Детский дом и его обитатели

– Да так, пустячки, – машет рукой мужчина. – Положил на рельсы консервную банку с цементным раствором. Маленькую такую баночку… килограммов на пять…

– Зачем? – ужаснулась я.

– А чтоб посмотреть, как поезд её расплющит.

– Беев, ты что? – набрасываюсь я на террориста.

– Паршивец! – кричит стрелочник, тряся Беева за шиворот и не выпуская из рук. – Вот расплющить бы ему башку хорошим дрыном, узнал бы тогда, как поезда под откос пускать!

И тут он влепил Бееву увесистую оплеуху. Беев заорал дурным голосом и вцепился зубами ему в руку.

– Прибью, гадёныш… – вконец разъярился мужчина, готовясь нанести очередной воспитательный удар по малолетнему злоумышленнику.

Но тут к нему подскочил совхозный бригадир, как раз возвращался с поля.

– Не бей ребёнка! – закричал он грозно. – Это сирота!

– А мне что за дело, поезд сошёл бы с рельсов, никто б и смотреть не стал, что сирота, – кричит ему в ответ стрелочник.

– А ты вот ей это скажи, – говорит уже спокойнее бригадир, – воспитательнице. Тебе за что деньги платят, а?

Теперь они оба с прежним энтузиазмом набросились на меня.

– Вы правы. Спасибо за напоминание, – говорю я сухо и решительно выдёргиваю Беева из рук экзекутора, затем веду его к себе в Голубятню.

– Мало дал, мало… – сокрушённо сетует тот, дуя на ранку от укуса на своём запястье.

– Гнать таких воспитателей надо, – бросает мне в спину бригадир.

– Вы совершенно правы – я не справляюсь. Дети идут вразнос. Но вы, вместо того, чтобы кричать на меня в присутствии детей, посоветовали бы что-нибудь дельное.

Он немного успокаивается и говорит:

– Да это дикарята какие-то, а не дети.

– Вот и держали бы их дома, в клетках, а не возили по курортам, – поддерживает стрелочник, встряхивая руками.

– И это правда, – говорю я.

Они уже успокоились и разговаривают между собой. На меня искоса всё ещё поглядывают, но не так уже грозно.

– Посоветовать могу вот что, – говорит стрелочник, грозя пальцем Бееву. – Тут одна семья есть…

– Ясно, а детей нет.

– Есть и свои дети, да взяли бы ещё одного мальчонку на воспитание, слышал такой разговор.

– Пока трактор не сломает, – высказал сомнение бригадир.

– А у них что, свой трактор? – высунулся Беев.

– У них всё есть. Есть у них и ослик с тележкой. И мотоцикл. Хозяйство большое. Не соскучишься. У зятьёв по «Жигулю». Пойдешь к ним жить? Да выходи ты, не бойся уже.

Беев смущенно подошёл к ним.

У Беева мать была жива, что могло очень осложнить процесс усыновления. Пока шло оформление документов, Беев оставался с отрядом. Но вот из детского дома пришли все бумаги, не хватало только отказной от матери. Существовала эта мама только на бумаге. Сына не видела с рождения. Из личного дела я знала, что у неё есть ещё и дочка, на год старше брата. Когда же пришёл ответ от матери (коротенькое заявление на листке в линейку из школьной тетрадки), я не сразу решилась показать его Бееву.

Размашистым почерком было написано очень небрежно:

«Я, Беева Галина Николаевна, обязуюсь не претендовать на моего сына Беева Виктора Юрьевича и не возражаю против его усыновления семьёй Мачивариани, проживающей по адресу…»

И ниже – число, подпись и печать нотариуса, заверившего этот страшный документ.

Галина Николаевна Беева не была лишена родительских прав. Сына она оставила в роддоме – решила, что ей не справиться с двумя малышами. Её последний муж исчез за два месяца до рождения Вити. Так прошло тринадцать лет. Жизнь её как-то устроилась, она снова была замужем и ждала уже третьего ребёнка. А тот, первый, попал в заключение, их развели заочно. Теперь у них была вполне обычная семья с ежемесячным доходом на «реальную душу» около ста рублей. Новый муж Галины Николаевны работал токарем на большом заводе и прилично зарабатывал. Это всё я узнала уже в сентябре, когда пришла к ним домой с необъявленным визитом.

– Галина Николаевна, вам, наверное, известно, что Витя возвратился в детский дом от своих усыновителей.

– А что так? – испуганно так спросила.

– Не заладилось, – сказала я.

– Значит, работать заставляли, – сказала она, вздохнув.

Мнёт в руках фартук и продолжает испуганно поглядывать на меня.

– Трудно сказать, что там произошло. Он ничего не говорил, и в семье тоже молчали.

– У вас в детдоме они набалованные, а в семье да на селе дети ведь работают. Прижучили маленько, он и сбежал.

– Возможно, – отвечаю я. – А вам самой не хотелось бы встретиться с сыном?

– Мне? – вскрикивает в ужасе она.

– Он так похож на вас…

– С чего это мне с ним видеться?

– Сын всё-таки.

– Я всё равно к нему привыкнуть не смогу.

– А может, попробуете?

– Сказала же…

– Но ведь даже чужих детей берут! И привыкают.

– Кому надо, тот пусть и берёт. У меня вот итак двое.

– Муж не хочет?

– Он моложе меня…

– Вот оно в чём дело.

Женщина испуганно и пристально смотрит на меня.

– Скоро дочка съедет, так второго заведём. Куда мне ещё этот.

– А зачем ей съезжать? – удивляюсь я.

– А Север поедет, там скорее мужа хорошего найдёт. А в Москве мужик набалованный, на каждом углу за пятёрку найдёт. А то ещё мода пошла – чтоб баба платила. Так что пусть едет. А то тут по подъездам затаскают…

– У вас нормальные жилищные условия, две комнаты всё-таки.

– Это сейчас нормальные, а как вырастет, компании начнёт водить… Так что этого ещё… Витьку… не надо, нет, не могу сюда взять.

– Да вы его совсем не знаете! – говорю я.

– Вот именно – не знаю. Куда ж я его возьму?

– Но хотя бы повидаться, разве не хотите?

– Мне еду готовить надо. Муж скоро с работы придёт.

– Тогда ладно, желаю вам счастья. Больше насчёт Вити уговаривать не стану.

– А что уговаривать, когда условий нет?

– Да, конечно.

Нам действительно не о чем было больше разговаривать. Стоя у двери, Галина Николаевна грустно смотрела перед собой.

– До свидания, – сказала я, когда подошёл лифт.

– Прощевайте, – ответила она и кивнула.

Мне показалось, что ей захотелось остановить лифт, попросить меня вернуться и продолжить разговор, но это моё подозрение так и осталось – из области предположения.

Она не передумала.

Больше я к ней не ходила.

Сестра же Витина навещала его в детском доме несколько раз.

Мы с ребятами меняли бельё в спальне, Беев пылесосил дорожки в коридоре. Влетает на этаж Огурец, весь в мыле.

Кричит:

– Бей, а Бей! Дуй вниз, к тебе сеструха приехала!