Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других "отклонений"

* См., например: Черный ворон (песни дворов и улиц). СПб., 1996.

Для нашей темы важно, что при таком, не аксиологическом (ценностном), понимании культура включает не только «позитивные», одобряемые способы деятельности, но и «негативные», порицаемые, не только «образцы культуры» со знаком «+», но и со знаком «-». В культуру входят не только способы технического, научного, художественного творчества, но и способы взлома квартиры (с помощью «фомки» или «слоника» или путем отжима ригеля), не только нормы христианской (вообще религиозной или же светской) морали, но и нормы воровской культуры (субкультуры), не только лучшие образцы мирового зодчества, но и надписи на заборах...

Каждое общество имеет ту преступность (виды преступлений, их качественное своеобразие), «которую оно заслуживает», а корректнее – которая соответствует культуре данного общества, является ее элементом. В современных странах Западной Европы вряд ли кто из психически нормальных людей воспользуется таким способом убийства, как колдовство, или таким способом причинения вреда здоровью, как «сглаз». Компьютерные преступления возможны только в обществах соответствующей «информационной» культуры. В российскую культуру традиционно интегрирована культура «блатная», тюремная (начиная от знаменитых «Гоп-со-смыком» и «Мурки» и кончая творчеством С. Есенина, В. Высоцкого, А. Галича и др.)*. Культура «подсказывает» образцы поведения, образцы разрешения конфликтов, жизненных коллизий (перестать встречаться, «выяснить отношения», вызвать на дуэль, покончить жизнь самоубийством, напиться, украсть, поменять место работы и др.). Культурно обусловлены не только характер и способы совершения преступлений, но и применяемые обществом меры социального контроля, включая наказание. К этому мы вернемся в ч IV книги.

* Маркарян Э. С. Очерки теории культуры. Ереван, 1969. С.66; Он же. Теория культуры и современная наука (логико-методологический анализ). М., 1983.

§ 2. Основные характеристики (показатели) преступности

Любое изучение и описание преступности или ее отдельных видов, равно как любых иных проявлений девиантности, требует количественных показателей. Измерение преступности – одна из главных исследовательских задач зарубежной криминологии*. Проблемность этой задачи объясняется рядом факторов.

* Barkan S. Criminology: A Sociological Understanding. New Jersey: Pentice Hall, Upper Saddle River, 1997. P. 51-83; Brown S., Esbensen F.-A., Geis G. (1998) Ibid. P. 79-124; De Keseredy W., Schwartz M. (1996) Ibid. P. 109-150; Lanier M., Henry S. (1998) Ibid. P. 36-62; Muncie J., McLaughlin E. (1996) Ibid. P. 19-41; Sheley J. (Ed.)Criminology: A Contemporary Handbook. Third Edition. Wadsworth, Thomson Learning, 2000. P. 56-83; Tierney J. Criminology: Theory and Context. Prentice Hall, Harvester Wheatsheaf, 1996. P. 24-43.

1. Как мы заметили выше, уголовное законодательство большинства современных государств сконструировано таким образом, что практически все или почти все взрослые граждане в течение жизни совершают преступления, да и не единожды (все граждане – преступники-рецидивисты...). Этот феномен можно обозначить как избыточность уголовного закона. Понятно, что регистрируется лишь незначительная часть всех совершаемых «преступлений» (привычный образ – «надводная часть айсберга»). Незарегистрированное большинство преступлений носит название латентной преступности и о ней речь пойдет ниже. Ясно, что выявление и оценка масштабов латентной преступности – задача не из легких.

2. Иногда утверждают, что зарегистрированная (учтенная) преступность «представительна» для всей совокупности. И в зарегистрированной преступности отражается целое как в капле воды. Но насколько мы можем доверять представительности (репрезентативности) учтенной преступности? Ведь что и как регистрируется зависит от активности населения (насколько оно, включая жертв преступлений, сообщает в органы, регистрирующие преступления, о таковых), от активности полиции (насколько она полно и точно регистрирует все факты преступлений, ставших ей известными), от государственной политики (что именно, с точки зрения властей, является главным объектом «борьбы с преступностью»), от характера преступлений (всегда ли населению и полиции становятся известны факты мошенничества, экологических преступлений, фальсификации товаров и услуг?). Во всем мире хорошо известна селективность (избирательность) полиции и уголовной юстиции при выявлении, регистрации и раскрытии преступлений: наиболее полно учитываются так называемые «street crimes» (уличные или «общеуголовные» преступления) и «не замечается» преступность «респектабельная», «элитарная», «беловоротничковая» (white-collar crime)*. По образному выражению A. Liazos, «борьба» ведется преимущественно с «nuts, sluts and perverts» (с пьяницами, опустившимися, извращенцами)**. И тогда пойманные полицией и осужденные судом «nuts, sluts and perverts» – лишь «козлы отпущения», призванные демонстрировать успехи борьбы с преступностью.

