Девочка Давида 2
Шрифт:
Я улыбнулась и быстро «нащупала» взглядом, где у него пистолет. Есть, нашла.
– Сегодня мы с господином Басмановым всю ночь занимались любовью. Мы не предохранялись, и теперь мне нужно в аптеку. Сами понимаете, для чего.
Иван смутился:
– Я уверен, это подождет возвращения господина Басманова.
– Конечно, – я кивнула, – но если я не выпью нужную таблетку, то наверняка забеременею, и у вас возникнут проблемы.
Смущаясь от столь откровенных подробностей, охранник отвернулся и нервно почесал затылок.
Я понимала,
Я попросила отправить его напарника в аптеку.
Я шла ва-банк.
– Иван, я не сбегу. Даже если вы останетесь один, мне с вами не справиться. Прошу вас… Давид будет разгневан, если после сегодняшней ночи я вдруг забеременею.
Глава 11
Жасмин
Чужой город спал.
В палате было тихо. Так тихо – аж до боли. Я свернулась калачиком, насколько позволял живот, и посматривала на луну, прячась от собственных мыслей.
Будь я волком – непременно бы завыла.
От смертной тоски и от неизвестного, размытого будущего.
– Слушай, не спишь?
Я медленно обернулась. Совершать быстрые телодвижения в моем положении – это что-то за гранью фантастики.
– Не сплю.
– Я так и знала.
Ее звали Маша. Она работала здесь акушеркой и с чего-то решила, что я нуждаюсь в общении с ней. Слава Богу, что они дежурят здесь сутки на трое, и утром ее смена снова закончится.
– Как ты, моя девочка?
– Лежу.
Маша называла меня девочкой, хотя она была моей ровесницей. Сама еще зеленая, жизни не повидавшая – она заботилась обо мне. Чудная девушка.
– Ничего не болит? Я только уколы закончила ставить и сразу к тебе, пока меня не начали искать.
– Не болит.
Только, разве что, сердце.
Оно болело тайно, тихо – ни один аппарат эту боль не распознает, не поймет.
Я решила перевернуться на спину, и Маша засуетилась – хотела помочь, но что я, без рук что ли? Справилась сама. В этой жизни мне теперь всегда придется справляться самой.
– Почему ты заботишься обо мне, Маш?
Я качнула головой: не понимала. У медперсонала своих забот полно, у нее таких беременных – вагон и маленькая тележка. То уколы, то системы, то таблетки раздавать, а то и прихватит у кого – тогда надо сразу за врачом бежать и на роды.
– Я просто такая же была, нелюдимая.
Чуть помолчав, Маша поделилась со мной своей историей.
– У меня тоже муж умер. Он разбился на машине, когда я была на пятом месяце. Ко мне, правда, хоть захаживали. То мои, то его. Они уж больно после смерти сына за внука переживали.
Маша смахнула слезы. Если бы не ее печаль, я давно бы отослала ее и приказала не беспокоить меня.
Наверное, так мы и сдружились.
– Еще меня соседки по палате иногда из депрессии выводили. А ты вот совсем одна лежишь.
Маше двадцать два, ее малыш здоров и каждый день напоминает ей о любимом муже. Оттого она и носится со
мной, что себя во мне видит.– Но ты справишься. Мне, конечно, родители сильно помогают, я даже на работу почти сразу вышла, ну а ты няню наймешь. Жизнь наладится, вот увидишь. Мысли позитивно, моя девочка.
– Вот и я успокаиваю себя: двойня для матери-одиночки это лучше, чем тройня.
– У тебя двойня?!
– Сын и дочь, – кивнула.
– Вот это да! Сразу отстреляешься. Можно больше не рожать, – Маша засмеялась.
В Машиных глазах была радость.
Интересно, какая реакция была бы у Давида, узнав он, что станет отцом сразу двоих детей?
Последний раз я видела его так давно. Прошли месяцы. Это была наша последняя встреча.
– У тебя же нет в Волгограде никого, да? А откуда ты приехала?
Я проживала в Волгограде последние недели. После родов мы должны будем улететь. Он обещал помочь спрятаться за границей и обустроить нашу с детьми жизнь… в случае, если я выживу после родов.
На другой, неблагоприятный исход у меня тоже был план. Я не хотела оставлять детей одних в этом мире и позаботилась о них уже сегодня. Сын и дочь попадут в семью Басмановых, ведь нет никого ближе родственной семьи.
Мне бы этого не хотелось. Однако моя болезнь не оставляет мне почти никаких шансов.
– Ладно, Маш. Ты иди. Я поспать хочу.
– Хорошо. Кнопка на твоем запястье, если что – сразу жми. К тебе немедленно придут.
Маша скользнула по мне неравнодушным взглядом, но все же ушла. Мы попрощались до следующей смены. Я посмотрела на датчик на запястье: надеюсь, что кнопка не пригодится и оставшееся время до родов пройдет спокойно.
Я выключила мерцающий телевизор и огляделась. Не зря я решила лежать отдельно. Довольно мне было этих жалостливых взглядов при поступлении, когда меня положили на сохранение, а вещи привезти было некому.
Благо, что деньгами мы обделены не были, я сразу попросилась в отдельную палату – знала, что они у них есть, причем роскошные.
Палата больше напоминала комнату, правда с теми же медицинскими установками. И койка была удобная, на седьмом месяце моя здоровая спина вдруг стала тяжелой ношей. Телевизор я почти не включала, чтобы вдруг не нарваться на новости о Давиде, только иногда пробегала глазами по новостной ленте, чтобы быть в курсе расследования.
Оно, к слову, длилось и по сей день.
– Давид…
Я шумно выдохнула и тут же охнула. Малыши толкнулись… оба откликнулись на имя, сумасшедшие. Я успокаивающе погладила живот, морщась от боли.
Мне до сих пор не верилось, что я была настолько уязвимой. Конечно, не хватало мужской спины, за которой можно было спрятаться.
Не хватало отца или мужа.
За окном роддома стояла июльская жара, а в памяти все жил снежистый декабрь. Я помнила те события от и до. Они снились мне в кошмарах, я просыпалась в поту и долго не могла уснуть, вспоминая…