Девичьи игрушки
Шрифт:
Заколка домино как-то незаметно расстегнулась, и плащ медленной струею сполз со смуглых плеч на пол. Полная грудь призывно всколыхнулась в глубоком всхлипе-вздохе.
– Что ж вы так робки, сударь? – вопросила с издевкой. – В виршах-то гораздо прытче и смелее…
Господи, за что?!
Он осторожно, будто старинный сосуд или невиданную драгоценность, взял ее руку и легонько коснулся губами. Кожа была горячей, но сухой. Неутешительный признак для страстного влюбленного, готового потерять голову.
С такой же почтительностью опустил девичью ладонь назад, на канапе.
– Кажется,
– Так вы… узнали меня? – нимало не удивилась Брюнета.
Иван легонько кивнул. А как иначе? Если с первого взгляда лишь ее и видел. Даже не понадобилось глядеть по-особому…
– И не попытались воспользоваться ситуацией? – с легкой досадой изрекла девушка, сбрасывая ненужную машкару. – Или я вам ни капельки не нравлюсь?
Тут уже был прямой вызов.
Господин копиист предпочел уклониться. Он и без того знал, кто выйдет победителем в этом поединке. Но какова женщина!
И свято в том клянусь, пиита говорил,Что, сердце взяв у них, тебе я подарил…Брюнета тут на то: Богинь не обижаю.Не сердца твоего, ах, я желаю…– Оставим в стороне экивоки, сударыня, – собрав волю в кулак, жестко произнес Барков. – Зачем я вам понадобился? Верно, не для того, чтобы вести разговоры о поэзии или демонстрировать мне столь дивное… собрание.
Брезгливо ткнул рукой в фаллическую игрушку. Да уж, девичьи игрушки… Нечего сказать.
– Вестимо, не для этого. – Голос Брюнеты стал и впрямь напоминать змеиный шип. – Мы хотели поговорить с вами… Привлечь или, по крайней мере, предупредить, чтоб вы, сударь, не совали свой длинный нос не в свои дела. И не становились поперек пути людям, которые не вам ровня по силе и возможностям своим!..
О, а вот это уже другой разговор.
Но как жаль…
В сердце впилась саднящая игла.
Как жаль, что дело зашло столь далеко.
Ох, Тень-змея, сколь же велика твоя сила! Самую малость оставила, не проглотила. Беда, ежели не поспеть с лечением. А как пользовать? Кто подскажет средство?
– Кто это – мы? Вы да ваш дядя? Или гости, собравшиеся в этом дому?
– Дядя?.. – вздрогнула девушка. – При чем здесь мой дядя?
– Так господин поручик не ведает о том, что деется у него под крышей?
На лице Брюнеты отразилось видимое облегчение.
– Ах, поручик… Как же, как же. И он в деле. Что ж до гостей…
Пару мгновений она колебалась. Затем решительно встала и поманила его рукой.
Подойдя к стене, дернула некую скрытую веревочку, и шелковая драпировка поднялась вверх, открыв дверь. Легонько приотворив ее, красавица заглянула в щелочку, а потом посторонилась, уступая место Ване.
– Извольте взглянуть… Изволил.
В полутемном помещении, освещенном всего двумя или тремя шандалами, играли в карты.
Барков полюбопытствовал, кто же это манкирует танцами, и обомлел.
За ломберным столиком сидели молодые и не очень люди, знакомые ему по Петербургу. Граф С…ов, князь
Б…й, братья О…вы. Ну-ка, ну-ка…Но дверь уже захлопнулась.
– Вы удовлетворены?
Не нашелся, что ответить. Близкие к «малому двору» великих князя и княгини персоны. Что они делают в этом захолустье?!
– Мы радеем о будущем России, – как бы услышав его вопрос, пояснила девушка. – Ужель вы сами не видите, что творится вокруг?!
Заломив руки, принялась нервно прохаживаться по кабинету, мало не выкрикивая гневные тирады:
– Бессмысленная война, истощившая и без того худую казну государства, опустошенную бессмысленными прихотями старой похотливой блудницы, на уме у которой одни наряды да балы! Полный застой в науке и искусствах! Запуганный и забитый народ и не менее окованное цепями дворянство, отданное во власть всесильным временщикам! Разгул произвола, творимого Тайной канцелярией…
Поэт молчал. Он был почти во всем согласен со своей пассией. Особливо в том, что касалось произвола. На своей шкуре почувствовал ласковые объятия Приапа-Шувалова. И все же…
– Что предлагаете взамен?
– Взамен? – Прелестница стала как вкопанная. – Надобно дать дорогу молодым силам, кои приведут государство к процветанию, просвещению, миру!
Понятно. Очередной заговор и дворцовый переворот. Мало ль их уже видела в этом столетии бедная матушка Русь?
– А средства?
– В святом деле все средства хороши! – в запале бросила Брюнета.
– Э, нет, позвольте не согласиться. Все, да не все. Когда это идет вразрез с разумом, с сердцем и самой верой, то…
Он не договорил. Да и надобны ли были тут слова? Не все ль и без них ясно?
Дама закусила губу.
– По крайней мере… – начала нерешительно. – Дайте слово, что не будете мешать. Не донесете…
– Обещать того не могу, – возразил твердо. – Как карты лягут.
Повернулся и пошел прочь.
– Да постой же, упрямец! – полетело ему в спину отчаянное. – Я же тебе добра хочу, пойми, наконец! Уже пару раз спасала твою глупую голову, но не могу делать это вечно! Мне просто не позволят…
Поэт остановился на пороге распахнутой двери, из-за которой неслись веселые звуки польского. Бал продолжался.
– «Братия! Если кто из вас уклонится от истины и обратит кто его, пусть тот знает, что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов…»
И, не добавив ничего к словам апостола Иакова, вышел вон.
На улице он тут же попал в руки Козьмы и Дамиана.
Монахи наперебой принялись расспрашивать о том, что было в доме, да отчего это на Иване лица нет.
А поэт не мог говорить. Тяжелый камень придавил ему грудь, мешая дышать.
Шел и шел вперед, лишь бы подальше от недоброго места.
И вдруг, как раз напротив церкви Рождества Богородицы, остановился, приметив некую жалкую фигуру, приютившуюся на паперти.
Скинув шубу на руки оторопевшим отрокам, с остервенением стащил с себя подаренный невесть кем камзол и накинул на прикрытые ветхой рванью плечи нищего. За камзолом последовала и жилетка. Снял бы и панталоны, да негоже без порток по людным местам шляться.