Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню
Шрифт:
Показания сердцеметра: 10 метров.
Первым человеком, с которым Провиденс столкнулась, распахнув дверь женской палаты, был мужчина. Врач-массажист Рашид. Он был единственным мужчиной, допускавшимся на этот этаж, поскольку еще ребенком, во время драки, получил удар в пах доской с гвоздями, что сделало его де факто живым современным ремейком евнуха из дворца «Тысячи и одной ночи».
Что касается Лео, то ему предложили выбор: остаться в вестибюле или подняться на третий этаж. Он предпочел ожидание в вестибюле, на старом диване с вылезающими пружинами, где
— Где она? — испуганно спросила молодая француженка, не увидев Заиру на ее койке.
— Провиденс, я должен кое-что сказать тебе. Может, ты присядешь? Хочешь стакан воды? Ты неважно выглядишь. Откуда ты взялась? От тебя жутко несет чесноком!
— Нет, я не сяду, и — да, от меня несет чесноком, — с трудом ответила почтальонша, которая не привыкла отвечать на столько вопросов сразу.
И верно, ей не мешало бы помыться, путешествие было долгим и утомительным. И потом, эта мужская джеллаба из грубого полотна была вся в пятнах и пахла дромадером. А сверх всего еще и этот проклятый чесночный дух, который упорно преследовал ее с тех пор, как она очнулась после падения.
— Ты меня пугаешь, Рашид. Где Заира?
— У нее был приступ. Тяжелый приступ.
Провиденс стиснула кулаки.
— Насколько тяжелый?
— Тяжелый, как кома… Не буду скрывать от тебя: врачи считают, что у нее очень мало шансов выйти из кризиса. Сейчас ее погрузили в искусственную кому, чтобы она не так страдала. Они ожидают…
— …ожидают чего? — подхватила француженка.
— Ожидают пересадки.
— И что?..
— Ну… они ждут. Ждут, когда кто-нибудь умрет…
— …или когда умрет Заира?
Мир рухнул вокруг Провиденс. Серые больничные стены рассыпались в прах, оконные стекла разлетелись вдребезги, словно от прямого попадания бомбы. Небеса обвалились на мужской этаж над их головами и погребли его под собой.
Провиденс пошатнулась и упала на кровать.
Ее дитя. Ее маленькая дочка умирает. Не дождавшись ее. Она заснула, а матери не было рядом, заснула совсем одна, в мире, который никогда ничего ей не подарил.
Одна в застывшей тишине этой долины у подножия гор, посреди пустыни. Одна, так далеко от всего. Одна, так далеко от нее.
Провиденс удочерила мертвую девочку, мертвую от рождения. Маленькую принцессу, которую она привезет во Францию только в гробу. Навеки утратившую сияние жизни. Когда она обнимет ее в следующий раз, в ее объятиях будет мертвая девочка. А потом она вернется на родину с телом, которое станет оплакивать всю оставшуюся жизнь. С маленьким телом в маленьком гробике — чуть больше обувной коробки, и будет ходить по воскресеньям на кладбище, такое же безжизненное и серое, как больница, где Заира провела всю свою жизнь. Ее заколотят в ящик вместе с ее облаком. Буря в ящике. Вот к чему сведется в конечном счете жизнь ее ребенка.
Глаза молодой женщины наполнились крупными солеными слезами, которые жгли ее изнутри и снаружи. Она взглянула на свое грязное тело, на запачканную зловонную одежду, на черные обломанные ногти. Ей чудилось, что ее побили камнями, забросали грязью. Живой труп, мозги и кости всмятку. Как будто по ней проехал танк. Как будто ее изнасиловали тысячи Аксимов, разложив на камнях пустыни. Она ощутила реальную боль в спине и между ног.
Это походило на машину скорой помощи с выключенной сиреной и погашенной мигалкой, потому что уже слишком поздно, потому что уже некуда спешить. И мертвая тишина этой бесполезной машины взрывалась болью в ее ушах.
Она жестоко винила себя за то, что не приехала раньше,
напрасно потеряла время в аэропорту, у этого проклятого Юэ, а потом в монастыре. Винила этот чертов вулкан, вздумавший выплюнуть свой ядовитый пепел как раз накануне. И это после двенадцати тысяч лет бездействия! Ну как можно быть такой неудачницей?! Как это стало возможно?!Провиденс ударила кулаком в матрас. В этом ударе сосредоточилась вся ее ярость, но кровать лишь слегка дрогнула. В полной, абсолютной тишине. Больше у Провиденс ни на что не хватило сил. Женщина, которой принадлежала эта кровать, коснулась ее плеча. И Рашид тоже позволил себе взять ее за руку. Но ничто больше не могло умерить ее боль, которая свалилась на нее, как рояль с шестого этажа, раздробив тело, сердце, душу и все, что делало ее живым человеком, личностью. Она стала предметом, неспособным мыслить, бездушным обломком скалы в пустыне. Ее телу было недоступно даже самое легкое движение. Еще несколько секунд, и ее сердце тоже перестанет биться, а грудь — дышать. Она могла только беспомощно наблюдать за тем, как превращается в камень.
Эту маленькую девочку она не рожала сама, и, однако, сейчас ее терзала жестокая, невыносимая боль в глубине живота и в промежности. Она лишилась своего младенца. Ее внутренности горели огнем от этой муки. И она уже предчувствовала, как умрет прямо здесь, скорчившись на чужой койке, посреди пустыни, в тысячах километров от родного дома, в тысячах километров от звездного неба и в нескольких метрах от своей дочки.
В последнем проблеске жизни она прижала руки к животу, как вдруг нащупала, сквозь грубую ткань джеллабы, осколки пузырька, вонзившиеся в шрам от аппендицита.
И в ушах ее прозвучал голос Отца-настоятеля: «Я не знаю, подействует ли мой эликсир, он еще не прошел клинических испытаний. Но если он эффективен, то одной-единственной капли будет достаточно».
Одной-единственной капли будет достаточно.
Одной-единственной капли будет достаточно.
Провиденс соскочила с кровати так, словно кто-то невидимый дал ей пинка в зад. Схватив за руки Рашида, она погрузила свой медовый взгляд в его глаза. Молодой человек хорошо знал этот взгляд, Это был взгляд прежней, его Провиденс, сильной, решительной, непобедимой. В этом взгляде, сквозь слезы, сверкали звезды, внушая уверенность, что на этом свете нет ничего невозможного.
— Слушай, Рашид, нам нужно кое-что попробовать! — воскликнула она с восторгом мертвеца, вернувшегося к жизни. — Может, ты сочтешь это безумием, но мы должны попытаться.
Массажист не мог понять, о чем она говорит. Попробовать — что? Сейчас уже нечего было пробовать — девочка лежала в коме. Можно было только ждать. Ждать, чтобы она очнулась. Если вообще очнется. Или чтобы кто-то решил умереть, оставив ей свои легкие.
— Ты должен объяснить хирургу, что у меня есть средство, которое, может быть, спасет Заиру.
— Какое средство? Провиденс, ты знаешь, как я тебе сочувствую, но ты должна понять: в мире нет средств против мукови…
— Рашид, мне сейчас некогда рассказывать тебе, что со мной приключилось сегодня, но ты должен мне поверить. Поверить слепо, не рассуждая, и пойти к хирургу. У меня в коже застряли осколки стекла от пузырька, а в нем был эликсир, который может спасти Заиру.
С этими словами она задрала свою джеллабу и обнажила шрам от аппендицита. При этом ноздри молодой женщины заполнил мощный запах чеснока.