Девиантная принцесса
Шрифт:
Может, я и не нажимаю на курок, но звук моего пистолета, попадающего в лицо Жнеца, чертовски приятен.
Делая шаг вперед, я попадаю прямо ему в лицо, когда кровь начинает сочиться из его щеки.
— Где. Блядь. Они?
— Я не знаю. Круз уводит ее далеко, далеко от тебя, чтобы она могла попытаться привести себя в порядок. Могу я предложить, чтобы ты сделал то же самое?
Низкое рычание вырывается из моего горла при его попытке что… воспитывать меня?
— Пошел ты. Мне не нужны советы гребаного байкера-мудака.
— Возможно, ты этого не хочешь, малыш. Но ты, блядь, понимаешь. Эмми —
Я под ее кожей. Это хорошо, верно?
— Я не собираюсь приукрашивать это, ты облажался здесь. Плохо. Но в равной степени твой отец и наш президент облажались еще хуже. Я не хочу верить, что у тебя были какие-то добрые намерения, когда дело касается Эмми, но я думаю, что это так. Я вижу это в твоих глазах. — Моя челюсть тикает, когда я смотрю на него, но я не останавливаю его. Что-то подсказывает мне, что мне нужно услышать это так же, как ему нужно это сказать. Не то, чтобы я когда-либо признал это.
— К чему ты конкретно клонишь? — Я шиплю, нуждаясь в большем.
— Вам обоим нужно немного времени, немного пространства. Пусть она разберется во всем этом дерьме и в том, что она на самом деле чувствует. Тебе нужно сделать то же самое. Тогда, если ты все еще хочешь ее — и под "хочу ее" я не имею в виду запереть в своем замке — тебе нужно придумать способ сказать ей.
Мои губы приоткрываются, чтобы задать вопрос, который вертится у меня на кончике языка. А если она не хочет меня? Но я проглатываю это, отказываясь выглядеть уязвимой перед этой задницей.
В конце концов, я оставляю свою маску на месте и выплевываю свой ответ. — Посмотрим. Может быть, она запертая в моем логове — это где ей самое место.
Его глаза сужаются, но он не отвечает, и я боюсь, что это потому, что он видит мою чушь насквозь.
— А теперь, если ты не собираешься меня пристрелить, убирайся к черту из моей квартиры и разбирайся со своей жизнью. Ты в беспорядке, Чирилло.
Я выдерживаю его взгляд несколько секунд, прежде чем сделать шаг назад.
Я молчу, пока не оказываюсь у его входной двери.
— Я найду ее, — предупреждаю я. — Она моя.
— Она твоя, только если захочет. Она скорее убьет тебя, чем будет принадлежать тебе силой.
Смех грохочет в моей груди, когда я ухожу, потому что он прав.
Я действительно удивлен, что она еще не нашла способ сделать это.
Ей слишком нравится твой член. Вот почему.
***
После того, как я покинул здание, где был оставлен трекер Эмми, я забрался обратно в свою машину и просто уехал.
Я не хотел идти домой, когда знал, что ее там не будет.
Я не хотел быть нигде, кроме того места, где была она… и теперь она обнаружила, как я все это время находил ее точное местоположение, и убрала эту штуку, у меня нет способа найти ее.
Поскольку мне больше некуда было идти, я оказался в единственном месте, которое могло бы предложить мне хоть какое-то утешение.
Дом моих родителей.
Я сижу в своей машине рядом с обугленной
землей, где раньше стоял мой старый дом.Переезд туда в прошлом году был большим событием. Это был первый раз, когда папа показал мне, что он доверяет мне, выпустив меня из-под своей крыши. Первый шаг к тому, чтобы не быть постоянно под его контролем.
Очевидно, что все это было иллюзией, потому что он никогда не выпускал этот контроль из рук.
С измученным вздохом я глушу двигатель и вылезаю.
Мои мышцы болят, в голове стучит, а желудок переворачивается с каждым шагом из-за водки, которую я выпил прошлой ночью.
Нико выполнил свое обещание напоить меня. Я просто не думаю, что это произвело тот эффект, на который он надеялся, потому что, когда я проснулся с адским похмельем, моей первой мыслью было, что Эмми не было рядом со мной. Черт, ее даже не было в здании.
Толкая дверь, я проскальзываю внутрь дома.
Нет ничего необычного в том, чтобы войти и услышать, как кто-то кричит, но обычно это кто-то моложе меня, кто закатывает истерику. Я не уверен, что когда-либо видел, как мои родители кричат друг на друга.
— О чем, черт возьми, ты вообще думал? — Мама кричит с левой стороны дома, вероятно, с кухни.
— Это не имеет значения. Я делал то, что должно было быть сделано.
— Женив нашего ребенка? — Кричит мама, и в ее голосе звучит крайнее раздражение, заставляя меня задаться вопросом, как долго длится этот спор.
На самом деле она никогда не была из тех, у кого есть мнение о папиных решениях и лидерстве, но я думаю, вовлечение меня во что-то, что меняет жизнь, означает, что она внезапно почувствовала необходимость высказаться.
— Он твой сын, Дэмиен. Твой семнадцатилетний сын. Как ты мог? Разве ты не помнишь, на что это было похоже?
Я замираю от маминых слов и втягиваю воздух.
— Да, на самом деле, я знаю. И поправь меня, если я ошибаюсь, но я думаю, что у нас все получилось довольно хорошо, да?
Следует тишина, и я могу представить, как мама стоит там, уперев руки в бедра, и смотрит на папу сверху вниз так, как многие бы не осмелились.
Она может не вмешиваться и все время казаться любящей женой, но я видел несколько моментов, когда она стояла на своем и побеждала.
И я держу пари, что прямо сейчас наступит один из таких моментов, независимо от того, насколько непреклонен папа в том, что он поступил правильно.
— Это не о нас. Ситуация совершенно иная.
— Так ли это? — Спрашивает он, его голос смягчается. — Это правда? Так случилось, что я слишком хорошо помню, в какой ты тогда была ситуации. Не так уж сильно отличается от Эмми. Нет?
— Это было больше двадцати лет назад, Дэмиен. Совершенно другое время.
— Если ты так говоришь. Но что-то подсказывает мне, что эти двое — просто более молодые версии нас — и ты можешь не согласиться, но я не могу представить, что провел бы последние двадцать или около того лет с кем-то, кроме тебя.
Решив, что слушать, как они мирятся, вероятно, хуже, чем их споры, я заявляю о своем присутствии и врываюсь на кухню.
— А, вот и он. Мой наследник, — язвит папа.
— Заткнись, Дэмиен, — огрызается мама, легонько хлопая его по плечу.