Девица с выкрутасами

Должны были встретиться там, на месте, в «Русалке». Она-то думала, что все вместе поедут на автобусе, но те не успели, а посвящать в свои интимные переживания Мельницкую ей не хотелось. Подружка явно бы её не одобрила, скорее, совсем наоборот, да и врождённая скрытность помешала. Ничего не поделаешь, пришлось ехать вдвоём.

Прекрасные планы с треском провалились.

Поездка в Лонцк оказалась сущим кошмаром. В «Русалке» Лёлика не было, погода — хуже не придумаешь — начался дождь. Девчонки совещались, что предпринять. Стася готова была остаться в «Русалке», но Мельницкая почти сразу встретила старых знакомых. Стасе знакомые были до лампочки, она на них даже не взглянула. Её трясло, хотелось во что бы то ни стало побыть в одиночестве, обежать все дорожки и аллейки, притворяясь, что гуляет. Уж лучше быть одной, чем с Мельницкой, как никак, а соперница. В конце концов она не сдержалась, ляпнула что-то сгоряча и ушла, а они остались в своей палатке. Вышло не слишком красиво, но те развлекались на всю катушку и ничего не заметили. Промокла Стася до нитки…

И только на обратном пути, когда она уже потеряла надежду и побрела на автобусную остановку, выглянуло солнышко. Не на небе, а у неё в душе. Лёлик с Ядвигой приехали на такси…

* * *

Судья пребывал в чуть меньшем раздражении и даже, казалось, надеялся услышать что-нибудь новенькое.

— И вы встретились?

— Нет.

— Почему?

— Не знаю. Мы пошли в «Русалку», но их там не было. Начался дождь, мы спрятались в таком домике для туристов. Потом подошли двое ребят — знакомые Мельницкой из Варшавы и позвали нас в свою палатку. Потом я сказала Мельницкой, что собираюсь уходить, а она хотела остаться, ну я и ушла.

— В котором часу это было?

— Около семи.

— Вы встретили Климчака на остановке?

— Да.

— Он спрашивал о Мельницкой?

— Спрашивал.

В голосе судьи прозвучало осуждение:

— И, говорят, вы о ней невежливо отозвались?

Стася откровенно удивилась. На душе у неё могли кошки скрести, но Мельницкая-то тут при чём?

— Это как — невежливо?

— Ну, что вам до неё дела нет, поскольку подруга ведёт себя распущенно. Разве вы не сказали, что она такая… Ну…

Возмущение Стаси было совершенно искренним:

— Ничего подобного! Я о ней никогда бы так не сказала! Она не водится с такими… этими… У неё приличные друзья!

Образ жизни и знакомства Мельницкой судью мало интересовали.

— А потом, когда вы встретили на остановке Климчака с Зажицкой, что дальше было?

— Я вернулась вместе с ними на такси. В городе мы распрощались и разошлись.

* * *

Слава богу! Об этом никто не мог знать, ведь она никому не сказала, но Лёлик был совсем другой… О Мельницкой он, конечно, спрашивал, но ей сделал комплимент, пошутил немного, а смотрел так, будто впервые её наконец заметил. Зажицкая думала о своём и не обращала на них внимания, а Стасе сам воздух в том такси казался умиротворяющим. Шаг вперёд был сделан, вся затея не пропала зря, ещё чуть-чуть…

Вот если бы встретиться с ним наедине, без ненужной компании…

* * *

Патриция не могла, разумеется, знать Стасиных переживаний, но она почувствовала неожиданную мягкость, на мгновение появившуюся в голосе свидетельницы. Затем всё опять затвердело: и свидетельница, и голос.

— При каких обстоятельствах вы встретились снова?

— Мы договорились с подругой…

Судья слишком долго благодушествовал. Остатки вежливости улетучились и сварливость прорвалась наружу:

— С какой подругой? Фамилии называть! О чём договорились?

— С Добровольской Вандой, — всполошилась Стася. — Ну… так просто… встретиться…

Не иначе как ничего не значащая Добровольская Ванда потребовалась судье для протокола, поскольку в бумагах отрыть её не удалось. Набормотавшись вволю, он успокоился, и рыки на какое-то время прекратились.

— И что?

— У меня остановились часы.

— И вы опоздали?

— Ну да.

— И что?

— Я встретила на улице Гонорату с Павловской, они сказали, что Юрик Зажицкий приехал из армии.

Инструкции, адресованные секретарше, были практически не слышны, и Патриция пожалела, что лишена возможности наслаждаться этими литературными шедеврами, да ещё в невероятном сочетании с высказываниями свидетелей. Судья опять взялся за излюбленный скачкообразный способ ведения допроса:

— Кто вас приглашал?

Ни о каком приглашении никто и словом не упомянул, но Стася поняла, не в первый раз её спрашивали.

— Гонората Сказала, что придут Юрик с Ядвигой, у них со дня рождения осталось ещё немного водки…

— И что дальше?

— У них было какое-то дело, свёрток несли. Я встретилась с ними снова, и тогда мы пошли вместе где-то после семи. Зажицкой не было.

Судья попёр напрямик, отбросив мешавшее ему «вы»:

— Откуда знаешь Гонорату?

— Мы знакомы уже несколько лет, она дружила с моей сестрой.

— Где ты до этого встретила Гонорату?

— Она была на свадьбе Зажицкой.

— Продолжай. Вы пришли в квартиру, и что?

— Никого не было. Гонората поставила пластинку. Мы ждали Зажицкую, но она не пришла. Вот Гонората и предложила выпить по рюмочке.

— Какая это была водка?

— Не знаю, я в ней не разбираюсь.

— Ну и кто из вас пил больше?

Патриция с досадой подумала, что опять он начал хоровод вокруг водки. Втемяшилась же судье эта сервировка и порядок выпивки. Ну да ничего не попишешь, посмотрим, как это выглядит в Стасином исполнении.

А та, до сих пор державшаяся твёрдо, начала немного путаться и смущаться. С одной стороны, ей не хотелось явно врать, с другой — и правду сказать было стыдно. Слова застревали в горле.

— Когда мы встретились…

— Кто больше пил?

— Ну, я пила в два захода.

— Кто пил меньше всех?

— Ну, я ту первую рюмку выпила в два приёма.

— Кто пил меньше всех?

— Выходит, что я.

Каждый ответ сопровождался лёгкой заминкой. Совершенно очевидно, что Стася отдала бы год жизни за возможность честно похвалиться, что совсем не пьёт. Только вот смысла в этом не было, потому как, а дальше что? Трезвая, как стёклышко, отправилась на свидание с насильником?

— Гонората утверждает, что она не пила. Гонората пила наравне с Павловской?

— Ну да.

— А как Климчак пришёл?

— Ногами, наверное, — проворчала про себя Патриция. — Как ещё мог прийти? Не на четвереньках же?

— Гонората сказала, чтобы мы перебрались на балкон.

— Что ты переносила?

— Я несла сифон.

— Кто нёс рюмки? Кто водку?

— В графине уже ничего не осталось.

Патриции этот ответ показался уклончивым, судье, похоже, тоже. Он повторил: