Дети времени

Порция запрыгивает обратно на ствол, проползает вверх и легко закрепляется на тканом пологе, по которому муравьи забраться не в состоянии. Повиснув вниз головой, она видит новое движение у кромки леса. Главный отряд прибыл.

Эти новые муравьи крупнее – хотя все равно мельче нее. Тут много каст, каждая со своей специализацией. Во главе колонны, ускоряясь по проложенному разведчиками обонятельному пути, к Семи Деревьям двигаются муравьи ударных сил. Их внушительные мандибулы вооружены шипастыми зазубренными металлическими лезвиями, и у них есть наголовные щиты, которые отходят на спину, защищая грудной сегмент. Их предназначение – занять внимание защитников и продать свои жизни как можно дороже, чтобы более опасные касты смогли приблизиться.

Многочисленные враги уже входят в туннели местных муравейников, распыляя ошеломляющие вещества, которые приводят обороняющихся насекомых в замешательство или даже подчиняют целям нападающих. Именно так и растет мегаколония – кооптируя, а не уничтожая другие муравейники. А вот для представителей других видов, таких как Порция, нет ни применения, ни милосердия.

В Семи Деревьях оставшиеся местные самцы усердно работают. Некоторые сбежали, но большинство эвакуировавшихся – самки. Самцы легко заменимы, вечно под ногами, всегда слишком многочисленны. Многим велено оставаться в городе до последнего, под угрозой казни. Некоторые все равно убежали, надеясь на удачу, но осталось более чем достаточно, чтобы перерезать все оставшиеся пути между поселением и землей, лишив муравьев легкого доступа. Другие разбегаются прочь от резервуара с шелковыми свертками, раздувшимися от воды. Порция наблюдает эти труды с одобрением.

Передние ряды колонны приближаются. Бронированные муравьи несут все меньше потерь от выстрелов пращи, и тогда в дело идут иные снаряды. Народ Порции в каком-то роде химики. Обитая в мире, где так важен запах (это малая часть их собственного языка, но очень значительная часть восприятия остальных существ), они разработали множество врожденных Пониманий в отношении смешивания и соединения различных веществ, в особенности феромонов. Теперь пращники посылают обернутые шелком сферы с жидкостью, которая расплескивается среди наступающих муравьев. Высвободившийся при этом запах ненадолго глушит непрерывное обонятельное общение атакующих, лишая их не только речи, но и мысли и самосознания. Под действием этого вещества пораженные ряды атакующей армии перепрограм-мируются, откатившись к базовым инстинктам, и не могут должным образом реагировать на ситуацию, пока феромоны не рассеются. Они сталкиваются, нарушают строй, а некоторые начинают драться друг с другом, не узнавая сородичей. Порция с другими защитниками стремительно атакуют, стараясь в сумятице убить как можно больше муравьев.

Теперь обороняющиеся уже начали нести потери. Металлические челюсти способны отгрызать лапы и вспарывать туловища. На воинах Порции надеты накидки из шелка и мягкого дерева, чтобы в них увязали острые зубы, – при необходимости эти накидки сбрасываются, а позже по возможности латаются. Колонна продолжает наступать, несмотря на все усилия защитников.

Самцы обливают водой нижние участки Семи Деревьев в качестве противопожарных мер, потому что муравьиная колония уже начала разворачивать свое главное оружие.

Рядом с Порцией вспышка и струя пламени – и две ее подруги мгновенно загораются, словно шатающиеся факелы: дергаются, съеживаются и умирают. Эти новые муравьи готовят вещества у себя в брюхе, как некоторые виды жуков. Когда они выставляют свои жала вперед и смешивают эти вещества, начинается мощная экзотермическая реакция, дающая брызги разогретой жидкости. В атмосфере планеты Порции кислорода на несколько процентов больше, чем в земной, – достаточно, чтобы обжигающе горячая жидкость спонтанно возгоралась.

Технологии народа Порции построены на шелке и дереве, на потенциальной энергии в натянутых нитях и примитивных пружинах. Скудные количества металла, которыми они пользуются, украдены у муравьев. Огнем они не пользуются.

