Девочка и пёс
Шрифт:
Однако Мастон свернул во Флотерру в первую очередь из-за желания усложнить неблагодарный труд соглядатаев, преследовавших его. Говоря по правде, он так и не сумел их вычислить, хотя в Судебной академии его обучали и вести слежку, и уходить от неё. Академия ведь готовила не только судей, ученых-изыскателей, чиновников-юристов, но и офицеров судебной гвардии, экзекуторов, следователей, дознавателей, сыскных агентов. И потому слежка, наблюдение и уход от оных порой становились важной частью профессии. Но сколько Лург не примечал окружение, не запоминал лиц, не делал резких маневров, определить своих филёров он не смог. Но ничуть не сомневался, что они поблизости. Единственные, кто обратил на себя его внимание, были авры. Одного он заметил еще возле гостиницы "Этоли Ривс", он безмолвно и неподвижно стоял в тени дерева и сам казался деревянным. Понять куда смотрели его рыбьи огромные глаза как обычно было невозможно. Другого судья увидел на улице, где располагалось здание первого банка. И выходя из второго, он также успел уловить мелькнувшую у неприметного экипажа тощую фигуру авра. А потом и возле входа во Флотерру, где всегда было достаточно оживленно, в толпе Мастон разглядел сразу двух из них. Конечно он не мог уверенно утверждать, что встречает всё время одних и тех же авров. Все они, худые, костлявые, лупоглазые, замотанные в какое-то темное серое тряпье выглядели для людей одинаково. Лишь живя с ними бок о бок довольно длительное время, сталкиваясь и общаясь с ними каждый день, соплеменники Мастона наконец признавали за аврами право на индивидуальность и научались отличать одного от другого. Но Акануран в первую очередь был городом народа омо и присутствие здесь представителей других народов не поощрялось. Хотя и не возбранялось никакими законами королевства. Тем не менее лоя, авры и до некоторой степени туру чувствовали общий настрой жителей и старались без лишней необходимости на городских улицах не появляться. Впрочем, что касается туру, слывших бесцеремонными, себялюбивыми, жадными, недалекими грубиянами, то их конечно мало заботили чувства коренных акануранцев. И на рыночных площадях, в торговых рядах, в магазинах и лавках туру были вполне себе многочисленны. И уж тем более это не относилось к шоти,
Мастон свернул с вымощенной плиткой дорожки на грунтовую тропинку и углубился в самый настоящий лес. Он уже давно не видел никого из людей, совершенно успокоился насчёт слежки и даже принялся тихонечко напевать старинную солдатскую песенку об удаче. И снова почти против воли улыбался. Уж теперь-то совершенно ясно, что конкретно его жизнь явно сложилась удачно. Он пытался одергивать себя, напоминая что дело еще не закончено, он еще не получил титул и поместье и не передал девочку герцогу. Но тщетно. Огромное состояние, которым он уже обладал, два больших бриллианта в его кармане настойчиво убеждали его что удача на его стороне. Герцог непременно исполнит и оставшуюся часть договора касательно титула, иначе просто не имело никакого смысла передавать деньги и уж конечно же сам Лург обязательно приведет к нему Элен. Всё будет хорошо. Судья в этом нисколько не сомневался и только привычка быть всегда осмотрительным ещё как-то сдерживала его неуемную радость от той громадной удачи что выпала ему. Но удача это не только дело случая, с удовольствием думал он. Ведь если бы ему не хватило ума, проницательности, решительности, отваги, он вполне бы мог упустить главный шанс своей жизни.
