Детство в царском доме. Как растили наследников русского престола

В это время Максим Грек написал для наставления молодого государя «Главы поучительны начальствующим правоверно». Они начинались весьма резким утверждением, что тот, кто подчиняется действиям страстей – «ярости и гневу напрасному и беззаконным плотским похотем», – не человек, но «бессловесного естества человекообразно подобие». Далее шла речь о том, что истинному христианину не подобает услаждать свои глаза «чюжими красотами», а слух «душегубительным глумлением смехотворных кощунников». Ему не следует открывать свои уши для клеветников, «ниже язык удобь двизати в досады и злословия и глаголы скверны».

Вняв поучениям и под влиянием священника Сильвестра, с которым Иван сблизился в 1547 году, он начал читать – в первую очередь, конечно, богословские и нравоучительные труды – и обсуждать с Сильвестром прочитанное. Высокообразованным человеком был и духовник Ивана протопоп Благовещенского собора Андрей, и Андрей Курбский, один из друзей молодости Ивана. Под их совместным влиянием, как считается, Иван занялся восполнением недостатков образования и в довольно короткие сроки овладел «безднами премудрости». В дальнейшем он обнаруживал глубокое знание древнерусской книжности и Священного Писания, был знатоком духовной музыки, и ему даже приписываются некоторые духовно-хоровые сочинения той поры. Уже взрослым он много читал по древней и новой истории (древнерусские переложения византийских хроник и т. п.). Основные знания Иван набрал в 1550-х годах.

В итоге он заслужил у потомков славу одного из лучших литераторов своего времени, автора нескольких ярких и весьма информативных «Посланий».

Особого упоминания среди его сочинений заслуживает Духовная грамота (завещание) 1572 года, продолжающая традицию древнерусских «поучений» (таких как «Поучения» киевского князя Владимира Мономаха, жены суздальского князя Всеволода Юрьевича Марии, великого владимирского князя Константина Всеволодовича и др.). «Заповедую вам, да любите друг друга, – наставлял царь Иван сыновей. – Сами живите в любви и военному делу сколько можно навыкайте… Как людей держать и жаловать, и от них беречься, и во всем уметь их к себе присвоивать, вы б и этому навыкали ж. Людей, которые вам прямо служат, жалуйте и любите, от всех берегите, чтоб им притеснения ни от кого не было, тогда они прямее служат, а которые лихи, и вы б на тех опалы клали не скоро, по рассуждению, не яростью…

Всякому делу навыкайте: естественному, судейскому, московскому пребыванию и житейскому всякому обиходу, как которые чины ведутся здесь и в иных государствах, и здешнее государство с иными государствами что имеет, то бы вы сами знали. Также и во всяких оби- ходах, кто как живет, и как кому пригоже быть, и в какой мере кто держится – всему этому выучитесь: так вам люди и не будут указывать, вы станете людям указывать. А если сами чего не знаете, то вы не сами станете своими государствами владеть, а люди…

И люди бы у вас заодно служили, и земля была бы заодно, и казна у обоих одна – так вам будет прибыльнее. И ты, Иван сын, береги сына Федора и своего брата, как себя, чтобы ему ни в каком обиходе нужды не было, всем был бы доволен… А ты, сын мой Федор, держи сына Ивана в мое место, отца своего, и слушай его во всем, как меня, и покорен будь ему во всем и добра желай ему, как мне, родителю своему».

Сам Иван Васильевич, как мы знаем, следовал далеко не всем правилам преподаваемой им же науки, но сыновья его, в особенности доброжелательный и набожный Федор, отцовским заветам внимали и старались им следовать.

Любопытно, что скорее всего свои сочинения Иван Васильевич не писал, а лишь надиктовывал. «Писать своей рукой, – пишет современный исследователь, – считалось как бы недостойным государя. Так, служилые люди, вплоть до бояр высокого ранга, если были грамотны, сами подписывали те или иные документы, а имя царя на грамоте писал дьяк, царь же лишь прикладывал к ней свою печать».

Едва ли не первым государем, любившим писать собственноручно и делавшим это весьма часто и охотно, был Алексей Михайлович, которого, как и всех остальных детей Михаила Романова, воспитывали в высшей степени «чинно», в полном соответствии с образцом.