Порция забирается выше и снова берется за пращу. Муравьи-огнеметы смертельно опасны на близком расстоянии, но уязвимы для ее снарядов. Тем не менее муравьи уже захватили всю землю вокруг Семи Деревьев и выдвигают более дальнобойное оружие.

Она видит запуск первого снаряда, и ее глаза автоматически отслеживают его траекторию: сверкающая сфера из твердого, прозрачного, хрупкого материала (за это время муравьи успели наткнуться на стекло) взмывает вверх и раскалывается позади нее. Боковыми глазами она ловит вспышку: вещества, заключенные внутри, смешиваются, а затем взрываются.

Внизу, позади броненосных ударных пехотинцев, работает артиллерия: это муравьи, на чьи головы надеты металлические маски с повернутыми назад языками – кусками упругого металла, которые они отгибают ротовым аппаратом, а потом отпускают, забрасывая свои зажигательные гранаты довольно далеко. Целятся они плохо, слепо полагаясь на обонятельные подсказки своих товарищей, но их много. Хотя самцы Семи Деревьев спешно носят воду, чтобы залить пламя, огонь быстро распространяется, сжигая шелк и обугливая дерево.

В Семи Деревьях начинается пожар.

Это конец. Те защитники, кто еще уцелели, должны уйти – или сгореть. Однако тех, кто прыгает вслепую, ждут металлические челюсти муравьев.

Порция забирается все выше и выше, стараясь опередить пламя. Верхние ярусы поселения забиты отчаянно стремящимися прочь пауками: воины, гражданские, самки, самцы. Некоторые содрогаются и падают, наглотавшись дыма. Другим не удается убежать от жадного пламени.

Она пробивается на самый верх, сбрасывая деревянные плашки своей брони и спешно прядя. Так было всегда – но она хотя бы может найти применение адскому пламени, бушующему под ней: потоки нагретого воздуха обеспечат ей подъемную силу, чтобы использовать самодельный парашют и спланировать за пределы досягаемости алчной муравьиной колонии.

Пока. Только пока. Эта армия приближается к Большому Гнезду, а дальше будет только океан. Если родичам Порции не удастся остановить бездумное продвижение муравьев, то писать истории будущих поколений станет некому.

3.3 Молот и наковальня

После ухода Скоулза воцарилось неловкое молчание. Безымянный охранник и та женщина, Нессель, занимались своими делами, не разговаривая друг с другом: она склонилась над компьютерными дисплеями, он мрачно взирал на пленников. Убедившись, что подергивания приводят только к тому, что путы сильнее врезаются в запястья, Холстен начал все сильнее и сильнее тяготиться молчанием. Да, на него был направлен пистолет. Да, на «Гильгамеше», похоже, разразился конфликт, в результате которого его в любую минуту могут убить, но ему стало скучно. Только что вышедшее из стазиса, проснувшееся после десятилетий недобровольного сна тело желало что-то делать. Он обнаружил, что ему приходится прикусывать язык, чтобы не проговаривать собственные мысли вслух – просто чтобы хоть как-то разнообразить происходящее.

А потом кто-то внес ему это разнообразие. Раздались далекие хлопки, которые он задним числом опознал как выстрелы, – и кто-то пробежал мимо люка с негромкими указаниями, которых он не расслышал. Однако стрелок их уловил и моментально выскочил в коридор, забрав с собой пистолет. Без него в маленькой комнате стало на удивление просторнее.

Он посмотрел на Лейн, но та смотрела себе на ноги, не желая встречаться с ним взглядом. Оставалась только Нессель.

– Эй! – начал он.

– Заткнись, – прошипела Лейн, по-прежнему на него не глядя.

– Эй! – повторил Холстен. – Нессель, да? Послушай…

Он думал, что она будет просто его игнорировать, но она мрачно к нему обернулась.

– Бренджит Нессель, – сообщила она ему. – А ты – доктор Холстен Мейсон. Я читала твои статьи тогда, когда… Еще тогда.

– Еще тогда, – вяло поддержал Холстен. – Ну, это… лестно, наверное. Значит, Скоулз был прав. Ты и сама классицист.

– Училась, – ответила она ему. – Потом продолжать не стала. Кто знает, иначе мы сейчас могли быть на месте друг друга.