Мастон вдруг увидел рощицу дольмренов – приятных взору деревьев высотой метров 5-7 со светло-зеленой гладкой корой и широким прямым стволом. На гибких скрученных ветвях дерева благоухали большие чашеобразные сидячие цветы, чьи нежные бледные лепестки выглядели словно сделанными из прозрачного фарфора. Однако каждую белую чашечку украшали серые и синие прожилки, образующие уникальный рисунок и судья сразу же припомнил как он и Айра прятали в эти цветки записки и маленькие скромные подарки друг для друга. То что предназначалось ей он вкладывал в цветок, рисунок на котором напоминал букву "А", а то что она оставляла для него забирал из цветка с буквой "М". Цветы дольмрена жили только год, после чего засыхали, рассыпались, освобождая переносимые ветром семена, и отваливались от ветви. И конечно он не мог сейчас увидеть те самые цветы, что когда-то служили ему и его подружке, а может даже его первой любви, маленькими живыми почтовыми ящиками. Но буквально через несколько секунд ему бросился в глаза цветок, на чашечке которого явно проступала буква "А" и его тут же охватило почти неодолимое желание вложить в цветок какое-нибудь послание. Уже конечно не для той, которая давно позабыла пылкого юношу, мечтавшего о военной карьере, но словно как ритуал ушедшего навсегда детства. И почти сразу ему пришло в голову спрятать в цветок два своих бриллианта. В первую секунду он просто застыл от этой мысли, ошарашенный приступом такого непривычного ему сумасбродства и испугавшись расставаться с камнями, тут же уверившись что потеряет их навсегда. Но потом устыдился своего страха и решил что он хочет побыть немного сумасбродным, ведь это будет необычный поступок необычного человека. Мало найдется людей способных доверить целое состояние обычному лесному цветку. А Мастон Лург способен, ему больше не следует мыслить категориями бедных людей. И он свернул с тропинки, прошёл к нужному дереву, привстал на цыпочки, дотянулся до основания упругой ветви, разогнул её вниз, приблизив цветок к себе. Внутри в центре чашечки радужно переливалось озерцо прозрачной вязкой жидкости, цветочного сока, который мягко обволакивал всё что попадало в него. Он практически ничего не разрушал, даже пролежавшая в нем бумага оставалась абсолютно целой и единственно приобретала стойкий чудесный аромат. Чуть помедлив, Лург опустил в жидкость оба бриллианта и некоторое время наблюдал как сок неторопливо заглатывает их, пока они полностью не опустились на дно. Затем он отпустил ветвь и вернулся на тропинку. Там он еще долго стоял с какой-то непонятной полуусмешкой вглядываясь в драгоценный для него цветок. Его охватила странная смесь ощущений, и чувство вины за совершенную глупость и в тоже время гордость за необычный поступок. Страх возможной утраты алмазов из такого странного хранилища еще терзал его, ему хотелось вернуться и забрать камни, но он усилием воли отмахнулся от этого страха. И из парка он уже выходил с легким сердцем. Направляясь к своему экипажу, он даже улыбался, размышляя о том что возможно его забавный цветочный сейф гораздо надежнее любого банковского подземного стального хранилища, ибо он единственный человек на земле кто знает что скрывает в себе прелестный дольмреновский цветок в глубинах Флотерры.
Вернувшись в гостиницу, он увидел что его судебная карета уже стоит во дворе. На козлах восседал скучающий молодой кучер в форме рядового из хозяйственного батальона гвардии. Увидев судью, он встрепенулся, поспешно слетел вниз и начал доклад. Но Мастон жестом остановил его и сказал что пока он может
отдыхать, поедут они еще не скоро.В своем номере Лург улегся на постель, закинув руки за голову, и мечтательно глядел в расшитый навес, думая о том с чего начать завтрашний день. Однако через какое-то время он вдруг вспомнил об Элен. Он даже почувствовал легкое угрызение совести из-за того что совершенно позабыл о ней. Ведь в конце концов это она главная причина столь счастливой перемены в его жизни. Что с ней сейчас, всё ли у них с Галкутом в порядке? Судья ни секунды не сомневался что хладнокровный, решительный, здравомыслящий Галкут сумеет справиться с любыми возможными проблемами. А также и защитит девочку, и если надо урезонит её. Впрочем, никаких проблем быть не должно. Как условлено, Галкут и Элен поселятся в какой-нибудь неприметной дешевой гостинице в одном из не слишком респектабельных районов Аканурана, где проще всего было раствориться в толпе и проведут в номере сутки. А сегодняшним вечером к пяти часам они придут на просторную многолюдную Площадь Навигатора и там Галкут будет скрытно наблюдать за пятачком перед памятником. Судья должен появиться там и подать уловленный знак: либо всё в порядке и Галкут с девочкой может без опаски выходить из укрытия; либо герцог заупрямился и Галкуту следует провести в гостинице еще одни день и назавтра снова ждать знака на Площади Навигатора; либо совсем всё плохо, герцог готовит насилие и Галкут должен покинуть Акануран, уехать с девочкой на восток и там ждать дальнейших вестей от судьи. Каких-то затруднений со стороны герцога уже не предвидится, а снять номер в гостинице и провести там ночь и большую часть дня сложности не представляет. Конечно своенравная девчонка могла устроить какую-нибудь каверзу или истерику, но судья верил что несклонный к сентиментальности Галкут легко пресечет все её выходки.