Алексей Михайлович был первенцем царя Михаила. Крестили его в Чудовом монастыре. Крестными стали келарь Троицкой лавры Александр Булатников и двоюродная бабка новорожденного Ирина Никитична Романова. По традиции, в честь рождения Алексея были устроены праздничные столы – родинный, затем крестинный. Дед, патриарх Филарет, благословил внука крестом, в котором находилась частица Животворящего древа, Млеко Богородицы и восемь частиц мощей разных святых; великая инокиня Марфа (бабушка) – фамильным образом Богородицы. На крестинах свои дары новорожденному преподнес и отец Михаил Федорович. Это был золотой крест с частью Ризы Христовой и часть мощей св. благоверного царевича Димитрия. Среди подношений были также частицы мощей преподобного Михаила Малеина и св. Евдокии, тезоименитых отцу и матери Алексея.

Первой мамкой Алексея Михайловича была дворовая боярыня Ирина Никитична Годунова. Затем ее сменила Ульяна Степановна Собакина, к которой царь сохранил привязанность на всю жизнь. Уже взрослым он постоянно справлялся в своих письмах сестрам о ее здоровье.

Известно имя первого духовника Алексея Михайловича – священника главной «домашней» церкви царского семейства Благовещенского протопопа Максима.

Дядькой у Алексея был известный боярин Борис Иванович Морозов, игравший впоследствии, когда питомец его начал царствовать, важную государственную роль. Помощником Морозова был назначен окольничий Василий Иванович Стрешнев. Для обучения царевича грамоте был приглашен дьяк Василий Сергеевич Прокофьев, письму и счету его учил подьячий Посольского приказа Григорий Васильевич Львов, бывший, по московским меркам, человеком весьма образованным. Пению царевич учился у певчих дьяков Луки Иванова, Ивана Семенова, Михаила Осипова и Николая Вяземского. Приучение к коню и обучение верховой езде Алексея происходило, как и других царских сыновей, очень рано, и впоследствии, по отзывам современников, он был лихим наездником.

У царевича был собственный штат накрачеев – музыкантов, бьющих в бубны. Его «тешили» борьбой с медведем, показывали, как «работают» охотничьи соколы (возможно, именно тогда, в возрасте двух-трех лет, зародилась всепоглощающая страсть царя Алексея к соколиной охоте), перед ним выступали «метальники» – акробаты и жонглеры, его смешили «дураки и карлы». В 1636 году семилетний царевич начинает играть в шахматы. В восемь лет он уже вовсю стреляет из лука. В документах сохранились упоминания о стрельнике Проньке Донкове, которому приходилось не покладая рук делать стрелы для воинственных царевичей – Алексея и его младшего брата Ивана.

Учился Алексей блестяще, прилежно и очень быстро. Он не только научился читать, но и пристрастился к чтению. Очень рано у него стала формироваться собственная библиотека, в которую входили подаренные и купленные ему книги – азбуки, Апостол, Октоих, Псалтирь, Тестамент (поучения византийского императора Василия сыну Льву), Космография, Лексикон, Стихирарь, Триоди, Грамматика литовской печати.

Со временем благодаря усиленному самообразованию Алексей сделался весьма знающим человеком, одним из немногих московских «интеллектуалов» своего времени. Он оставил воспоминания о русско-польской войне 1654–1667 годов, написал учебник о соколиной охоте («Урядник сокольничьего пути»), пробовал сочинять стихи.

Любопытно, что именно этому государю, носившему знаковое прозвище «Тишайшего» и воплощавшему в себе идеал чинности и благочестия, выпало осуществить целый ряд значимых реформ как в области законодательства и религиозной жизни, так и во всем тогдашнем жизненном укладе. Символами царствования Алексея стали: свод законов – Соборное уложение 1649 года, церковный раскол, воссоединение с Украиной, Немецкая слобода, полки «иноземного строя» и первый русский театр. Своих детей царь Алексей тоже рискнул воспитывать по-новому, в соответствии с новейшими на тот момент образовательными тенденциями.