уродливые гнилые кочаны!

Клянусь, я бы не осудил тех, кто решил бы сбежать! Есть вещи, на которые ни человек, ни люпс не способен в течение всей жизни! Мои же ветераны претерпели за одну ночь столько кошмаров, что любой другой неподготовленный ум просто не выдержал бы этого! Но эти воины прошли через все кошмары малдизской войны, а потом еще долго ухитрялись выживать с психическими травмами после нее, они окунались в кровавые схватки вместе со мной и вместе со мной прошли через то болезненное клеймление, которое навсегда превращало обычного человека, люпса или авиака в члена закрытой касты воинов! Поэтому они, видя всю силу врага, всю его жестокость, не отступили, а пошли за мной!

Я понял, что еще жив лишь потому, что асмодерианцы в точности исполняют приказ – убивая других, они щадят меня! Ташшары валятся к ногам тощих убийц, солдаты, рискнувшие пойти в отчаянную атаку, гибнут еще быстрее! На моих глазах Аррен л’Калипса лишился правой кисти вместе с саблей, а Гатуса Вирзе пронзили насквозь! Даргул внес свою лепту, навалившись на одного из асмодерианцев всей своей каменной массой, но и он издал пронзительный ментальный крик, когда его побеги начали на глазах иссыхать. Могучая магия тленного клинка умерщвляет все живое и разрушает неживое…

Это закончилось внезапно. Ташшары просто задавили асмодерианцев массой, задавили и лишили их голов. После этого тела непобедимых гвардейцев буквально испарились. Доспехи опустели и рассыпались множеством сегментов, попадали на пол мечи. Безумная свалка закончилась. Кажется, кто-то из выживших обратился ко мне. Какой-то люпс с безумной мордой. Симон что-то говорил, но я не слышал их. Из ступора меня вывел вид корчащегося на полу Аррена л’Калипса. Подняв саблю на бегу, я изо всех сил ударил по его руке, отрубая ее по локоть. Брызнула благородная серебряная кровь, а отрубленное предплечье буквально через несколько мгновений превратилось в кусок зловонного мяса, источающего ядовитый гной.

– Перевяжите его! Провести расчет личного состава, оказать помощь раненым, если таковые найдутся! Мертвых не трогайте! Отдыхайте… Я… Исполнять!

Себастина уже сидела рядом с Инчивалем.

– Он жив?

– Да, хозяин. Но ему очень тяжело, насколько я могу судить.

Я огляделся и двинулся к куче сухой листвы, что лежала в окружении нескольких фрагментов пола. Даргул погиб, раздавив одного из асмодерианцев. Проклятие тленного клинка сожрало этого карликового оок живьем. Я не смог сдержать тяжелого вздоха. Возможно, я бы даже пустил слезу, если бы еще помнил то чувство… Несколько листиков рассыпались прахом, и в затихающем свете керосинового пламени что-то тускло блеснуло. Я просунул руку в растительные останки и вынул оттуда семя. Крупное, величиной с персиковую косточку, но гладкое, покрытое толстой прочной шкуркой, это семечко пульсировало у меня на ладони, и я чувствовал, насколько оно важно! Даргул успел прибегнуть к призрачному шансу!

– Кто-нибудь! Мне нужен свет! Остались еще целые лампы?

– Бри! – послышался голос Инчиваля.

– Алфина, Бри! О чем ты думаешь?!

Мой друг очнулся на руках у Себастины и теперь смотрел на меня с таким осуждением, которого прежде я не встречал у него. Я забыл о старой кобре, я забыл об искалеченном теле, пока переживал этот кошмар! Как я мог?! Бросившись к ней, я на бегу выбросил саблю и подхватил тяжелый длинный меч. Тленный клинок перерубил цепь на раз, и бабка упала в мои объятия. Она оказалась невероятно легкой, почти невесомой, и очень, очень холодной. Раны, нанесенные ей мучителем, не оставили надежд на выживание, но Алфина л’Мориа – тэнкрис и обладает огромной волей к жизни!

– Бабушка? Это я, Бриан.

Я был уверен, что она вот-вот должна умереть, слишком страшно выглядела рана на груди, откуда торчал крюк. Я не осмелился вырвать его, боясь, что старуха умрет мгновенно, хотя, возможно, это было бы милосерднее! Но старая кобра вновь оставила позади любые сомнения. Она открыла глаза, и мне показалась, что за пеленой предсмертных мук она меня узнала…

– Чудовище…

– Да.

– Это чудовище… погубило ее… Это чудовище… погубило мою девочку…

– Ах вот ты о чем.

– Бриан.

– Узнала?

– Прости меня.

– Прощаю.

– Нет… ты не знаешь, за что прощаешь… так нельзя. Подними мою руку… Нет сил.

Я взял сухую тонкую руку Алфины.

– К лицу, Бриан…

И я поднес ее к своему лицу. Ледяные пальцы коснулись кожи, и все померкло. Мне показалось, что я ослеп на миг, как бывает, если слишком резко встать, кровь отливает от глаз и слепнешь, но потом все возвращается. Прозрев, я очутился в восьмиугольном каменном зале с рисунком кар-аккарала, нанесенным на пол. Линии рисунка ярко светятся, а над ними в воздухе повис овал пульсирующего красного света, внутри которого клубится темнота.

Рядом с рисунком стоит высокий черноволосый тэнкрис с сосредоточенным хищным лицом, которое я много раз видел в самом темном углу моего дома. На манжетах его сорочки блестят старинные запонки из серебра и янтаря, руки размеренно совершают пассы. Понимание того, что передо мной отец, пришло легко, и мой разум совсем не воспротивился ему. Как во сне, я принял это обстоятельство будто само собой разумеющееся. Невольно подумал, что унаследовал от него не только рубиновые глаза, но и острые черты лица.