* Coleman J. The Criminal Elite: The Sociology of White Collar Crime. NY: St. Martin's Press, 1985; PodgorE. White Collar Crime in a Nutshell. St. Paul (Minn.): West Publishing Co, 1993.

** Liazos A. The Poverty of the Sociology of Deviance: nuts, sluts and perverts // Social Problems 1972. 20. P. 102-120.

3. Уголовное законодательство различных стран и в разное время признает преступными существенно различные деяния. Как сравнивать, сопоставлять при этом криминальную ситуацию и ее динамику?

В современных развитых странах существует несколько взаимодополняющих систем учета совершаемых преступлений.

Прежде всего, это официальная полицейская (прокурорская, судебная) статистика. Используемая во всех странах, она формируется по разным критериям; по числу арестов подозреваемых, по числу возбужденных уголовных дел, по числу зарегистрированных преступлений (последний вариант принят и в современной России). Иногда за основу берутся не все зарегистрированные преступления, а наиболее опасные или распространенные. Так, в США публикуются сведения ФБР об «индексной преступности» (Uniform Crime Reports – UCR), в состав которой входят убийства, изнасилования, разбойные нападения, грабежи, берглэри (burglary – вторжение в чужое жилище с преступными намерениями), кражи (на сумму свыше $50), кражи автотранспортных средств. Достаточно полные сведения о преступности (в целом и по видам, по федеральным землям, по городам с населением свыше 100 тысяч жителей, о лицах, совершивших преступления, о жертвах и многое другое) публикуются в ФРГ*. Впрочем, и во многих других западноевропейских странах сведения о преступности публикуются полно, открыто и наглядно (цветные графики, диаграммы и т. п.)**. Сравнительные статистические данные по десяткам стран имеются в отчетах ООН***.

* См., например: Polizeiliche Kriminalstatistik Bundesrepublik Deutschland. Berichtsjahr 2001. Bundeskriminalamt Wiesbaden, 2002.

** См., например: The 2000 British Crime Survey // Home Office Statistical Bulletin. London, 2000. 18/00.

*** См., например: Newman G. (Ed.) Global Report on Crime and Justice. NY: Oxford University Press, 1999.

В СССР вся уголовная статистика была засекречена. Первые, крайне убогие сведения начали публиковаться с 1987 г. в ежегодных статистических сборниках «СССР в цифрах». Первый относительно полный статистический сборник «Преступность и правонарушения в СССР» вышел в 1990 г. и содержал наиболее общие сведения с 1961 г., а по отдельным преступлениям с 1980 г.*. По понятным причинам общесоюзные сборники прекратили свое существование уже в 1991 г., но с 1992 г. стали публиковаться российские ежегодные статистические сборники «Преступность и правонарушения»**. Если выпуски до 1992 г. включительно поступали в открытую продажу, то уже с 1993 г. их приходится «доставать». То же самое относится к кратким ежемесячным и ежегодным справочникам МВД РФ «Состояние преступности в России». Есть и другие источники статистической информации, в частности, публикуемые в изданиях Криминологической ассоциации (Москва), в трудах отечественных криминологов, но эти данные носят вторичный, производный характер.

* Преступность и правонарушения в СССР. 1989. М., 1990.

** См., например: Преступность и правонарушения 2001. Статистический сборник. М., 2002.

Поскольку официальные полицейские статистические данные заведомо страдают существенной неполнотой, они дополняются проводимыми во многих странах виктимологическими опросами населения (victimology survey). Суть последних – анонимный репрезентативный (представительный) опрос жителей о том, были ли они лично или члены их семьи жертвами преступлений за определенный предшествующий опросу промежуток времени (за год, полугодие, квартал) и если – да, то каких именно. В США результаты такого рода опросов (National Crime Victimization Survey – NCVS) образуют второй важнейший источник сведений о преступности, наряду со статистикой ФБР, а сравнения данных UCR и NCVS – предмет криминологических исследований*.

* Например: SheleyJ. Criminology. Wadsworth, 2000. P. 60-79.

К сожалению, в России никогда не проводились национальные (федеральные) виктимологические опросы, а региональные – лишь в незначительном количестве регионов и нерегулярно. И, пожалуй, самое главное – если региональные виктимологические опросы и проводятся, то по различным методикам, а потому их результаты не сопоставимы. Мы можем сослаться лишь на относительно систематические виктимологические опросы населения Санкт-Петербурга, проводимые с нашим участием начиная с 1989 г., причем с 1999 г. по единым методикам, принятым в США*.