Детское время
Шрифт:
Женщинам продали. Но не простым, а самым настоящим богиням. Одна из этих богинь долго его мучила: тыкала иголками, выцеживала кровь — и Киан искренне верил, что она готовила его в качестве жертвы для какого-то очень сложного обряда. Поэтому когда богиня сказала (другой богине, специально пришедшей для этого к первой) «этот парень вполне годится», он приготовился умереть. Но еще одна богиня (богиня порядка Лариса, как он узнал позднее) сказала ему то, что полностью перевернуло его жизнь:
— Так, парень, отныне ты будешь мужем уважаемой Кати. Верным мужем, и уж постарайся, чтобы она не разочаровалась в своем выборе.
Чрезвычайно обрадованный тем, что умирать в ближайшее время не придется, Киан старался. И лишь чуть позже начал потихоньку жены-богини бояться.
Не разочароваться в жизни ему помогло то, что другая богиня — уважаемая Виктория — увидев, как он делает какую-то замысловатую деревянную игрушку, позвала его работать на свою фабрику, где делались разные музыкальные инструменты. И если раньше Киан думал, что про дерево он знает почти всё, то на фабрике он быстро понял, что за первые восемнадцать лет он только-только освоил самые азы. Впрочем, никто его этим не укорял, а новый опыт и новые знания сами как-то приходили… со временем.
На музыкальной фабрике работать Киану очень нравилось. Как нравилось и то, что жене нравилось то, что он делает. Но страх — он только усиливался, ведь Киан очень хорошо помнил, что стало с тем серым котом, когда он сильно заболел. Поэтому когда дочь предложила ему уехать с ней в новый город, он ни минуты не раздумывал. Правда у жены все же разрешения уехать спросил — но она, по счастью, возражать не стала…
Оскар еще в самом начале своей работы в процессе «приемки дел» поинтересовался у Лизы:
— Елизавета Александровна, а зачем мы строим все эти мелкие городишки в чистом поле? Я понимаю, что, например, Липецк в другом месте не выстроить было, ведь руду далеко возить не удобно. Или Лисичанск, Донецк — там уголь копать надо. А мелкие городишки зачем?
— Наша территория потихоньку расширяется, и — обрати внимание — расширяется она в основном мирно. Ставим мы маленький пограничный городок, народ окружающий замечает, как в нем люди хорошо живут, потихоньку торговать туда приходят, а потом — увидев, что под городом этим жизнь просто безопаснее, поближе к нему и селиться начинает. Детей в школы отдает…
— Я про пограничье понимаю. А зачем такие городки мы ставим не на границе и вообще там, где и ископаемых никаких нет, и даже народу почти не наблюдается. Владимир, Александров. Или Вологду, где вообще на сто километров вокруг хорошо если пара деревень найдется. На Волге города ставим у пунктов заправки, хотя там и небольшой деревушки достаточно. А ведь ко всем этим городишкам мы и дороги планируем выстроить. Ну зачем к городку с полутысячей жителей тянуть двести километров железной дороги? Нет, вы не подумайте, я не то чтобы против всего этого, я просто хочу понять зачем это…
— А, теперь поняла что ты спрашиваешь. Ну, попробую объяснить… У нас цивилизация городская, промышленная. И благодаря промышленности у нас один крестьянин может прокормить десять человек. И что это значит?
— Что в деревне должно быть в десять раз меньше народу… Но ведь это не так!
— Конечно не так. Потому что у крестьянина есть свои дети, которых он тоже кормит. А у рабочего в городе есть и дети, и он сам сытно поесть не против — и выходит, что в деревне у нас сейчас живет шестьдесят процентов населения. Понятно?
— Да. Пока понятно.
— Ну что же, продолжим. Вот взять, к примеру, Рим. Город Рим. В нем живет шестьсот тысяч человек, которые явно не крестьяне, но сытно есть очень даже желающие. Поэтому им только зерна каждый день нужно шестьсот тонн. Еще масла, вина, овощей всяких, рыбы и мяса и чтобы все это в город привезти, в день в город должно приходить минимум восемь онерарий. На самом деле двенадцать, восемь только для зерна требуется.
— И что?
