Детям (сборник)
Шрифт:
Числов подошел к столбику, даже рукой похлопал.
– Прощай, братец…
А столбик точил дождевые слезы.
Вон сквозь сетку дождя мелькает на повороте знакомый контур.
«А ведь это Болотников на Ханше проскачку делает…»
Числов пошел полем, наперерез.
– Петр Иваныч, сто-ой!..
Они поздоровались.
– Домой еду… проститься пришел.
– Тебе видней. Сжили тебя, старина… Гальтон слопал!
Гальтон! Старый Числов долго будет помнить его. Ловкий англичанин приехал создавать себе славу, и Числов побил его. О, какой это был триумф! Лучшая лошадь проиграла скачку. Числова пронесли на руках,
– Эх, старина, – сказал Болотников, – слава ты, а чистый младенец. Провели, брат, тебя…
– А-а… не то… Устал я… Пора кончить эту проклятую скачку – ход у меня не тот…
– Ну а я еще… С Гальтоном я посчитаюсь. Вот погоди, весной я буду скакать на Громе… Лэди… будет побита!..
– Как? Ведь это наша лошадь… Запольского…
– А Гальтон-то чей!.. Опять у него… со вчерашнего дня…
– Так вот как… а-а…
– Да, и дал слово поправить «испорченную» конюшню…
– «Испорченную»… дал слово… О, если бы Грёза была у меня!..
Числов сжимал кулаки, тусклые глаза его блеснули.
– Ну, я за тебя побью… Что?
Числов покачал головой.
– Лэди не будет побита, я знаю ее… Это – машина.
– Мой Гром побьет… вот увидишь… Приезжай, брат, смотреть. Да, слыхал? Васильковский совсем прогорел, лошадей продает сегодня… Хочешь, посмотрим?..
– Должок за ним есть…
– Вот и получишь… айда!
И они направились к конюшням. Под высоким навесом стояло несколько лошадей в желтых попонах. Возле них ходили жокеи, спортсмены, любители. Сам Васильковский, сухощавый старик в пенсне, шведской куртке и высоких ботфортах [16] , с хлыстом, что-то объяснял худенькому жокею в клетчатом пиджаке. Это был Гальтон, жокей графа Запольского.
16
Ботфорты – высокие кавалерийские сапоги, имеющие голенища с широким раструбом (фр.).
– Ага, старина… Здорово, здорово… Ну, как ты теперь? – еще издали закричал Васильковский.
– Домой еду… кончил я.
Гальтон подал руку.
– Ви уезжайт пожинайт лавры… в провинц?..
Числов угрюмо взглянул и сказал:
– Пора помирать… где нам лавры!..
– Неужели совсем, а?.. – говорил Васильковский. – Жаль, жаль… Те-те… брат, надо нам с тобой рассчитаться, значит… Вот продаю лошадей…
Он заглянул в записную книжку и покачал головой.
– Ого!.. Две тысячи сто… Ну, за мной никогда не пропадало… Эй, выводи!..
Старые знакомцы проходили перед Числовым один за другим. Вот вывели Графа – гнедого, в яблоках. На нем Числов взял приз и побил Гальтона. Лошадь купили. Вот Стрекоза, стальная, с белым пятном на груди; у ней ослабли задние ноги. Вот еще лошадь: это Шум, вороной с красным подпалом. Его Числов хорошо помнит: на нем скакал его зять и упал. Лошади прошли хорошей ценой. Аукцион кончался.
«И-и-и-их-хи-и-и…» – раскатилось резкое ржанье из глубины навеса.
– Не кричи,
не кричи… – ласково сказал Васильковский, оборачиваясь и грозя хлыстиком. – Не терпится…Он прошел под навес и вывел невысокую лошадь золотистой масти. Темные, стрелками ушки торчали из-под попоны и дергались; маленькая сухая головка игриво поматывалась, словно старалась избавиться от парусинной покрышки; тонкие ноги, белые снизу, едва ступали. Что-то детское, нежное сквозило во всей фигурке.
– Вот, господа, штучка-то… кто толк понимает!.. Как вы находите, а?.. Только на днях получил с завода… последыш!..
Он сам сбросил с нее покрышку.
«И-и-и-их-хи-и-и…» – задрожало в ушах детское ржанье.
Всем стало смешно.
– Нельзя так кричать, Мэри! Это, наконец, неприлично… при публике! – сказал Васильковский шутя, как говорят детям.
Он похлопал Мэри по шейке. Маленькая головка гордо поднималась над грудью, над узкой белой полоской. По тонким сухим ногам, под кожей, пробегали легкие вздрагиванья.
– Картинка! Вы взгляните на ноги, господа, – сталь, английская сталь!.. А шея! – говорил Васильковский.
Он щелкнул хлыстом по ботфортам.
– Ну-с, покупайте…
Гальтон подошел к Мэри, тронул ладонью ноздри, похлопал по шейке. Мэри скосила глаза: она точно следила.
Гальтон смерил грудь, покачал головой, смерил ноги.
«Фррр…»
Мелкие брызги попали в лицо жокею.
– Да стой же, дурашка! – закричал Васильковский.
Наконец Гальтон кончил осмотр.
– Ну как? Граф будет доволен… – сказал Васильковский.
– Нэт, нэт… ошен слабый лошадка… ошен слабый… Узкий груд, короткий мах… нелзя на скачки… нэт… – говорил Гальтон.
Он отошел в сторону и еще раз зорко оглядел Мэри.
– Она красива, да… но нэт, нэт… слабый лошадка… нелзя на скачки…
«И-и-их-хи-и-и…» – словно обрадовалась Мэри, перебирая ногами.
– «Слабый лошадка»!.. – передразнил Васильковский. – Тэ-эк-с… хм… Да ведь ей всего второй год!.. А огонь! Вы проглядели огонь!..
Старый жокей не отрываясь смотрел на Мэри. Ее окружили, теснились, гладили, повторяя приемы Гальтона.
– А цена? – спросил кто-то.
– Две тысячи… Что цена! Вот ее паспорт…
Васильковский вынул листок – паспорт Мэри.
– «Отец – Вьюн… – прочел он, – мать – Зорька»… Она…
– Зорька? – громко перебил кто-то.
Это был Числов. Он сидел на земле и прощупывал ноги Мэри.
– Да, та самая Зорька, на которой вы обскакали Змейку… Это было так неожиданно!..
– Да… но потом она ослабела, – сказал Гальтон.
– Чудная лошадь была! – сказал один из жокеев. – Не русская, говорят…
Числов молчал. Он держал голову Мэри и гладил. Мэри жевала губами, фыркала, поводила глазами. А старик слушал сердце, стучал по груди…
Вдруг Мэри, играя, сдернула с Числова картуз.
Все засмеялись. Старый жокей отошел в сторону. Его глаза смотрели в одну точку, на белые ножки Мэри. Он думал о чем-то.
– Ну ты, старина, что скажешь? – спросил Васильковский.
– Продавайте… – глухо отозвался жокей.
В голосе слышалось не то разочарование, не то желание кого-то поддеть. Числову верили, и в тоне, каким сказал он, поняли недовольство. Болотников подошел к старику.
– Этот тощий городит, – сказал он, показывая глазами на Гальтона, – он дешево хочет купить. Посмотри, как он сторожит… не оторвется от Мэри…