Детская книга войны - Дневники 1941-1945
Шрифт:
Одним из увлечений Миши в те голодные дни был микроскоп, который он собрал своими руками и пытался в него разглядеть жизнь микроорганизмов, которые существовали в блокадном городе вместе с людьми.
Фото на странице - из архива Н. Тихомировой.
3/II-42 г. Температура упала утром опять до 18. Хоть бы потеплело! Я и Нинель в школу сегодня не ходили: с самого утра охотились за мясом. Простояв
Среди нас тоже невесело. У папы расстройство желудка, отсюда сильная слабость. Нас это очень беспокоит.
Имеются слухи о людоедстве: случаи нападения на женщин и детей, еда трупов. Слухи из разных источников; поэтому, я полагаю, это можно принять как факт. Еще одно: на февраль на Нинелю «по ошибке» удалось получить детскую карточку: это очень хорошее подспорье. (...)
11/II-42 г. Мороз 12 градусов; с утра маленькая метель, но к середине дня проглянуло солнце, посветлело. В школу ходил сегодня только я: у папы уроков не было.
День сегодня принес много радости: во-1), прибавили хлеба, и мы в день уже получаем на 300 г. хлеба больше (служащие 400 г.; ижд. 300; дети 300 и раб. 500), во-2), в сводке указано, что нашими частями ликвидирован основной узел блокады Ленинграда. К сожалению, больше ничего не указано. Где?
У нас в последнее время так же прочно, как «замор», вошел в жизнь мертвый час; храним свои силы. Прямо удивительно, до чего мы привыкли и почти перестали замечать отсутствие таких вещей, как свет, вода, уборные. Живем при ночниках, даже лампу зажигаем редко для экономии керосина.
В последнее время начинает замечаться некоторая забота о порядке в городе. На толкучке, разросшейся в последний месяц до невероятных размеров, начали энергично орудовать пешие и конные милиционеры; помои и нечистоты, выброшенные на улицу, заставляют убирать.
Эвакуация идет сейчас, по-моему, полным ходом. По утрам очень часто видишь саночки с вещами, ползущие к Финляндскому вокзалу, откуда идут эшелоны к Ладожскому озеру. Мы же об эвакуации пока невысокого мнения: идут слухи, что везде живется несладко; да и появилась надежда на улучшение положения в Ленинграде.
Р. S. Татьяна Александровна получила письмо из Ташкента от эвакуировавшихся родных. Они пишут, что там очень не сладко: работу найти трудно, с продуктами очень туго, заработки невысокие. (...)
13/II-42 г. (...) Получили пшено, объявлена выдача сахару (всего 950 гр.), завтра ожидается выдача мяса и масла.
Интересен случай, иллюстрирующий трудность получения и ценность воды. В Волковой деревне хозяйка загоревшейся квартиры выскочила на лестницу, по которой поднималась женщина с 2 ведрами воды. Несмотря ни на какие уговоры и мольбы первой, вторая воды дать не пожелала. В результате дом сгорел...
Большое число смертей в городе происходит все-таки от неумения или невозможности в некоторых семьях планово распределить пищу. Некоторые, например, получив утром хлеб, сразу же съедают его. Так же поступают с другими продуктами. Многие из обедающих в столовых, беря по нескольку блюд, в первые же дни исчерпывают всю карточку, а потом пухнут с голоду... У нас в этом отношении дело обстоит благополучно: план везде и всюду. (...)
19/II-42 г. В школу ходили Нинель и я. Дома остался папа: мама тоже ходила к себе в школу. Она обещала вернуться позднее, поэтому мы решили «замариваться» втроем. Только скипел самовар, неожиданно открылась дверь и появился настоящий, живой Боря!!! в красноармейской форме. Все мы бросились к нему. От радости чуть не плакали! Сели
к самовару. Боря из мешка достал масла, хлеба, сухарей, сгущенного молока. Пили чай и не могли наговориться! Ели, конечно, тоже не по-прежнему.Пришла мама... Заплакала от волнения и радости; глядя на их встречу, и мы не могли удержаться от слез...
Оказывается, Боря до последних дней не знал о страшном положении в Ленинграде, а как только узнал, то, взяв продуктов, поспешил вырваться на несколько дней сюда. С большими трудностями добрался сюда, не знал, живы ли мы, цел наш дом. Всех нас очень сильно взволновала эта чудовищно радостная, необыкновенная встреча. Еще сейчас не верится, что приехал Боря!
В голове масса, хаос мыслей. Их приведу в порядок и запишу позднее: сейчас это невозможно сделать. Пока коротко: Боря привез 3 больших буханки хлеба, немного сухарей, консервов, масла, баночку сгущенного молока, макарон, несколько концентратов. Это все для нас сейчас очень кстати! Вечером будет прямо пир. (...)
25/II-42 г. (...) Боря уехал 23-го. Расставаться было тяжело. Кто знает, встретимся ли еще?
За эти дни объявили и выдали еще крупы, по 100 г. масла, по 25 г. какао (детям и рабочим выдают шоколадом), по 1/4 л. керосина. Хлопот полон рот, как видно из этого!
Сегодня к «замору» приходила мама. Выглядит она немного лучше, кормят их там сносно, хорошо с песком и маслом, первого в день 50 г. второго тоже. (...)
28/II-42 г. Сижу дома хранителем жилья и всего прочего. Ноги слабы, тело вялое. Особенно жалуется на это папа: он говорит, что ноги хуже, чем когда-либо. Чем объяснить это?
Был коротенький обстрел. Снаряды ложились где-то очень близко.
Сегодня вернулась из стационара мама. Чувствует она себя лучше, хотя ноги все еще слабы – да и понятно: слишком недостаточен срок и количество питания для таких организмов, как наши. Во время обстрелов много снарядов упало и около стационара мамы. Мама принесла с собой пару крупных осколков.
В последние дни читаем вслух и каждый отдельно Оскара Уайльда: папа на толкучке приобрел томик с главнейшими его произведениями.
Порций хлеба (да и всего прочего) снова чудовищно мало; аппетит адский! Снова мечтаем о прибавке.
1 марта 1942 года. (...) Весь день посвятили уборке; копоть, грязь и беспорядок у нас страшные. Вечером мама получила мясо (это последняя февральская выдача); поели его сырым, с маленькими кусочками хлеба – замечательно вкусно, чувствуешь себя волком.
Слабость в ногах не проходит, хотя последнее время едим каши, жидкие, правда, но все-таки каши. Может быть, это нам только может казаться, что таким «обильным» питанием можно поправить такие организмы, как наши. Борис, например, говорил: «Это не еда, не поправка, а вам надо бросать все да сматываться отсюда, ибо на такой пище далеко не уедешь, а второй блокады вам не пережить». Последнее абсолютно верно. (...)
5/III-42 г. Ну и март! 25 градусов мороза при ясном небе и замечательном солнце. (...) Солнце, заглядывающее в комнату, использую на 100%: рассматриваю инфузорий из загнившей сенной настойки.
15/III-42 г. Воскресенье, половина марта, но все те же чертовы 25 градусов. Мама утром ходила к Балтийскому за белым хлебом (его дают только больным желудком, но маме повезло: она купила за 25 руб. справку, по которой его можно получить). Придя домой, она обменяла 800 г. (на 2 дня) белого хлеба на 1600 г. черного – прямо замечательно! Папа ходил на воскресник – скалывал лед у школы, хорошо хоть, что их там покормили. Завтра папу берут в городской стационар; я снова остаюсь главным истопником, водоносом и т. д. (...)