Детонатор
Шрифт:
— К чему? — тревожно спросил Буров.
— Принять мучения во имя идеи. Лишиться для начала пары ногтей.
— Потом пары яиц, — подсказал второй сотрудник ФСБ.
— Достаточно будет одного, — возразил Королев, сверля Бурова пронзительным взглядом. — Ну что? Сумеешь хранить молчание, преодолевая боль?
Обращаясь к пленному, он пощелкал щипчиками, похожими на маникюрные, но использовавшимися для зачистки и обрезки проводов.
— Не надо делать больно, — быстро проговорил Буров. — Я так все скажу.
— Не очень-то я тебе
— Что вас интересует?
— Не твои сексуальные мечты и пристрастия. Где тромонол?
Королев задал вопрос будничным, почти скучающим тоном, но сердце его лихорадочно билось в груди. Угадал ли он? Расколется ли террорист? Успеет ли Королев докопаться до правды до того, как прогремит взрыв?
— Тромонол? — переспросил Буров.
Он собирался тянуть время, было ясно. Уговаривать его проявить сознательность и гражданскую совесть было некогда. Королев завладел его рукой, раздвинул на ней пальцы и предупредил:
— Сейчас мой помощник перережет тебе перепонки с сухожилиями. Потом займется ногтями.
— Не самая изощренная пытка, но болезненная, не сомневайся, — вставил второй фээсбэшник.
— Но я готов сотрудничать! — взвизгнул Буров.
— Не заметно.
— Клянусь…
Буров попытался приподняться, однако толчок в грудь опрокинул его на спину. Он представил себе Юрчиса. Потом посмотрел в глаза Королеву. И понял, что если из двух зол выбирать меньшее, то оно должно быть таким, которое пока что вне пределов досягаемости. В настоящий момент наибольшим злом являлся Королев и его ухмыляющийся помощник.
— Тромонол у моей напарницы, — заговорил Буров, зажмурившись, чтобы не видеть блестящих щипчиков рядом со своей пятерней. — Ее зовут Ивета. Ивета Янсонс.
— Эстонка? — предположил Королев, делая знак подчиненному, чтобы тот не встревал в разговор.
— Литовка, — сказал Буров. — Во всяком случае, по паспорту.
— Сколько при ней взрывчатки?
— Два килограмма.
— Детонаторы?
— Да. Но пульт у меня.
— Видел, — сказал Королев. — Ты собирался взорвать подружку, верно?
Буров с трудом сглотнул, прежде чем сумел выдавить из себя:
— Д-да.
— Она ни о чем не подозревает?
— Она думает, что в свертке наркота, за которой явится связной. Наверное, уже беспокоится.
Королев покосился на мобильный телефон, изъятый у задержанного.
— Почему же не звонит? — спросил он.
— Мы договорились лишний раз не созваниваться, — пояснил Буров. — Чтобы беседу случайно не засекли. Да и вообще…
Он не закончил последнюю фразу. За него это сделал помощник Королева, которому стало невмоготу хранить молчание:
— Да и вообще эта Ивета уже давно должна была умереть. Так?
— Да, — прошептал Буров. — Скажите, чистосердечное признание мне зачтется?
— Обязательно, — пообещал Королев. — В храме божьем. На исповеди. А пока опиши мне Ивету. Как мне ее узнать?
— До конца концерта минут двадцать осталось, — предупредил помощник.
— Ты
слышал? — Королев сгреб Бурова за воротник, притянул к себе и хорошенько встряхнул.Тот заговорил так быстро, словно участвовал в конкурсе чтецов скороговорок:
— Она брюнетка, крашеная. Худая, вся в черном. Вот здесь, — он ткнул себя пальцем в лицо, — небольшая бородавка, она ее запудривает, но все равно заметно. Помада яркая, лицо бледное.
— Прическа? — уточнил Королев.
— Наверх собрана. — Буров показал рукой: — Вот так.
— В платье или в юбке?
— Платье. Длинное.
— Отдыхай. — Королев, оттолкнув пленника, опрокинул его навзничь и придавил коленом. — Вколи-ка ему снотворное. — Это адресовалось помощнику. — Лошадиную дозу.
— Загнуться может.
— Объявим траур. Общенациональный. Коли, тебе говорят!
— Не надо, — взмолился Буров, который вовсе не хотел загибаться даже ради всенародной славы. — Я… Ай!
Игла вонзилась ему во вздувшуюся вену на шее. Его мнение в расчет не принималось. Его судьба изменилась стремительно и бесповоротно.
О точно таких же стремительных и бесповоротных переменах думалось Ивете, когда она поднялась с места и двинулась к выходу вместе с говорливой, ошалевшей от грохота и световых эффектов толпой.
Потому что шла она не одна. Ее деликатно придерживал за локоть сосед, представившийся Игнатом Николаевичем. В нем было что-то от знаменитого мультяшного героя по имени Карлсон — в меру упитанного мужчины в полном расцвете сил. Не толстый, но пухлый, со взъерошенной шевелюрой на большой голове, он обратился к Ивете, когда «Звездные сны» объявили последний номер и заиграли ритмичное, оглушающее вступление.
— У меня есть то, что тебе надо, — сказал Карлсон.
Вернее, не сказал, а прокричал Ивете на ухо, поскольку за пару секунд до того Джор запел песню.
— Что? — поморщилась Ивета.
Она спрашивала не про то, в чем нуждается. Она просто не поняла, чего от нее надо этому крепышу, распространяющему сильный запах мятной жвачки.
— Ко-ко, — многозначительно пояснил он.
Забыв о происходящем на сцене, она медленно повернула к нему голову:
— Не понимаю, о чем вы.
Он довольно засмеялся, подмигивая:
— Все ты прекрасно понимаешь, дорогуша. Я врач, специалист по реабилитации наркоманов.
— Меня это не касается.
Отвернувшись, Ивета притворилась, что слушает Джора, который вопил на пределе возможностей человеческого голоса.
— Касается, — громко сказал сосед, не опасаясь, что его услышит кто-либо посторонний. — Еще как касается, красавица. Можешь звать меня Игнатом Николаевичем. Но лучше просто Игнатом.
— Я никак вас не собираюсь звать, — отрезала Ивета.
— А теперь? — поинтересовался Игнат Николаевич, похожий на заматеревшего Карлсона. В его руке, как по волшебству, материализовался бумажный пакетик, в котором явно содержалась не сода и не сахарная пудра.