Девочка Грешника

Глава 44. Динамо в квадрате

POV Рома

— Я могу сейчас увидеть Соню? — нервно передергиваю плечами, внутренне готовясь к отказу.

— Нет не можешь, — рычит Данила, но я упорно полирую требовательным взглядом Шахова старшего.

— Нет, Рома, — отрицательно качает головой Александр Александрович.

— Почему?

— Потому что она не хочет тебя видеть, — резонный ответ мне в лоб.

— Две минуты, я вас очень прошу, — не меняю я курса и пру как танк.

— Рома, мне нравится твое рвение и столь глубокие чувства к моей дочери мне тоже импонируют, но…во-первых, ты себя в зеркало видел? Вы с Даней оба выглядите как две отбивные котлеты.

— А, во-вторых?

— А, во-вторых, я не стану волочь ее сюда на буксире и заставлять тебя слушать я тоже не буду. Ты когда соглашался на мое условие, наверное, немного не понял, что я имел в виду. Повторюсь — я даю тебе только время и ничего более.

— То есть…

— То есть, все сам, — припечатали меня дальнейшими «радужными» перспективами.

Но я только выдохнул напряжение, сковывавшее все мое тело, а затем встал и протянул руку отцу Сони. Тот сразу же ее пожал в ответ. Развернулся и окинул взглядом потрепанного Даню и так же подал ладонь для рукопожатия. Но тот только, не мигая, смотрел мне в глаза, растягивая губы в так свойственной ему гаденькой улыбке.

Чертов маньяк.

— Ладно, — кивнул я и убрал руку, — жду договора на подпись.

Кивнул и вышел за дверь. Прошел прямо по коридору и с надеждой посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж. Нахмурился, задумался, пожевал губу…

— Даже не мечтай, — услышал предупреждающий голос Шаха позади себя.

— Хорош рычать, Даня. Скоро породнимся как-никак.

— Никак, — скривился бывший друг.

И, надеясь, что Соня где-то там, в глубине дома слушает меня, я чуть повысил голос и сказал:

— Я люблю Соню. Она меня тоже. И однажды она найдет в себе силы простить меня за те слова, сказанные в порыве ревности.

— Х-м-м, думаешь она купится на эту чушь?

— Давай позовем ее и узнаем? — улыбнулся я максимально миролюбиво.

— Тебе пора, Ромашка.

— Ок, — кивнул я, а потом указательным пальцем обвел свое разбитое лицо, — и спасибо за гостеприимство.

— Обращайся, — прищурился Шахов.

На этой неперспективной ноте пришлось покинуть дом Шахова.

И понеслось.

Ежедневная борьба за ее внимание.

Первые несколько дней я тупо не знал как ее выкурить из отчего дома. Она не выходила, казалось бы, совсем. Номера телефона я ее не знал. Пробить не смог. Да и вообще прогорал по всем фронтам. А спустя неделю выпал в нерастворимый осадок.

Оказалось, что Соня уже два дня как переехала в свою городскую квартиру. А еще восстановилась на учебе. И самое страшное — наняла себе двух здоровенных амбалов, которые теперь повсюду неотступно следовали на ней.

Не подступиться.

Но я пытался снова и снова. Поджидал ее у института. Просил уделить мне хотя бы пару минут, чтобы хоть что-то объяснить, рассказать о своих чувствах, о том, как мне жаль, что между нами все так вышло. Но Соня была непреклонна.

И холодна, словно Антарктида.

Даже мои кровоподтеки и синяки ее не впечатлили.

Во взгляде вечная мерзлота. Тотальное равнодушие. Смотрит мимо, даже не кривится от негатива. Видит меня, слышит, но никак не реагирует. Просто идет в окружении своих охранников и бровью не ведет в ответ на мои слова.

А их было много. Целый океан.

— Я люблю тебя!

— Ты нужна мне!

— Позволь мне все исправить!

— Я никогда больше не подведу тебя!

— Соня, прости меня!

Стена, а не девушка. Железобетонная. И не пробиться. Даже на таран попробовал пойти, раскидав ее парней, но, кажется, только усугубил дело. На следующий день мордоворотов было уже три, а я не сдвинулся с места ни на миллиметр.

Но и тогда я не опустил рук. Взял трубку и позвонил ее отцу.

— Слушаю.

— Александр Александрович, доброго дня.

— Да не скажи. Поговаривают, что дела у тебя идут паршиво и ничего доброго там нет даже в зачатке.

— Даня настучал?

— Ну, а кто еще? Дочь моя о тебе вообще не заикается, если хочешь знать.

— Не хочу. Лучше номер ее квартиры скажите.

— Зачем?

— Цветы ей хочу заказать.

— Только ромашки ей не шли, она их ненавидит.

— Очень смешно, — фыркнул я, пока Шахов старший откровенно потешался надо мной.

— Ладно, сорок четыре. И да, будешь мне должен!

— С первой пенсии отдам, — хмыкнул я и отключился.

И снова в бой. Розы, пионы, хризантемы, астры, лилии…по адресу были все. Вот только букеты мои Соня все разворачивала. Не принимала и все тут.

Затем я начал добавлять к ним подарки. Подкуп, скажете? Ну, делал все, что мог. Билеты в кино, на хоккей, в театр, в цирк, на ледовое шоу и в аэротрубу — напрасно. Тучу воздушных шариков подогнал ей — полный игнор. Тортики, пирожные всякие авторские, конфеты ручной работы — по нулям. Мягкие игрушки — плевать она на них хотела.

Всего за сутки до окончания отпущенного мне срока поехали ромашки — последняя надежда на успех. Но на этот раз не просто так, с привычными глупостями, а с письмом, в котором я излил для Сони всю свою тоску и любовь. Я рассказал ей все с самого начала, не скрывая ничего. Причины, да. Но я ими не прикрывался и не оправдывался. Я просто хотел, чтобы между нами больше не было секретов, лжи или недомолвок. Я хотел честности во всем.

Я рассказал ей про кольцо, которое хотел преподнести ей в тот самый день, когда узнал о ее помолвке с Ильясовым. Поведал о том, что не хотел с ней расставаться ни на миг, потому что никогда еще не испытывал таких острых и сильных чувств к девушке.

Покаялся во всем. В том что мудак. В том, что косяк. В том, что недостоин ее, но надеюсь на чудо.

Вот только оно не случилось.

Уже на следующий день, привычно карауля ее у института, я наткнулся на еще более жесткую реакцию с ее стороны. Такой Сони я еще никогда не видел.

Она, но будто бы совсем другая девушка. Абсолютно чужая и далекая. Слишком жесткая, слишком отстраненная. С ног до головы пропитанная ненавистью и неприятием ко мне.

И вот эта равнодушная копия моей любимой, наконец-то остановилась возле меня, когда я пытался в, казалось бы, тысячный раз выпросить у нее прощения. Посмотрела на меня совершенно пустым взглядом, вздохнула и выдала, окончательно размазывая меня.