— Даже восемь онерарий — это примерно двести пятьдесят человек в экипажах. И я ещё не считаю грузчиков, которые все эти корабли разгружать должны, потому что грузчики каждый день новые корабли разгружает. Но учти: каждая онерария из Африки, допустим, приходит раз в месяц. На самом
деле реже, но не будем мелочиться. И вот если даже не мелочиться, то всего кораблей должно быть уже не восемь, а примерно двести пятьдесят. Семь тысяч пятьсот моряков — уже заметно больше одного процента населения Рима, но ведь и это не всё. Корабли-то по морю ходят семь месяцев в году, так что прокорм нужно с запасом возить — и получается, что только моряков требуется тринадцать тысяч. На самом деле, если считать все продукты питания и учитывать реальные длительности рейсов, в Рим их везут чуть больше, чем двадцать тысяч моряков. Еще около пяти тысяч человек везут продукты посуху, то есть четыре процента населения Рима занимаются лишь тем, что доставляют продукты всем остальным. А если вычесть детей и стариков, к труду не приспособленных, то оказывается, что восемь процентов трудоспособного населения обеспечивают только пропитание города. Но по факту положение еще паршивее, ведь склады продуктов нужно охранять, со складов доставлять в лавки и места раздачи еды дармоедам, несколько раз все это погружать-разгружать — и вот уже пятнадцать процентов населения города никакого полезного продукта не выпускает.— А причем здесь Рим?
— А теперь рассмотрим… ну, хотя бы, Рязань: тоже город немаленький, тридцать тысяч народу в нем. Тридцать тонн зерна в день… на самом деле двадцать, потому что у нас не хлебом единым… семь тысяч тонн в год. Столько зерна крестьяне выращивают на полях в радиусе тридцати километров, и три тысячи окрестных мужиков в город на элеватор столько привозят за четыре дня. Не специально дрессированные перевозчики, а те же самые мужики, которые это зерно вырастили. Овощи-фрукты они тоже привозят, опять же в свободное от прочих дел время. И в Рязани распределением того же хлеба занимается чуть больше тридцати человек, которые работают на элеваторе и городской мельнице. Не пятнадцать процентов, а одна десятая процента.
— Начинаю понимать…
— Дай закончить. А теперь возьмем… да хоть Владимир. Три тысячи населения, еду привозят с десятка окрестных деревень, тратя на это пару часов в один конец. Но, в отличие от даже Рязани, горожане — не все, но почти все — еще и подсобное хозяйство держат. Ты думаешь, зачем Катя творила проекты деревянных домиков? Не домов в деревни, там она в борьбе за кирпичные всех победила уже, а домиков в садово-огородные пригородные поселки. Во Владимире рабочих чуть меньше пяти сотен человек… больше, но я именно семей в виду имела, возле города — два поселка по две сотни огородных участков. И вот эти четыре сотни рабочих уже сами себя обеспечивают картошкой, ягодами, фруктами. И город потребляет не три тонны зерна в день, а даже меньше тонны, а крестьяне в город возят лишь молоко, яйца и мясо разное. И возят даже больше, чем город может съесть — а поэтому из Владимира каждый день в другие города отправляется почти две тонны макарон и тонн пять консервов разных.
— Это-то понятно… но зачем все же Вологда? Это же и далеко, и прибавки населения от местных…
— Ты планы-то внимательно читал? Вологда — это только начало, потом будут и Тотьма, и Великий Устюг, и Котлас. Холмогоры и Архангельск — а это всё Беломорье. И, между прочим, в Посухонье и вдоль Северной Двины народу тоже живет немало, и подружиться с ними нам будет очень полезно.
— То есть присоединить…
— Подружиться. А захотят они присоединиться или нет — это уже не наше дело. То есть наше дело сделать так чтобы захотели — и вот для этого-то эти маленькие городки в глуши нам и нужны. Чтобы люди могли сами туда придти и увидеть как надо жить. Как надо жить счастливо.
Когда Александру Колмогорцеву назначили «градоправительницей» в небольшой, только что выстроенный, городок, она даже не удивилась. А чего удивительного? Ярослава Королёва назначили главой Ярославля, Вовку Семенова послали во Владимир, а она чем хуже? Она даже лучше, ведь её сам Никита решил назначить главным инженером нового завода по выпуску электрофонов. Хотя, если быть честной, нельзя не признать что у Никиты в цехе, занимающимся выпуском этой не самой сложной продукции, инженер вообще был один. Одна…