Детям (сборник)
Шрифт:
Заторопились жокеи, скачут к беседке, натягивают плотней картузы, ровняют поводья.
Зорко смотрит человек с флагом. Притихли трибуны.
– По нумерам! По нумерам! Кэт, на свое место! Числов, не выскакивай!.. Шире, не жаться! – как на пожаре, кричит стартер.
Лошади храпят, фыркают, выбрасываются, подымаются на дыбы. Их охватило чувство задора.
– Числов! Держа-ать Мэри!.. – кричит стартер.
От барьера, по внутренней стороне круга, стали: Гром, Пуля, Джек, Лэди, Жаннет, Мэри, Крошка и еще четыре…
Флаг рванулся, сделал зигзаг и упал.
Дзиннь!..
Пошли…
Черная
Мэри замялась на старте…
В голову ударило Числова, завертелось в глазах. Выплыл белоснежный камзол корпусах в четырех впереди. Черный Гром с темно-синим пятном жмется к барьеру. Пуля скачет, чтобы перерезать дорогу. Снежинка Жаннет выбирается правым полем… А Мэри…
Кажется, целая вечность прошла… Нет, только секунда потеряна. Сгорбился старый жокей, перевалился на шею Мэри, а та уже ровно идет, пригнувши острые ушки.
Граф Запольский откинулся в кресле: теперь все решилось, Лэди возьмет. Вон она уж обходит Жаннет, Джека; Гром отступает… Старый жокей неопасен: он далеко за всеми.
– Лэди!.. Лэди!.. – гремят трибуны. – Жан-нет! Пропала Мэри!.. Смотрите, Гром опять выходит!.. Молодчина Болотников!..
Бегут секунды… Плавно пощелкивает тонкая стрелка аппарата в беседке.
То опускается, то подымается золотистая Мэри. Впереди торчит чей-то хвост, противный, надоедливый хвост, щекочет волнующиеся ноздри… Надо достать его, надо…
Чик-чик… чик-чик… – звенит что-то сзади. Это перламутровый хлыстик постукивает по ремню. Знакомое что-то… Уже нет впереди хвостика, влево белеет камзол, на нем зеленая лента.
– Цо-цо-цо-цо… цо-цо… так… так… Мэри… цо-цо… – шепчет знакомый тревожный голос.
Чик-чик… чик-чик… Плотней пригибаются ушки. Вертит поводьями старый Числов, свистит по козырьку ветер. Знакомое чудится Мэри… Так свистело там, где шумел старый вяз.
Трррр… трррр… – трещит от ветра камзол, – трррр… Опять знакомое. Так ворчал милый Жук, пожимаясь от холода.
– Мэри… Мэри!.. – шепчет знакомый голос, – не шепчет, а молит.
Чья-то спина сбоку, влево… Ага, это Пуля с упорством отступает назад. Опять впереди чей-то хвостик, зеленый пузырь так противно трещит…
Ровно колышется золотистая гривка. Зоркие глаза упорно смотрят.
«Нет, не устала… нет пота», – думает Числов.
Слева отступает зеленый камзол. Джек храпит сзади. А впереди пестрыми пятнами дразнят глаза шелковые камзолы, вертятся хвостики…
«Надо достать…»
Ниже к земле чувствует себя старый жокей, звончей режет по картузу назойливый ветер. Сильней стелет золотистая Мэри…
Резко гикает Болотников сбоку, мокрый Гром глухо бьет в землю тяжелым копытом. Вот впереди вертится в воздухе хлыст… Что это? Желтый рукав, белый круп… Ага, это Жаннет! Сдается Кэт, бьет «снежинку» хлыстом.
– Жаннет бьют!.. – доносится эхо трибун. – Мэри выходит! Мэри идет!.. Мэри!..
Старый жокей слышит все.
– Цо… цо… цо-цо-цо… так… так… голубка… цо-цо…
Уставать начинают старые руки, колесом ходят, дают и принимают поводья.
Вот
саженях [17] в двух впереди белоснежный камзол, темно-рыжая Лэди сверкает подковой. Еще ближе… еще…17
Сажень – мера длины, равная 2,13 м.
– Лэди! Лэди!.. Гальтон идет!.. На прямую выходит! – гремят впереди трибуны. – Где Лэди?.. Ведь это же желтый камзол!.. Это Мэри!.. Смотрите, Лэди порют хлыстом!.. Пропадет Лэди!..
Похолодел старый жокей: он видит на золотистой шейке крупные капли… Взмокла дрожащая гривка, что-то хрипит внизу…
– Лэди выходит!.. Садится Мэри!.. Браво, Гальтон!..
Столб впереди – саженей тридцать осталось. Гремят восторгом трибуны. Бегут конюха из круга. Фотограф держит моментальный затвор.
– Браво, Лэди! Пори ее, бей! Бей!.. Бей, Гальтон!!
Хрипит у Мэри в груди. В струнку тянется тонкий корпус. Едва сидит старый Числов, немеют руки… Только десять саженей осталось.
– Ага!.. Сдается… сдается… – уже хрипит Числов и только теперь поднимает перламутровый хлыстик.
Раз!.. Раз!.. Раз!..
Молнией ринулась Мэри, золотистой стрелкой скользит над землей. Вот он, надоедливый хвостик, пропал сбоку… Ползет назад белоснежный камзол, желтое лицо англичанина; вытянулся он, вертит хлыстом, как винтом.
И слышит он голос:
– Мэри!.. Мэри!.. Цо-цо-цо…
– Мэри берет!.. Браво, Числов!.. Сдает!.. Лэди выходит!.. Браво, Гальтон!.. Браво, Числов!..
– Мэри! Мэри!.. Лэди пропала!.. Вот она, Мэри!..
Дзинннь!..
Кончилась скачка. Гремят трибуны, словно морские валы. Люди бегут…
Старый жокей лежал на земле, далеко за столбом, рядом билась ногами непобедимая Мэри.
– Доктора!.. Доктора!.. Кровь идет горлом!.. А с ним что?.. Подымите же старика!.. – кричат и суетятся кругом.
Числов поднялся. Под ногами он увидал умоляющие глаза, мокрую гривку, сбитое набок седло и ясные подковки на белых ногах.
– Она надорвалась! – говорит кто-то.
Числов рванулся вперед, споткнулся.
Его кто-то схватил. С ужасом смотрел он на алую струйку.
– Мэри!.. Мэри!.. – стоном вырвалось у него. – Убил… убил!!!
Он сорвал с себя красный картуз, рванул желтый камзол. Он задыхался. Перламутровый хлыстик, сломанный, валялся около головы Мэри.
– Позвольте-с…
Плотный ветеринар, в офицерском пальто, нагнулся к Мэри. Публика бежала с трибун.
Старый жокей тупо смотрел в одну точку: он не мог оторвать взгляда от угасавших, уже полузакрытых глаз.
– Пристрелить! Пристрелить!.. Зачем мучить?.. – кричало несколько голосов.
– Пристрелить?! Она… умерла?.. Мэри умерла?! – спрашивал, как безумный, Числов.
Он стал опускаться, зашатался, но его поддержали.
– Кровохарканье… – услыхал он голос ветеринара. – Она надорвалась… Лопнул кровеносный сосуд в правом легком. Она оправится…