Дети сумерек

— Вы сказали «бросается в неизвестное в период старения»? — оживился оппонент. — Но детей-то рожают молодые! Как же ошибки передаются детям, если у молодых ещё крепкая… эээ… база?

Рокси набрала побольше воздуху, уже зная, что вступает на зыбкую почву гипотез и предположений и что критика не замедлит посыпаться на неё с обеих сторон. Но недоказанное и сомнительное, как Рокси чувствовала с первого года учёбы в университете, это и есть самая крепкая основа для настоящего учёного, а для дрейфующих пузырей вроде её сегодняшних оппонентов — это, безусловно, лишний повод позубоскалить и привлечь к себе внимание. Легче всего критиковать и подзуживать со стороны. Интересно, как вытянутся их лощёные физиономии спустя неделю, когда на конференции она покажет всему миру и бабочек, и мышей, и растительные формы…

— Мы кушаем органику, то есть молекулы, созданные предшествующими организмами, — Рокси старалась максимально упростить речь, чтобы её хотя бы частично поняли жующие граждане на трибунах студии. Зелёные огоньки на камерах и софиты мешали ей разглядеть глаза людей. Где-то там, среди «группы поддержки», прятался тот, который задал вопрос, которому действительно стало интересно. — Мы развиваемся, меняемся с каждым последующим поколением, потому что впитываем опыт череды предшественников, давно покинувших этот мир. Не опыт бытовой или культурный, хотя учёным соответствующих направлений наверняка есть о чём подумать. Мы говорим сейчас об опыте биологического выживания. Мы отличаемся от предыдущих поколений не только благодаря родителям. Многие недоступные приборам изменения в тканях передались через пищу. В дальнейшем, прекратив существование на планете, мы оставим потомкам в почве уже наши молекулы, получившие новое развитие. Таким образом, будет вполне справедливо воспринимать жизнь как замкнутый пищевой цикл. Соответственно, если на каком-то этапе в пищевую цепочку человека начинают попадать модифицированные продукты, то что-то передастся, через плоды, через злаки, нашим внукам…

— Это значит, что если мы с женой, к примеру, покушаем какую-то соевую гадость, от неё поглупеем, но не заметим своей глупости, то через сто лет родится наш потомок, заведомо тупой? — спросил всё тот же любознательный зритель.

В зале захихикали, профессор отпустил покровительственный смешок, соевый директор заёрзал на жёстком стуле.

— Разложившиеся ткани сохраняют изменения на молекулярном уровне, — кивнула Рокси. — Молекулы поглупевшего мозга пройдут по пищевой цепочке через растения и животные организмы и непременно вернутся в человека будущего, в том числе в ткани его мозга. Поглупеет же он или нет, вопрос неоднозначный…

Ведущий, тонко почувствовав интерес аудитории, переключил своё внимание на Рокси. Теперь на неё смотрели все три камеры.

— Сегодня генетически модифицированные продукты питания употребляют миллионы людей. Есть основания полагать, что подобными продуктами пользуются сети «МакДоналдс», сети кинотеатров во всём мире и другие монстры быстрого питания. Концерны «Данон», «Нестле» и другие экспортируют свои готовые товары с включением модифицированных продуктов в десятки стран. Они обязаны ставить на этикетке маркировку, но всегда ли они это делают? Можем ли мы быть уверены, что наши дети в школах и детских садах едят безопасную пищу? — она отдышалась, ощущая на себе пристальное внимание толпы. — Экспертизы необходимо проводить по каждому новому продукту, а не по заявленной группе. Например, любимая кукуруза! Как нам подсказал уважаемый профессор, кукуруза способна сопротивляться насекомым и даже полевой химии. Сегодня мы не можем заявить, что такой продукт опасен для человека. Но нет и обратных доказательств… — Рокси помедлила, сдерживая себя. Ей невероятно хотелось бросить в напыщенные, чванливые рожи соседей по студии, что доказательства имеются, и доказательства самые веские, от которых не отмахнёшься… — Как справедливо заметил тут уважаемый директор завода «Солнышко», с конца прошлого века начато массированное коммерческое освоение модифицированных растений. С тех пор площади, отданные под «изменённую» кукурузу, выросли в двадцать пять раз! Да уж, успех действительно грандиозный, нам есть чем гордиться. Невзирая на борьбу медиков, на консервах с соевым мясом почти никогда не указывается на принадлежность продукта к генетическим опытам…

— Однако! — упёрся профессор. — А почему вы не говорите о несомненной выгоде от сокращения «химии» на полях? Вы уже забыли о биче сельхозугодий — жуке, о плесенях, саранче и гнили?! Фермеры, культивирующие «новые растения», молятся на них богу!…

— Мы помним о выгоде, в том-то и дело. В выгоде! — едва не вспылила Рокси. — Вот оно, главное слово, корень всех зол. Выгода! В чьих интересах сворачивались программы испытаний? Вам прекрасно известно, что испытания в Америке были краткосрочными, а влияние модифицированных продуктов может проявляться через длительное время или отражаться на потомстве. Кроме того, никому не известно, как «новые растения» повлияют на экологический баланс в мире: нельзя, к примеру, исключить, что насекомые, поедающие такого рода растения, подвергнутся мутации и сами погибнут…

Ведущий лязгал зубастой челюстью, пытаясь как-то регулировать прения оппонентов. Из-за пульта ему выразительно показывали на часы.