Однако ожидания мэтра Регоньяка с вестями из Геральдической палаты постепенно затягивалось и всякая мечтательность покинула Мастона Лурга. Он всё чаще подходил к окну и подолгу смотрел на улицу. Его принялись одолевать тревожные мысли о собственном вступлении в графское достоинство. Что если ничего не получится? По крайней мере сегодня. И герцог Этенгорский здесь ни при чем. Он сделал всё от себя зависящее, но ведь в конце концов в этом деле требовалось участие самого короля. Пока Его Величество не соблаговолит поставить свою подпись на дворянской грамоте, Мастону графом не стать. А короля может отвлечь что угодно или же ему станет просто недосуг именно сегодня заниматься делами королевства и своих подданных. Как заверил его Томас Халид, король подпишет грамоту сразу после второго завтрака, именно в это время по заведенному давным-давно распорядку монарх с двумя-тремя личными помощниками приступает к разбору накопившихся бумаг. То есть где-то после часу дня. Как только грамота будет подписана её незамедлительно передадут в Геральдическую палату и после этого новоявленный граф может в любой момент явиться туда чтобы официально вступить в свои права.
Но уже начало четвертого, а мэтр Регоньяк так и не появился. Судья нервно расхаживал по номеру и напряженно размышлял как ему поступить, если грамоту так и не подпишут. Всё отложить до завтра, как они и условились с герцогом? Или рискнуть и несмотря ни на что передать ему девочку сегодня? Документы на обладание земельным доменом он должен был получить вместе с дворянской грамотой, ибо формально земли принадлежали титулу. Но можно ли всё переиграть и хотя бы во владение доменом, поместьем, деревнями и прочим вступить уже сегодня, спрашивал себя Мастон, сильно досадуя на себя за то что не подумал об этом раньше. Согласится ли герцог? И как всё же быть с девочкой? Нет, Томас Халид вполне может рассердиться, если начать ему докучать просьбами переиграть условия сделки. Судья принялся досадовать уже на короля, которого, положа руку на сердце, всегда недолюбливал. Он такой безалаберный, с возмущением думал он, запросто может укатить в Западный замок складывать там свои глупые бумажные фигурки, а государственные дела по боку. Наверно всё же лучше отдать герцогу девочку сегодня, чуть ли не с отчаяньем решал судья и от страха, что он так и не получит заветный титул и еще более заветные поместье и вотчинные деревни у него дрожали пальцы. "Но это неприемлемо, неприемлемо!", вопил жадный голос в его душе. Да, он получил свои деньги и алмазы, но этого недостаточно. Ему непременно нужно поместье с огромным особняком, со штатом вышколенных слуг, с обширными садами, лесами, лугами, пастбищами и пахотной землей; ему нужны его деревни с трудолюбивыми крестьянами, добродушными священниками и сообразительными старостами. Он уже столько раз представлял себе как будет разъезжать по своим владеньям верхом или в открытой коляске, благосклонно кивая мужикам и бабам, торопливо и усердно кланяющихся ему, что отказаться от этой вожделенной картины было выше его сил. Значит герцог не увидит Элен, холодно и твёрдо заключал судья, пока я не получу всё о чем договорились. Но его тут же снова одолевали сомнения. Да, верховный претор вроде бы согласился с тем, что девочку он получит только когда Лург получит свой титул, насколько бы это не затянулось. Но резолюции короля можно ждать и месяц, если Его Величество укатит в какой-нибудь свой загородный замок, легкомысленно забросив все дела на потом. И герцог естественно не захочет пребывать месяц в неизвестности, за что он собственно заплатил такие громадные деньги и скорей всего потребует волшебного ребенка к себе, несмотря на все договоренности. Если Мастон заупрямится, герцог может перейти и к более решительным действиям. В чем они будут заключаться судья не хотел даже думать. Тем не менее он пытался набраться мужества и убедить себя, что он не отступит от своего и спокойно будет настаивать на том, что претор не увидит девочки пока грамота не будет подписана. В конце концов могущественный министр правопорядка вполне в состоянии устроить себе аудиенцию у короля и добиться подписи монарха.
Мэтр Регоньяк появился только ближе к пяти. К этому времени судья окончательно извёлся и уже готов был ехать к Томасу Халиду и требовать от него немедленно разобраться с безответственным королём. Но уже знакомый, легкий и аккуратный стук в дверь буквально вернул его к жизни, прозвучав для него самой чудесной на свете музыкой.
– Войдите, – пытаясь справиться с волнением, почти прошептал судья.
Старший юрист, каким-то образом расслышав его, а может и не став дожидаться приглашения, вошел в номер и осторожно прикрыл за собой дверь. Увидев какое-то чересчур бледное лицо судьи, он поинтересовался:
– Всё в порядке?
Мастон Лург собственно собирался с силами, чтобы задать тот же самый вопрос. И только кивнул. Мэтр поглядел на него с некоторым сомнением и спросил:
– Вы готовы?
И судья снова кивнул, чувствуя как невыразимое облегчение буквально окрыляет его тело. Вопрос юриста мог означать только одно, их ждут в Геральдической палате.
