Дэви. Зеркало для наблюдателей. На запад от Солнца
Шрифт:
Пока она рылась в сумочке, слезы не удержались в глазах и докатились до уголков ее рта. По-видимому, они появились непреднамеренно. Потому, что она шмыгнула носом, ее маленький язычок метнулся к уголку рта, а руки все еще суетились внутри сумочки.
— Вы не должны быть такими чертовски придирчивым…
— Оставьте в покое разрешение, — сказал я. — Я верну вам артиллерию, когда вы уйдете. — Я пару раз стукнул кулаком по звонку и с шумом повернул в замке ключ. — Войдете? — И невежливо прошел впереди дамы.
Шэрон с ногами сидела в кресле у окна. Абрахам по крайней мере точно не слышал наших голосов
— Знала, что это вы, потому и не вставала. Мы заговорили друг друга до полусмерти, и…
Тут из-за моей спины возникла Мириам и сказала:
— Ох!
Я махнул рукой — этакий туманный человеческий жест, которым я хотел объяснить, что ее появление — не моя вина. Абрахам услышал восклицание Мириам и, открыв глаза, остолбенел. Когда же он все-таки поднялся, Шэрон взяла его за руку, и я заметил, что он ничего не имел против этого. Шэрон была полна решимости, но внешне невозмутима. Как невозмутим хороший артиллерист, готовящийся к решающей битве.
Мириам, вероятно, еще никогда не выглядела более привлекательной, чем сейчас. Она уже выиграла одну битву, битву с собственными слезами: они теперь стояли в глазах, но не скатывались по щекам. Голубые брюки с изысканной отделкой, белый меховой жакет, какая-то крохотная искорка на шляпке, великолепие белых волос — перед нами стояла кроткая, очаровательная, глубоко обиженная девушка.
— Полагаю, мисс Дэйн? — сказала безучастно Шэрон.
Мириам пыталась отделаться от нее одним пренебрежительным взглядом.
— Эйб, у меня нет никакого желания мешать чему бы то ни было, но тебя хочет видеть Билл Келлер. Я имею в виду — немедленно.
— Извини. — Абрахам говорил ровно, болезненно ощущая свои слова, но полностью спокойный в душе. (Я знал это.) — Мне не хочется видеть его.
— Как?!
— Извини, Мириам. Именно так.
Я бессильно прислонился к стене, старик, который может заняться своими делами. Все закончится, как сказал Абрахам. Предстоящие минуты вряд ли будут приятными, но в помощи мальчик явно не нуждался.
— Если увидишь Билла, можешь с таким же успехом передать это и ему. Я не вернусь туда, Мириам, и больше не стану встречаться ни с кем из них.
Не думаю, что Мириам была готова к чему-либо подобному. Она явилась, рассчитывая найти смущенного, легко поддающегося нажиму мальчика. Она уставилась на свои руки, покраснела, побледнела. Она изо всех сил стремилась скрыть предчувствие поражения и растущую панику, которая, я чувствовал, была мало связана с ее отношением к Абрахаму. После нескольких фальстартов она сказала ласково:
Эйб, на свете существует еще и такая вещь как верность.
Или ты не знаешь?
Абрахам кивнул:
— Да, они будут думать обо мне как о мерзавце. И Билл, и мистер Николас, и остальные. Все в порядке. Я и сам думаю так, но свою верность я подарил тому, кому — и я должен был бы знать это — она гораздо нужнее. Я не вернусь к ним, Мириам.
— Существуют и другие верности, мисс Дэйн, — сказала Шэрон. — Вашего лидера Джозефа Макса я бы тоже назвала неверным по отношению к своим парням.
Я
не думал, что Мириам сможет долго делать вид, будто не замечает Шэрон. Но надо отдать ей должное — она старалась. Она посмотрела на Абрахама, потом на кольцо на своей левой руке и прошептал:— И даже ко мне ты не вернешься?
— Люди меняются, — сказала Шэрон.
Но и после этой реплики Мириам не взглянула на нее. Зато заговорил Абрахам, и его слова казались ответом на реплику Шэрон.
— Доктор Ходдинг был уже сломлен, когда партия купила его, — сказал Абрахам. — Не так ли, Мириам? Больной, сбежавший от действительности в пьяный бред, потому что даже та работа, которую он выполнял в «Фонде Уэльса», пугала его, пугала несмотря ни на что. Скажи мне, Мириам: почему организация, которой полагалось быть открыто зарегистрированной политической партией, субсидировала работы по изобретению нового заболевания?
— Ложь! Это невозможно, Эйб!
— Это то, что случилось. — Абрахам покачал головой. Боль плескалась в глубоких тенях его глаз, боль и, может быть, намек на сомнение. — Ты же была там, на крыше, Мириам. Ты же сама сказала мне однажды, что в партии не случается ничего, о чем бы тебе не становилось известно.
— Ты не понял. Мы не знали, что Ходдинг был…
— Не знали!
— Да, не знали. Он… Я могла бы сказать тебе… Ладно, я скажу, хотя и не имею на это права.
Шэрон вдруг посмотрела не свою свободную руку и обнаружила, что та сжата в кулак. Шэрон осторожно расслабила ее и проговорила:
— Да-да, скажите.
Мириам по-прежнему ухитрялась не замечать ее.
— Эйб! Макс только сейчас понял, кем в действительности был Ходдинг, только сегодня утром. Именно поэтому ты должен вернуться. Николас говорит, ты оставался с Ходдингом тет-а-тет, слышал что-то из его бреда. Макс должен повидаться с тобой, услышать все прямо от тебя… Мне кажется, ты очень многим нам обязан. А Билл Келлер болен, Эйб. Он потерял самообладание. Мы все спали, никто из нас, а Билл болен, он не владеет собой, не перестает спрашивать о тебе…
Она так же хорошо, как и я, видела, что он заколебался. Но, по-видимому, она не видела руки Шэрон, а рука говорила больше, чем я мог бы сказать любыми словами.
— Но Билл же никогда не болел…
— Тем не менее он болен! Я как раз пришла от него. О, Эйб, он же так много сделал для тебя… Да никто и не просит тебя браться за какую-нибудь партийную работу. Просто приди и повидайся с ним, поговори. В конце концов он никогда раньше не просил тебя ни о какой помощи…
— Мириам, если он болен, ему вряд ли поможет встреча со мной, поскольку я отверг те идеи, в которые он верит. И ты не сказала мне, что вы собираетесь делать. Что сейчас с доктором Ходдингом?
— Это слишком грязная штука, чтобы рассказывать о ней. — Когда Мириам требовалось благородство, оно было тут как тут. — Не думаю, что твоя нынешняя компания пошла тебе на пользу, Эйб. Ты не возражаешь, если я выражусь подобным образом?.. Ходдинг таков, каким он был всегда, только мы не знали об этом. Ладно, слушай. Тебе вряд ли понравится, а может быть, ты даже не поверишь тому, что мы в конце концов вытянули из этого жалкого сумасшедшего старика…
— А методы? — сказала Шэрон, не обращаясь ни к кому персонально.