Девочка из КВД

Обнадеженная Наталья Владимировна поспешила домой. Сначала Слава и слышать не хотел о том, что ему придется показаться каким бы то ни было врачам. Он согласен был даже на тюрьму, но только — не унизительный осмотр, и не еще более унизительный разговор о случившемся…

И всё-таки Наталья Владимировна сумела убедить его, что визит к врачам военкомата — единственный способ выйти из этого щекотливого положения с наименьшими моральными потерями. И назавтра они уже шагали к зданию военкомата — Наталья Владимировна, решительная, почти уже спокойная, и Слава — ведь напряженный, готовый дать немедленный отпор кому угодно…

Однако всё произошло на удивление доброжелательно, спокойно и деликатно: сначала Славу осмотрели два врача — мужчины. О чём-то тихо посовещались, потом объяснили ему, что нужна будет на медицинском заключении подпись еще одного специалиста, спросили Славу, готов ли он за один раз перенести все эти неприятные процедуры осмотра, — что Славе оставалось делать? Он только согласно кивнул. И вот председатель медицинской комиссии заводит в кабинет… родного Славкиного дядю, специалиста-уролога, спасавшего его от смерти и позора в грязном подвале, где всё когда-то и произошло! Но ни дядя, ни племянник ничем не выдали не только своего родства — мало-мальского знакомства. Алексей Владимирович внимательно осмотрел этот жалкий кусочек плоти, что остался от предмета мужской гордости. Видно было, что Алексей Владимирович очень взволнован.

— Молодой человек, вам не говорили, что ваш орган после соответствующей пластической операции можно восстановить? — наконец тихо спросил он Славку.

Тот ошалело уставился на дядьку:

— Как — восстановить?

— Обыкновенно. Такие операции делаются уже давно.

— Вы… правду говорите?

— Безусловную.

Славка схватился за голову, застонал и… заплакал, перемежая слезы со смехом. Врачи понимающе отвели глаза в сторону…

…Надо сказать, что каких бы то ни было контактов с дядей Славка, как только появилась малейшая возможность обходиться без его помощи, всячески стал избегать. На неоднократные просьбы матери показаться дяде Леше Слава, во всем послушный и преданный ей, отвечал неизменным угрюмым: "Нет! И не проси, мама".

Ну и дядя, честно говоря, не очень-то стремился уговаривать, уламывать племянника, потому что Славкин случай — это слишком яркое доказательство его, Алексея Владимировича, человеческой и врачебной неразборчивости и нечистоплотности. Каждый раз, вспоминая эту историю четырехлетней давности, он, руководитель большого медицинского коллектива, уважаемый человек, брезгливо морщился и хватался за голову: стыд, стыд, что за история!..

И вот теперь, волею судеб столкнувшись нос к носу с племянником, Алексей Владимирович и растерялся, и обрадовался, и как будто чего-то испугался… Нет, нет, в своих медицинских познаниях он ни капли не сомневался, он и сейчас готов был с кем угодно поспорить, что в тех условиях, когда всё это случилось, он сделал для племянника всё возможное и невозможное. Он, можно сказать, буквально чудо сотворил. Теперь бы вот, так же мастерски, виртуозно, попробовать провести ему восстановительную, пусть пока, может быть, косметическую операцию… Ведь в их урологическом отделении уже сталкивались со случаями не менее сложными и тяжелыми, почему бы и здесь не попробовать?

Глава 11

Славка ушел домой, совершенно не чувствуя под собой ног, он словно несся по воздуху… "Боже мой, — лихорадочно думал он, смахивая с лица пот, — боже мой, неужели так вот можно разрешить мою страшную проблему?!"

Слава уже подготовился внутренне ко всем возможным сложностям и треволнениям, связанным с предстоящей операцией. Но что такое паршивая операция после четырех лет страшного одиночества, бесконечных угрызений совести и полного осознания своего ничтожества?!

Он несся домой, предвкушая, как он расскажет Ане о предложении врачей… хотя… что он ей скажет-то? Чем хвастаться-то?.. И уже мелькнула подленькая мыслишка: "Если с "этим" делом всё будет нормально, может, и невеста мне найдется получше Ани?" Но тут же, спохватившись, Славка остановился и со всего маху двинул себя кулаком по физиономии: подлец! Ишь, ты, смотри, какой подлец! Чуть забрезжило впереди что-то светленькое, уже и Анька нам — ненужный довесок! "Дерьмо!" — досадливо сплюнул парень и заспешил домой…

…Вечером этого знаменательного дня, закутавшись в легкий белый платочек, сидела Аня неподалеку от своего подъезда в зарослях акации на лавочке. Предосенняя тишина и красота позднего вечера с яркими крупными звездами на небосводе настраивали на лирический лад. Но Ане-то было не до лирики. Сегодня утром мать, как-то странно взглянув на нее, улыбнулась: "О, домашняя жизнь идет тебе на пользу, Анютка! Смотри, как поправилась!" Аня вспыхнула и испытующе глянула на мать: иронизирует? Неужели догадалась?!

Нет, слава Богу, пока искренне обманывается, и вправду решила, что Анна поправляется "от хорошей домашней жизни". Ну и ну! Но долго ли будет продолжаться этот ее самообман? И что она, Аня, должна будет объяснить своей матери? Говорить об отце — нелепость, чушь, мать ни за что НЕ ЗАХОЧЕТ ей поверить. Виновата во всем будет она, Аня… А ребенок в ее животе уже растет, скоро начнет шевелиться, он уже живой!..

Живой… Ну, мыслимое ли это дело — рассказать обо всем Славке, Наталье Владимировне? Как бы хорошо они к ней ни относились, всё-таки даже самым лучшим друзьям не всё можно рассказать…

От горестных, безысходных размышлений Аню отвлекли тихие девчоночьи голоса, доносившиеся откуда-то неподалеку.

— Они каждый вечер собираются в подвале, в третьем подъезде, — тихо и безнадежно рассказывала какая-то совсем еще юная, судя по голосу, девочка. — Обязательно пьют, у них там всё время бражка стоит. Сигареты с травой курят… А потом выходят на "охоту", как они говорят… Понимаешь, здесь, в микрорайоне, наверное, ни одной девчонки не осталось, которую бы они не стаскали в подвал. И всех запугали: чуть чего, мол, весь город будет знать, кто, как и каким образом тебя… И "на всякий случай", как говорят, они каждую девочку во всех видах, со всеми, фотографируют. Помнишь, в прошлом году Алину из сорок пятого дома хоронили? Все болтали ещё про несчастную любовь, потому, мол, и отравилась? Так вот, не было никакой "несчастной любви"! Просто в Алинином классе вдруг у мальчишек появились фотографии ее из подвала… И на ее месте у любой девчонки один выход остался бы — пойти да и отравиться или повеситься!

— Ну, а ты… ты-то чего петушишься? — спрашивает первую девочку тихий голосок второй. — К тебе-то, надеюсь, они не лезут?

— "Не лезут!" — передразнила первая вторую. — В том-то и дело, что лезут! Вчера Серега, их главарь, подошел ко мне и говорит: "Ты мне нравишься, будешь моей девчонкой. Да не дергайся, ты, коза! Не будешь моей — будешь всеобщей, подвальной. Поняла?" И ушел… Он велел мне быть у него сегодня дома, сказал, что будет ждать.

— А ты?..

— А я — просидела дома!

— А что же теперь будет?

— Теперь они будут охотиться на меня. И я тебе говорю заранее, что в руки им я не дамся. Лучше спрыгну со своего шестого этажа, чем пойду в этот поганый подвал!

— А может, ты бы всё рассказала маме?

— Маме? Моей? Да ты рехнулась, дурочка! Моя мама скажет, что я всё выдумываю. Или — еще лучше, скажет, что за порядочными девочками шпана не бегает. Нет, что ты, о моей маме лучше даже не вспоминать!

— Может, в милицию заявить?

— Да ты что! Вот тогда эти подвальные точно и меня, и всю мою семью со свету сживут!