— Не нами доказано, что при современном использовании площадей генная инженерия — это практически единственный борец с голодом на планете! — твёрдо выпятил губу директор «Солнышка». — Урожаи генетически изменённых растений примерно на четверть выше, чем у традиционных культур.

— Ой, не смешите! Вам ли не знать, какое баснословное количество продуктов просто выбрасывается, чтобы поддержать цены на биржах на нужном уровне! — отмахнулась Рокси. — Суть проблемы голода — не в недостатке продовольствия, а в денежной подложке…

Ведущий изящным жестом выхватил у Рокси микрофон, изогнулся всем телом, став ещё больше похож на раптора, и, победно отдуваясь, объявил рекламную паузу. К своему величайшему облегчению, Рокси услышала, что следующие гости программы после короткого перерыва будут спорить о детской преступности.

Её отпускали домой!

Её отпускали домой, к маминым истерикам, вороху неоконченных, неоформленных бумаг, которые ещё предстояло свести воедино, и к тяжёлым мыслям о Гризли. О Хорьке, которому очень хотелось походить на грозного медведя, но у которого так ничего и не получилось. Она внезапно поймала себя на полузабытом чувстве нежности к нему. Всё-таки, когда он пыхтел где-то рядом, тёрся в квартире, разогревал ей суп, ей становилось чуточку спокойнее…

Ну, уж нет, на жалость она не поддастся!

Рокси в задумчивости добрела до машины и, только пристегнув ремень, заметила, что в сумочке заливается скрипичными трелями телефон.

— Рокси, вы не могли бы вернуться в институт? — она узнала надтреснутый взволнованный голос Адабашьяна.

Рокси не сразу ответила, она случайно обернулась налево и замерла. В углу стоянки, между отцепленным многоосным прицепом и фургоном для перевозки мебели трое парней лет пятнадцати избивали старика. Тот защищал лицо, пригибался, наконец, упал.

— Подождите, я… я перезвоню, — Рокси отключила трубку и толкнула дверцу, на ходу нащупывая в сумочке газовый пистолет.

— Эй, вы! — окликнула она. — А ну прекратите, я звоню в полицию!

Она поднесла к уху телефон и продолжала идти к ним твёрдым шагом, в глубине души надеясь, что мальчишки разбегутся. Но они не разбегались. Рокси вдруг кольнуло нехорошее предчувствие. Не потому, что парней было трое, и они могли ей как-то навредить. Такой идиотской мысли у Рокси даже не возникло. Давным-давно она уяснила одно важное правило — при вынужденном общении с потенциальными преступниками следует вести себя так, словно ты, по меньшей мере, сестра их главаря. Все бандиты — трусы и не выносят прямого взгляда, как дикие псы.

Но эти малолетние бандиты не убежали. Один продолжал топтать очки и портфель упавшего старика, другой с размаху ударил его ботинком в лицо. Пенсионер всхлипнул, заливая костюм кровью, перевернулся на другой бок и громко заплакал. Не закричал, а именно заплакал. Третий хулиган смотрел на Рокси исподлобья, сунув руки в карманы чёрных джинсов. Они ждали продолжения.

И тут доктор Малкович поняла, что именно не так. Слева отъезжал огромный «блейзер», на переднем сиденье беззвучно ругались две полные тетки. Они равнодушно окинули взглядом дерущихся и продолжили перебранку. Справа у пикапа супруги средних лет пытались запихать в багажник длинные рейки. Они смотрели сквозь Рокси, словно она была облачком дыма. Сразу за фургоном, за низенькими подстриженными кустами, пролегала пешеходная дорожка, по ней непрерывно двигался поток людей. Молоденькая жующая девчонка с коляской, двое чернокожих с плеерами в ушах, толстяк с мотоциклом, смеющаяся парочка с пивными бутылками.

Они словно не замечали.

Бритый парень в чёрных джинсах сплюнул и показал Рокси нож. Она затормозила в пяти шагах от него, не представляя, что же предпринять дальше. Напарник бритого в очередной раз ткнул свою жертву под ребра. Старик качался на коленях, пытался встать, и снова падал.

Рокси попятилась. За кустиками, облизывая мороженое, стояли две девушки, показывали на неё пальцами и смеялись. Чернокожие с плеерами прибавили шагу. Муж и жена возле пикапа прекратили запихивать в машину рейки. Мужчина искоса глянул на подростков, на Рокси и отвернулся. Он вытащил рейки из багажника, сломал об колено и швырнул на асфальт. Его жена, запрокинув голову, пила вино из бутылки. Алая жидкость лилась мимо рта, пузырилась на шёлковом розовом шарфе. Допив, женщина подобрала юбку и тут же, не скрываясь, присела справить малую нужду. Ее муж ещё раз переломил непослушные рейки, в сердцах заехал кулаком по боковому стеклу. Стекло треснуло, с волосатого кулака закапала кровь, но мужчина, словно не замечал боли. Он избивал собственный пикап, снова и снова нанося удары по стеклу.