Окончательно придя в себя и ощутив былую уверенность, Мастон спокойно сообщил, что хотел бы поехать один в собственном экипаже, вслед за каретой старшего юриста, если господин Регоньяк конечно не возражает. Господин Регоньяк не возражал. Доверенное лицо герцога удалилось, а судья, выждав еще несколько минут, сходил в номер 28, забрал сумки с золотом, повесил их через плечо и тщательно укрыл сверху черным судейским плащом. В своей карете, когда они уже тронулись, он зашторил окна, переложил сумки в ящик под сиденьем и запер его на ключ.
И снова судья был взволнован, но теперь это было приятное волнение. Свершалось! Его легкомысленная фантазия, пустое несерьезное мечтание вдруг начало обретать реальную форму. Он словно наблюдал чудо. Уже сегодня, совсем скоро он ни много ни мало станет графом Агронского королевства, приобретет наследственное дворянство со всеми его правами, привилегиями, атрибутами и инсигниями. Он как будто в один миг вознесется над толпой, перешагнет на иной уровень бытия. И с каждой минутой, приближающей его к пышному Гербовому залу в одном из крыльев бесконечного Заль-Вера, ему казалось он физически ощущает как в нём что-то меняется. Осанка становится ровнее, сердце спокойнее, голова выше, рука тверже, взгляд увереннее и снисходительней. И когда он, в сопровождении мэтра Регоньяка, двух почтенных представителей Дворянской ассамблеи и трех офицеров-герольдов, входил в громаду Гербового зала судья чувствовал, что графское достоинство уже наполняет его как новая неизвестная ему энергия.
В центре зала, у напоминающего алтарь сооружения, на котором возлежали меч и книга, их уже ожидал граф-маршал – герольдмейстер королевства. Он, в тяжелых пышных аксамитовых одеяниях, был внушителен, мрачен, торжественен и лаконичен. Как и сама церемония. Неожиданно для самого себя Мастон Лург отчасти проникся ей и, стоя на одном колене с водруженным на плечо Мечом Капитана Симеона и поместив ладони на Книгу Навигатора, четко и с выражением повторяя вслед за граф-маршалом слова клятвы рыцаря-дворянина, он и вправду почувствовал некий возвышенный трепет. "… верно и беззаветно служить моему Отечеству, моему народу и моему государю со всевозможным усердием, бескорыстием и мужеством, не щадя своих сил, здоровья, состояний и самой жизни, оберегать честь и достоинство, статус и благосостояние родины, короля и всех Его наследников и ставить интересы оных превыше любых собственных. И буде возникнет такая потребность, самоотверженно и храбро защищать Отечество от всех внешних и внутренних врагов с оружием в руках. Исполнять всё что к пользе Его Величества и нашего Государства, благонравно, по доброй совести, без лжи и лукавства, как доброму, честному человеку надлежит. А если же я нарушу слова этой клятвы, то пусть обрушится на меня кара божья, гнев государя моего и презрение народа нашего и да буду я проклят и заклеймен, лишен всех прав и состояний и предан самой смерти". И после того как его объявили графом и дворянином, верным рыцарем короля и преданным слугой отечества, поднимаясь с колена, новоявленный аристократ вдруг ощутил всю значимость и тяжесть только что произнесенных им слов. Впрочем, это впечатление было мимолетным и уже подписывая "присяжный лист" он чувствовал себя вполне уверенно и спокойно. Его длинно и пышно поздравили, торжественно вручили плотную, закрученную грамоту, подписанную самим монархом и скрепленную Главной печатью Агрона, графский значок, титульные нашивки и графский перстень-печатку, подвели к громадной Парчовой книге и указали на надпись, выполненную большими витиеватыми красивыми буквами и извещавшую что сего числа высшим повелением монаршей милости такой-то пожалован пожизненным и наследственным дворянским достоинством и графским титулом с присвоением всех надлежащих прав и привилегий, переходящими по смерти оного к прямым потомкам его или законным наследникам. После чего представители Дворянской ассамблеи поднесли к нему увесистый фолиант Патриционного матрикула, где кроме всего прочего указывалось, что новоиспеченный граф вступает во владение поместьем Валеш с таким-то количеством деревень, живых душ, ленных земель и прочего. Судья поставил свою подпись и ему вручили соответствующие документы.
Шагая в сопровождении мэтра Регоньяка обратно к выходу через длинные анфилады, высокие коридоры и пышные комнаты, встречая вельмож и чиновников с важными физиономиями и надменными взглядами судья уже взирал на них уверенно и даже холодно. Теперь он был здесь своим, кому-то ровня, а кого-то и выше по статусу и положению.
На улице, на белоснежной широченной лестнице ведущей от монументального строения Геральдической палаты к тротуару, где ожидали экипажи и слуги, мэтр Регоньяк державшийся все время немного сзади, обогнал судью, преградил ему путь, заставив остановиться и елейно проговорил: