Детский дом и его обитатели

…Моё детство прошло в городке, перенесшем все ужасы оккупации. Фашисты пожгли почти все села вокруг, и после освобождения ещё лет десять, а то и больше, по нашим улицам ходили нищенки, ютившиеся в землянках на окраинах городка. Ни в одном доме не отказывали в милостыне – давали чаще еду (ломоть хлеба, шматок сала, картошку), но кто-то мог дать и одежду – платье, кофту, сапоги… Отказать нищенке в латанной-перелатанной одежке или не открыть ей дверь считалось немыслимым делом.

И вот теперь, через тридцать лет после окончания войны, я впервые столкнулась с ситуацией, и ни где-то, а в Москве – стольном городе, когда вполне взрослый и здоровый человек занимается внаглую попрошайничеством.

Однако отказать я не решилась.

Глава 3. День второй: что нам стоит дом построить?

И я принесла всё, что просили. Тюк получился внушительный. Юля, повертев каждую вещь в руках, критически разглядывая её на свет, чуть ли не пробуя на зуб, кое-что забраковала. Я едва не задохнулась от обиды, но виду не подала. Ведь выбирала из того, что сама ношу.

– А ты молодчина, – снисходительно похвалила она. – Я, по правде, не очень-то поверила. Думала, если принесешь, так барахло кой-какое.

Я благоразумно промолчала.

– А пальтеца у тебя лишнего не найдется? – снова принялась Юля за привычное дело.

– Что ж тебе, по арматурке не выдали? Ведь вам положено, – уже без всякого политеса спросила я.

Она посмотрела на меня без всякого понимания и сказала:

– Дирюга старьё давала вааще-то на кой оно мне? Что ж я… всякую рвань носить? Иду к Людмиле Семёновне.

– Простите, это, возможно, не моё дело, – говорю я на взводе, – Но каким образом выпускница детского дома оказалась после выхода буквально разутой-раздетой? Ведь ей положен полный комплект одежды, плюс постельное бельё, одеяло, подушка… – Матрац ещё, – подсказала Людмила Семеновна. – И даже мебель списанную, но вполне приличную – из шефской гостиницы, тоже дали. И посуду – некомплект из шикарных сервизов. Ну, пусть кое-где чуть треснуло, дома такую посуду не выбрасывают! – на самой высокой ноте закончила она.

– Так почему же Юля Самохина… Но я не успела закончить свой вопрос.

– Отчего? – свирепо глядя на дверь кабинета, сказала директриса. – Да оттого, что она всё, что ей дали, продала. Про-да-ла! Понятно, да? А теперь вот здесь промышляет. Говорит – обокрали? Врёт. Ну, пусть. Я предложила ей подобрать из бэ-у, новое вторично выдать не могу. Так не хочет! А вы не беспокойтесь, она в накладе не останется. У кого силой отберет, у кого обманом выклянчит. Первая ворюга в детском доме. А что это вас так волнует? Или… уже и у вас просила? Так не давайте.

– Нет, я просто так спросила, – смущенная и подавленная столь тяжеловесной аргументацией, ответила я. – Просто интересуюсь.

А ещё через несколько дней выпал случай поближе познакомиться с пёстрым племенем бывших.

Мой рабочий день близился к концу. Я просто с ног валилась от усталости, однако всю мебель так и не удалось перетащить в нашу отрядную. Стулья, полки книжные и всякую такую мелочь – это ещё кое-как. А вот письменный стол… И зачем только такие столы вообще делают? Двухтумбовый, неразборный, тяжелый до невозможности… Изо всех сил, напрягшись, я едва сдвинула его с места. Нет, черт возьми, его всё-таки надо как-то перетащить в отрядную!

Подложив под ножки стола и привязав ленточками полиэтиленовые мешки, я кое-как всё же исхитрилась пропихнуть его по прямой до конца коридора – толкая свой груз…э-э-э… спиной. Ну, а мои расчудесные воспитаннички сидели-посиживали на диване и во все глаза любопытствовали – интересно ведь до ужаса, как воспиталка справится с такелажными работами…

Моё профессиональное становление происходило необычайно быстро. Уже к концу второго дня я постигла печальную истину во всей её бездонной глубине – дети понятия не имеют, что такое коллективный труд! Всё, что не «лично для тебя», делали из-под палки, или – «доверяли» воспитателям и… шестеркам. Подбить ребят сделать что-либо не для себя лично, а на общее благо можно было лишь за определенную мзду – в детском доме существовала такса на все виды услуг: действовал и единственно торжествовал железный принцип личной материальной заинтересованности. Что такое – «нужно для всех»? «Ни фи-и-игааа!» – неизменно отвечали они, если им вдруг предлагалось хоть чуть-чуть шевельнуть пальцем «ради общества».

Поэтому и дети, все без исключения, бывали неизменно любезны с завхозом. Ему ведь разрешалось кое-что выдавать и без ведома воспитателей – в порядке частного вознаграждения и материального поощрения. Но за это надо было: помочь разгрузить машину с продуктами или новой одеждой, вынести кухонные бачки с отходами – в общем, сделать, что скажут.

Когда я таскала мебель в отрядную, мои оболтусы, кучно сидевшие на диване, развалясь в самых непринужденных позах, с азартом наблюдая и даже изредка комментируя наблюдаемый процесс, не изъявляли, однако, ни малейшего желания как-нибудь поучаствовать в нём лично. Но стоило на этаже появиться завхозу, как дети уже бежали со всех сторон с криком: «Вам помочь?!» – и тут же мчались исполнять поручение.

Помочь, конечно, всегда оказалось надо – пригласили троих, и уже через четверть часа, возвратившись на прежнюю позицию, они беспечно сорили фантиками, то и дело извлекая из карманов горстями хрустящую карамель. Остальные завистливо заглядывали им в рот.

О том, что именно так «привлекают» детей к труду, мне уже сообщил всезнающий муж кастелянши. Однако – метод, на мой взгляд, «запрещенный». И поэтому, чтобы лишний раз не конфузиться, я и не стала лишний раз укланивать детишек, не идут работать вместе со мной, ну и бог с ними…

Правда, когда волокла мимо них стол, они притихли, даже на время перестали хрустеть карамелью. Может, в ком-то и совесть шевельнулась, как знать? А может, просто пробудился острый технический интерес – «допрёт или не допрёт?». А как – если по лестнице?

Избежать конфуза всё же удалось – на выручку пришёл трудовик.

– За что сослали-то? – сочувственно спросил он, пропихивая стол вбок, на лестничную площадку. – Не могли, что ли распределение получше подыскать?

– Ой, что вы! – говорю я счастливо (стол-то наш! И мы это сделали!). – Я уже пять лет почти отработала в университете, а сюда сама пришла, по собственной инициативе. Понимаете…

– Ясно. По лимиту что ли?

– Да нет же, у меня московская прописка. Просто так получилось… Сама захотела здесь работать, понимаете?

– Просто? Сама захотела? – Он, горько усмехнувшись, покрутил пальцем у виска, а может, волосы поправил… Потом достал пачку «Явы», закурил. – Бред какой-то.

– Что вы! В детском учреждении нельзя курить! – возмутилась я, поглядывая по сторонам – нет ли где поблизости моих деток.

– Эх-хехе…

И я прикусила язык, стушевавшись под его насмешливо-сочувственным взглядом.