Девчонки, я приехал!
Шрифт:
– Опаздываешь, Сергей Ильич, – оглянувшись, сказал главный инженер с неудовольствием. – Давай, давай подключайся.
Сергей Ильич кинул свой полушубок сверху, отчего вся гора одежды покачнулась и медленно и бесшумно сползла на пол. Никто не обратил внимания.
– Вот так-то, товарищи, – главный технолог расстегнул пуговицу на пиджаке, сильно вздохнул и застегнул опять. – Это на сегодняшний день первоочередная задача. Как решить, пока не знаем.
Сергей Ильич подсел к столу, пристроил тубус и папку.
– Решать нужно оперативно и быстро, по-коммунистически, –
Сергей Ильич видел его впервые и от мгновенно возникшей неприязни сказал:.
– Оперативно и быстро – это одно и то же.
Человек в кителе ему не понравился, да и лихорадка усиливалась, будь она неладна! Сергей Ильич чувствовал её вкрадчивое, неумолимое движение. Вот-вот заполнит всего Сергея Ильича, для мыслей, для дела не останется места.
– А вы что предлагаете, товарищ? – спросил человек в кителе довольно миролюбиво. – Тянуть и медлить?
– Тянуть и медлить – это одно и то же, – повторил Сергей Ильич, и кто-то из соседей ощутимо пнул его ногой под столом. От пинка начальник КБ немного покачнулся.
– Эээ… – протянул главный инженер, – ты, Сергей Ильич, того… к словам не цепляйся. Товарищ генерал за дело болеет, не просто так говорит.
– Генерал Гицко, – представился китель. – Вы опоздали, мы с вами и не познакомились!
– Новый начальник первого отдела, – продолжал главный инженер.
«Первый отдел» – так называлась спецчасть, отвечавшая за соблюдение секретности на всех объектах.
– Я так и подумал.
– Значит, железнодорожники отказываются доставлять форштевень и ахтерштевень, – громко продолжил главный инженер, косясь на Сергея Ильича. – Не проходят по габаритам. Какие будут предложения, товарищи инженеры и мастера? Что предпринять?
Все опять разом заговорили, застучали ладонями по полированному светлому столу, заваленному «синьками».
– Необходимо подключить партийное руководство железной дороги, – перекрывая остальные голоса, проговорил генерал Гицко внушительно. – И разъяснить железнодорожникам! Для коммунистов невыполнимых задач нет!
– Форштевень 30 тонн, кажется, – расстёгивая пиджак и вздыхая, проинформировал главный технолог. – Ахтерштевень… сколько?..
– Восемьдесят, – подсказали с другого конца стола.
– Вот-вот. Ни одна железнодорожная платформа такой груз не возьмёт. Да и полотно вряд ли выдержит.
– Так ведь строительство нового ледокола требует нового отношения к делу, – продолжал Гицко. – Нужно навалиться на трудности и устранить их начисто! Каждый коммунист должен понимать, на каком объекте он трудится!.. А всякие отказы есть саботаж.
Повисла пауза.
Главный инженер встал, протиснулся к окну и распахнул форточку. В жаркую комнату сразу повалил морозный пар.
– А ты что молчишь, Сергей Ильич?
– Я считаю, штевни нужно самим варить. Собирать по частям прямо здесь, у нас.
– Да там сталь по сто пятьдесят миллиметров! – неуверенно возразил кто-то из инженеров. – Как её варить, такую?
– Прожектёрство, – оценил генерал Гицко.
Сергей
Ильич потёр глаза, высоко на лоб сдвинув очки.…Лихорадка, лихорадка.
Прилечь бы вот прямо здесь, на стульях, и чтоб сверху навалили все тулупы и шубы, может, станет чуточку теплее, перестанет колоть в глазах, остановится кузнечный молот в голове!..
– Я начал расчёты режимов, при которых наши сварочные аппараты смогут варить такие толщины. Ещё на минувшей неделе начал, – проговорил Сергей Ильич и открыл папку с тесёмками. – Вот здесь начальные прикидки.
– Выходит, вы предполагали, что завод столкнётся именно с такими трудностями, товарищ инженер? – поинтересовался генерал Гицко. – Заранее предполагали? И не поставили в известность «тройку»?..
«Тройка» – это директор, парторг завода и парторг ЦК», – подумал Сергей Ильич медленно. – Два парторга и один директор. Тройка по теории прочности. Тройка по математике. Негусто».
– Я поручил инженеру Смирнову продолжить расчеты, – выговорил начальник КБ, изо всех сил стараясь выгнать из головы все эти грозные «тройки». – Мне кажется, работы такого рода провести можно.
– Когда кажется, сам знаешь, что нужно делать, – проговорил главный инженер задумчиво.
– Да он дело говорит, – вдруг вступил старший мастер дядя Коля Логунов. – Помараковать треба спервоначалу, а так – сварим, чего ж не сварить!..
– А если запорем штевни? Кто отвечать будет?
– Я, – сказал Сергей Ильич, и все посмотрели на него.
– Ну, не ты один ледокол строишь, знаешь ли, – перебил главный инженер. – Давай к доске, новатор. Показывай свои расчёты!
Сергей Ильич поднялся было, но тут навалилась такая слабость, что он плюхнулся обратно и прикрыл глаза.
– Ты чего это, Сергей Ильич? Не спал, что ли?
– Э, да у него лихорадка! Горит весь!
– Давай звони в медпункт, ребята, пускай врачиха подбежит!
Сергей Ильич сквозь пелену в голове думал только о том, что ведёт себя не слишком прилично – ещё дамских обмороков в кабинете главного инженера не хватает!
Тройка по поведению!..
– Не нужно врача, – сказал он, стараясь, чтоб прозвучало твёрдо и решительно. – Я сейчас пойду к доске и всё покажу.
Последнее, что он помнил, это как дядя Коля сказал, качая головой:
– Вот ведь жалость какая, ежели помрёт. Толковый инженер, хоть и молодой.
Январь 1957 года, Москва
Надинька проснулась, сразу вскочила, побежала и спряталась за портьеру. Кто-то изо всех сил колотил в дверь комнаты. Стены содрогались, и внутри рояля, который занимал почти всё помещение, тревожно гудела струна.
– Открывай, кому говорят! Слышь, интелихенция! Давай четвертную рабочему классу!
Надинька всё никак не могла привыкнуть, что «рабочий класс» имеет право ломиться к ней в любое время дня и ночи, и сильно пугалась.
– Вот что ты за человек, – заговорили из коридора, и Надинька узнала голос Агаши. – Чего бузишь? Нету у нас для тебя денег, нету!