Детство
Шрифт:
— Погоди, сейчас, — Сворачиваем в обжорные ряды, и я веду к знакомым торговкам, ориентируясь по запаху, — Два с вареньем!
— Да я ел, — Начинает отнекиваться Чиж.
— И я с тобой поем!
Вроде как за компанию, он неловко принимает пирожок и аккуратно, но жадно откусывает, жмуря от удовольствия глаза. То-то! Ел он, как же. Может и ел, канешно, но больно уж худющий, как только што после зимы.
— Дружок мой, Санька! — Проглотив кусок, сообщаю торговкам, — Первеющий! Если што вдруг, так помогите, в долгу не останусь!
Пытаюсь сделать суровую физиономию,
Довёл до флигеля и представил соседям.
— Санька! Дружок мой самолучший! С нами теперь жить будет!
— Н-да, — Отозвался Живинский, оторвавшись от беседы, — наше общество становится всё моложе. Впрочем, я не против — живите, молодые люди!
— Александр Иванович, — Прошу доброго пьянчужку, проживающего в соседнем нумере, — Не соблаговолите ли подвинуться? Аккурат в нумер Лещинсково, дабы Санька со мной по соседству жил.
— А сам, — Заморгал заплывшими глазками бывший почётный гражданин города Москвы, — ну… Лещинский!?
— Так он на той недели ещё опился, отпели уже.
— А?! А… — Дядя Саша, усиленно хмуря лоб, принялся передвигать вещи, што не заняло много времени.
— То-то я гляжу, — Бурчал он, — Сунул давеча сапогом, а там пусто! Опился, надо же… говорил я ему казёнку брать, а не невесть что у непроверенных торгашей. Эх, Вадим Николаевич, Вадим Николаевич…
Пока мы общались, Санька лупал растерянно глазами вокруг, прижимая к себе котомку обеими руками.
— Лезь! — Пхнул я ево в плечо, и дружок запрыгнул на тряпки, где и уселся, подвернув ноги калачиком, — Рассказывай!
— Бабка померла, — Дрогнул он голосом, перекрестившись быстро.
— Царствие Небесное, — Крещусь и я.
— Вот… — Начал Санька после короткого молчания, — как умерла, так и началось. Опомниться не успел, как я у старосты живу, а всех денег — семнадцать рубликов.
Он потянул бечёвку нательного креста и показал мешочек:
— Здесь прямо, для верности.
Сашка начал рассказывать деревенские новости, живо интересовавшие меня.
— … а она? Да ты чё? За Фильку? Вот нашла женишка!
— Порченая потому как! Да не тишком, а бабы застукали с Акакием Зотовым, на всю деревню и ославили.
— Женатиком?!
— Ну!
— Дура! Прыщавая!
— Прыщей теперь нет, — Засмеялся негромко дружок, — Зато пузо вылезло! А от ково, поди теперь узнай! По срокам оно непонятно выходит.
— А мои, мои што?!
— Ну… так, — Замялся Санька, — сами ничево, а так вообще не очень.
— В рост они твои деньги пустили! — Бухнул он наконец.
— Тьфу ты ж блять! — Вырвалось у меня, — Были люди, да и кончились!
Чиж вздохнул виновато и опустил голову.
— Ладно! — Хлопаю ево по плечу, — Не бери в голову чужие проблемы. Не ты в том виноват, не тебе и печалится.
— А сейчас, — Вскакиваю на ноги, потому как сидеть после таких новостей невмочь, но и слушать дальше не могу,
потому как переварить надобно, — пошли-ка в баню! Для начала сменку тебе купить, штоб в чистое сразу.Санька, дрогнув на мгновение, полез за пазуху, но я хлопнул ево по руке и тут же потащил к выходу. Заскочил к съёмщику и отдал деньги за Чижов нумер, вперёд за две недели.
— Деньги есть, — Тихохонько рассказываю другу, не отпуская ево руку, — да не поверишь! Плясками зарабатываю! Да не как Жижка, которово просто на праздники звали и за то лишнюю стопку наливали. Москва, брат! Денег у иных купцов стока, што просто не знают, куда девать! Иной всю нашу деревню на корню по сто раз купить и продать может, так-то!
— Таких денег и не бывает, — Осторожно не поверил мне Санька, — если только у Государя-анпиратора!
— Увидишь! — То, што я не стал спорить, убедило ево лучше всего, — На такую дурость порой тратят, што прости Господи! Ну и на мои пляски тоже. Станцую, и нате! От ста рублей.
— Божечки…
— А не поверишь! Вроде и деньги есть, а потратить толком не могу! Документов-то нетути! Ни дом купить, ни в банк положить, ни даже квартиру снять.
— Одеться! — Трясу пусть и неплохую, но прошедшую через десяток хозяев, одёжку, — Одеться даже толком не могу!
— А Иван Карпыч тебя из рук не выпустит, — Понял глубину моей проблемы Чиж, — особенно теперь, после таких-то денег.
— Ага! А ещё и сапожник етот треклятый, которому я вроде как законтрактован. С соседями моими тоже…
— А! — Машу рукой, — Не заморачивайся! Просто с деньгами етими я как тот наездник, што без седла на понёсшем коне оказался. Вроде и скачет быстро, но не управляет им. И всех мыслей — как бы руки не разжались, да как бы не упасть, потому как косточки потом по оврагам собирать.
Одёжку Саньке закупал как для себя, у знакомово старьёвщика. Такая, штоб на Хитровке щёголем не казался, и штоб с городу дворники сразу не гнали, как явного хитрованца и трущобника. Посерёдке, значица. Там свои хитрости есть, как одёжку с обувкой подбирать, да как держаться.
Объясняю попутно ети тонкости, но вижу — в одно ухо влетело, в другое вылетело. Потому как впечатления! Ничего, сам таким был, не один месяц нужен, штоб привыкнуть.
А всё равно! Объясняю, показываю и попутно выстраиваю в голове план на ближайшие недели. Провести по Хитровке, показать нужным людям, перезнакомить ево с кем надо.
«— Курс молодого бойца» — Всплыло в голове. А?! Ну да, он самый. Штоб не пропал хоть на ровном месте, здесь такое легко.
Так, потихохонько, и провёл по рынку. Одежку-обувку подобрал, чашки-ложки, да отнесли всё ето в нумера.
— А теперь, — Собрав чистое бельё в узел, я ажно жмурюсь от предвкушения, — В баню! В Сандуны!
Сорок четвёртая глава
Перед входом в Сандуновские бани Санька заробел. Шаги замедлились, и вот он встал, как вкопанный, вцепившись в узел. Ноги вросли в землю, а на лице медленно, но верно начинает проступать выражение испуга, перерастающее в панику.