Детство и юность Катрин Шаррон

— Тогда, — вздохнул дядюшка Батист, — ну, тогда… — Внезапно лицо его просветлело; он обернулся и показал рукой на тропинку. — Вот!

Вытирая большим клетчатым платком обильно струившийся с лица пот, крестная Фелиси показалась у поворота дороги.

— Если у Кати ничего не выйдет на фабрике, — продолжал дядюшка Батист, мадам Фелиси всегда найдет ей новое местечко у богачей с Верха.

— Уф! — воскликнула толстуха, грузно шлепаясь на скамью, где сидели старый рабочий и Жан Шаррон. — Ну и дела…

Катрин принесла крестной стакан воды. Фелиси выпила его маленькими глотками. Все окружили пришедшую, горя нетерпением услышать ее рассказ. Но Фелиси не спешила начать; она тщательно вытерла рот платком и стала поправлять волосы, явно наслаждаясь общим вниманием.

— Ну вот, — выдохнула она и снова замолчала.

Не в силах дольше сдерживаться, Катрин спросила:

— Крестная! Вы видели госпожу Дезарриж? Что она сказала? А барышня?

— Сердятся ли они на Кати? — с беспокойством подхватил отец.

— Сердятся не сердятся — вам-то что, Шаррон? — пробурчал дядюшка Батист.

Фелиси замахала на них своими короткими пухлыми руками.

— Тсс…тсс… — воскликнула она. — Дадите вы мне сказать хоть слово?

Теперь Катрин уже не хотела слушать. Но крестная, набрав полную грудь воздуху, сложила руки на животе и приступила к рассказу.

Прежде всего она посвятила во всю историю свою «коллегу», госпожу Пурпайль, а та доложила дело барыне. Знали бы вы только, какой разразился скандал! Матильда и ее приспешница, мадемуазель Рашель, бросились на колени перед барыней, испрашивая прощение, но молодая барышня была неумолима.

Короче говоря, господа решили прогнать обеих склочниц и…

Тут Фелиси снова сделала паузу, выпятила грудь вперед и обвела присутствующих торжествующим взглядом.

— И, — продолжала она с пафосом, — они готовы принять обратно Кати, но уже на должность компаньонки молодой барышни!

— Компаньонки! — ахнула Катрин.

Теперь все взгляды были устремлены на девочку, которая то краснела, то бледнела.

— Компаньонки, — повторил отец, — неплохая работа…

— Еще бы, — самодовольно фыркнула Фелиси.

Дядюшка Батист и Франсуа молчали. Старик сосредоточенно курил свою папиросу. Франсуа вынул из кармана кусок дерева и стал обстругивать его перочинным ножиком.

— Ей придется жить в доме у хозяев? — спросил отец.

— Разумеется. Уж не хотите ли вы, чтоб компаньонка такой знатной барышни, как мадемуазель Эмильенна, жила в вашей хибаре?

Дядюшка Батист швырнул окурок на землю и громко сплюнул. Катрин со страхом покосилась на него.

— Вы слышали, Шаррон? — спросил старый рабочий. Отец поднял голову, но, вместо того, чтобы повернуться к старику, уставился на Катрин. Он смотрел на нее с явным любопытством, видимо, пытаясь представить себе, как будет выглядеть дочь в ее новой должности.

— Вы слышали, Шаррон? — повторил насмешливо дядюшка Батист. — Ваша дочь не сможет больше жить с вами; ваш дом не годится для компаньонки знатной барышни. Разумеется, ей прикажут не слишком часто навещать вас: компаньонка должна сторониться простых людей, даже если эти люди — ее кровные родственники, особенно если они бедны, плохо одеты и живут в лачуге…

— Но помилуйте!.. — воскликнула, задыхаясь, Фелиси.

Она была так раздражена, что не находила слов. Лицо ее скривилось, она хлопнула себя пухлыми ладонями по коленям и выпалила:

— Мосье Батист, надеюсь, вы не собираетесь помешать моей крестнице выйти в люди?

Старый рабочий хотел было ответить, но Жан Шаррон опередил его:

— Если Кати поступит на эту новую должность, я знаю, что ее отношение к нам не изменится, она не забудет нас, будет наведываться к нам по воскресеньям. Горничная Матильда и дама-компаньонка — вот что меня беспокоит.

Если господа прогонят их, они постараются отомстить Кати, чем-нибудь повредить ей…

— Не беспокойтесь. Я говорю вам: негодницы уберутся восвояси и не посмеют даже пикнуть.

Дядюшка Батист поднялся с лавки и застегнул свою куртку на все пуговицы. Катрин хотелось подбежать к нему, умоляя ничего не говорить. Но она сидела, словно пригвожденная, дрожа всем телом.

— Значит, так, Кати? — спросил старик. — Тебя устраивает оставаться всю жизнь прислугой?

— Быть прислугой ничем не хуже, чем быть рабочим! — отчеканила Фелиси.

— Это как сказать.

— «Как сказать, как сказать»! Думаете, мои соусы стоят меньше, чем те фарфоровые штучки, которые вы делаете на своей фабрике?

— Конечно, стоят! Если бы ваших соусов не было, мои тарелки и блюда нечем было бы заполнить, но, если бы этих блюд и тарелок не было, ваши соусы некуда было бы наливать!

Фелиси расхохоталась своим кудахтающим смехом. Дядюшка Батист улыбнулся и дружески хлопнул крестную по плечу.

«Спасена! Я спасена!» — подумала Катрин. Но радость ее была недолгой.

Крестная еще продолжала смеяться, а лицо у дядюшки Батиста уже снова стало серьезным. Он подождал, пока Фелиси успокоится, и медленно спросил:

— Ну, Кати, что же ты думаешь делать?

— Что за вопрос? — удивилась крестная. — О чем ей еще думать, раз она получила приглашение вернуться на самое первое, самое лучшее место?

— Помолчите-ка, Фелиси!

Старый рабочий сказал это грубо и резко, почти крикнул. Он, по-видимому, тут же пожалел о своей грубости, потому что добавил уже обычным своим галантным тоном:

— Вы же понимаете, что Кати сама должна выбрать…

— Да что тут выбирать-то? — снова изумилась Фелиси.

— Дядюшка Батист добился разрешения господина де ла Рейни, чтобы Кати приняли на фабрику работницей, — объяснил отец.

— Ах, вот в чем дело! Вот в чем дело!

Кивнув головой, Фелиси посмотрела по очереди на Жана Шаррона, на Катрин, на дядюшку Батиста и на Франсуа, потом снова кивнула.

— Ну, как, Кати? — повторил старый рабочий.