«Девианты»
Шрифт:
— Если бы вы были профессионалом, то это для вас не составило бы труда.
— Я профессионал, Яна Яковлевна, и утверждаю, что это физически невозможно, — твердо отвечал Антон.
— Конечно, невозможно, если по часу ходить на обед и каждые пятнадцать минут бегать курить!
— Да я не курю, вы же знаете прекрасно.
— Ну, не курите, зато трындите постоянно. Когда уж нам задания главного редактора выполнять, когда надо и с Вопиловым девочек обсудить, и с Кориковой в гляделки поиграть! Вы нарываетесь, Антон. В прошлую среду вы мне в каком виде сдали текст?
— Какой? Я уж
— Да про облаву на наркодилеров. Как вы назвали свой файл, помните? Нет. Конечно, нет! Куда уж нам, великому писателю, заморачиваться над подобными мелочами.
— Все, вспомнил. Я назвал файл narkota.
— Вот видите! А я, кажется, русским языком требовала, чтобы название файла состояло не более, чем из шести букв!
— Но… это же абсурд, Яна Яковлевна! — вспылил Кузьмин. — Вместо того чтобы работать, мы препираемся о какой-то чухне!
— Ах для вас работа чухня? Тогда позвольте спросить — что вы здесь вообще делаете? Может, вам лучше подыскать себе другую редакцию, где работают по-настоящему, а не занимаются чухней, как у нас?!
— Возможно, я так и сделаю, Яна Яковлевна, — мрачно заключил Антон.
Яблонская отчитывала его еще минут пять, но он больше не проронил ни слова.
День клонился к четырем часам, а это в «Девиантных» было самое нервозное время. Те, кто собрал весь материал — спешил поскорее отписать текст. Те, кому не удалось раздобыть нужную информацию, на грани истерики обрывали телефоны.
— Свет, я дописал, — шепнул Серовой Кузьмин. — Глянешь? Кажется, неплохо вышло.
Светлана тут же открыла файл prepod. Правда, с утра он назывался shelban, но после беседы на повышенных тонах с Яблонской Антон его переименовал.
Текст был и правда неплох — Кузьмин оценил свою работу адекватно. В мини-расследовании присутствовали и мнение студента, и комментарий преподавателя, и оценка происшествия деканатом. Антон не поленился даже позвонить юристу и узнать, что может грозить учителю за подобные вольности. А еще Серова не могла не отметить легкий, чуть ироничный, стиль и интересную композицию. Она поспешила к Яне.
Та упоенно била по клавиатуре.
— Вот, опять пишу Светлову. Так и не отозвался, стервец, — прокомментировала она.
— Забей. Ты что на первую планировала?
— Да не знаю пока. Подожду, что Кудряшов с Вопиловым притаранят.
— Можно не ждать. Кузьмин отличный текст сдал.
— Про бабку с Горгазом?
— Да нет, бабку-то я Крикуненко отдала, она пока не сдала. А Антон сделал про препода с щелбанами.
— Не, я на первую планировала бабку.
— Ян, бабки еще нет. И, похоже, особого эксклюзива Крикуненко не нарыла. Она полдня изучала «Эмские», и я не удивлюсь, если текст окажется художественным переложением заметки Гугунина. А вот кузьминский препод свежак. И сделан отлично. Давай сдадим первую.
— Да пусть хоть золотой будет этот препод, я его ставить не буду, — уперлась Яблонская.
— Но почему?
— Да потому, Свет! Антоша надерзил мне сегодня днем, а я его за это на первую? Ну уж хрен!
— Как знаешь.
Серова с самого начала избрала для общения с Яблонской тактику разумного сопротивления.
То есть, до поры-до времени она отстаивала свою точку зрения, и чаще всего Яна с ней соглашалась. Но если Светлана видела, что Яблонская пошла на принцип, она тут же прекращала всякие дискуссии. Каким бы абсурдным ни было решение Яны, в такой момент переубедить ее было невозможно.Вернувшись в корреспондентскую, Серова увидела, что все с большим интересом прислушиваются к разговору Крикуненко по мобильнику.
— Наконец-то! Где вы теперь, кто вам целует пальцы?.. Я испереживалась вся!.. Ах да, слышала!.. Да что ты говоришь!.. Так прямо и объявил?… Ой, береги себя, Ромочка, твой талант принадлежит народу…
— Это она типа со Светловым разговаривает? — Кузьмин повернулся к Вопилову с Ростуновым.
— Да мало ли Ромочек-то, — встряла Колчина. Даже после пятничного инцидента она не желала признаться себе, что ее битва за Антона проиграна.
А Крикуненко продолжала заливаться соловьем:
— Ха-ха-ха… Уморил… Потрясающе… Говоришь, отдать этот стольник?… Пусть подавится?… А-ха-ха… Правда, носил ирокез?… Гениально… Непостижимо…
— Анжелика Серафимовна, можно потише? Выйдите из комнаты и говорите сколько угодно, — попыталась одернуть ее Корикова. Но та и ухом не повела.
— … когда-когда?… завтра? Нет, давай не завтра, а то все слышали… назови день сам… я не буду повторять, просто скажу, да или нет… Да, да! Буду ждать…
— А Светлов ей вообще кем приходится? — опять повернулся Кузьмин к парням.
— По ходу, сердечным другом, — заржал Вопилов. — Не знал, что наш Ромашка такой любитель жарких старушек!
— Ох нет, Ромочка, — между тем продолжала Крикуненко. — В этот день — да, а в тот — нет… Все сделаю… Как договорились… Ах ты, шутник!..
И неизвестно, сколько бы продолжалась эта двусмысленная беседа, если бы вдруг у Анжелики Серафимовны не… зазвонил сотовый! Крикуненко растерянно опустила трубку. А аппарат все продолжал пиликать — какой-то нарезкой то ли из Вагнера, то ли из Берлиоза.
Все молчали ровно секунду, после чего грянул хохот.
— Вы это, трубку-то возьмите, — сквозь смех советовала Корикова. — Наверно, Ромочка не совсем понял, в какой именно день — да, а в какой — нет. Вот и перезванивает.
— Да, а стольник-то? — подключился Кузьмин. — Не вздумайте зажать, Анжелика Серафимовна. Я слышал: Ромочка просил вернуть мне деньги обратно.
— Да подавись ты своим стольником! — прошипела Анжелика и быстро процокала на своих «рюмочках» вон из комнаты.
В этот день Яблонская засиделась на работе. Она все еще продолжала ждать весточки от Светлова и не выключала компьютер. Но в начале восьмого она поняла: надо смириться с мыслью, что сегодня никаких писем не будет, и топать домой. Яна уже накинула плащ и заканчивала расправлять на шее шелковый шарфик, как вдруг завибрировал ее мобильник. Высветился незнакомый номер.
Первым порывом Яблонской было сбросить звонок. Что за манера звонить на сотовый по частным вопросам? У нее есть рабочий телефон — вот туда, пожалуйста, и названивайте с 9.30 до 18.00. Однако она все же взяла трубку и недружелюбно гаркнула: