Девочка, которая воспарила над Волшебной Страной и раздвоила Луну

Сентябрь кинулась за ним. В этом, как оказалось, не было нужды – электрическая дама с треском материализовалась всего в трех-четырех шагах от прежнего места. Она подняла свой крюк и, казалось, зацепилась им за что-то невидимое в июльском воздухе, дергая и выкручивая это невидимое с отчаянным усилием. Капли искристого желтого пота выступили над ее бровью.

– Доброе утро, – сказала Сентябрь и тут же почувствовала себя глупо. А из Волшебной ли Страны эта женщина? Выглядит она по-волшебному. И ощущение от нее волшебное. Воздух вокруг нее вскипает от нестерпимого жара, а пахнет она расплавленным металлом, но при этом, парадоксально, еще чем-то растительным: грибами, стеблями одуванчиков, сосновой смолой. Ну кем же ей еще быть? Сентябрь таких еще не видала. Ясно одно – исчезает она мастерски.

Грейхаунд ухватился за длинный черенок крюка, с рычанием потянул за него, и совместными усилиями они с хозяйкой освободили то невидимое, что застряло в небесах. Дама промокнула пот со лба простеньким платком в клетку, очень похожим на клетчатую рубашку Сентябрь.

– И тебе доброе утро, малышка, хотя по моим часам сейчас полночь, а по настроению так довольно ненастная полночь. – Она просунула свою бриллиантовую руку под нагрудник доспехов, вытащила оттуда кусочек ярко-красного света и бросила его псу. Тот в прыжке поймал угощение и радостно им захрустел. – До конца моей смены далеко, а Линию еще разматывать и разматывать. Вот так всегда, правда? – Она улыбнулась усталой улыбкой, блеснув медными зубами.

Сентябрь не придумала, что бы ответить. В таких случаях слова у нее обычно сами срывались с языка, хотя лучше было бы его попридержать. Именно так произошло и на этот раз.

– Вы не Ветер, – выпалила она, но тут же устыдилась своей грубости и покраснела.

– Эт точно, – зловеще ответила дама и снова испарилась. Сентябрь стиснула зубы от досады и, оглядевшись, поплелась вдоль забора туда, где электрическая дама снова начала материализоваться. Пес тявкнул и последовал за ней.

– Тогда кто вы? – спросила Сентябрь все так же в лоб. Она глубоко вдохнула, выдохнула и попробовала начать сначала: – Поверьте, у меня не такие дурные манеры. Просто бывает, что правила приличия не позволяют сказать что хочется, а ничего другого мне в голову не приходит. Я что, собственно, хотела спросить, вы же из Волшебной Страны, правда? Иначе ведь быть не может?

Дама снова забросила свой крюк в небо, но на этот раз ей пришлось всего пару раз подергать его, чтобы добиться, по-видимому, удовлетворительного результата. Она достала еще один кусок красного света, засунула его на этот раз себе в рот, как комок жевательного табака, и начала перемалывать.

– Видишь ли, слово «из» тут звучит нелепо. Это предлог, а они все такие неловкие. Из Волшебной ли я Страны? Нет, так нельзя сказать. Так ты попадешь пальцем в небо. Может быть, я при Волшебной Стране? Ближе, но нет, все еще мимо. Может, я у Волшебной Страны? За ней? Под ней? Нет, все не годится. Беда с этими предлогами. Все время норовят пришпилить тебя булавкой, приколоть то к одному, то к другому. Предлоги – это стражи пространства и времени. А мы с временем и пространством рассорились еще в школе, и с тех пор нас не назовешь закадычными друзьями. Предлоги вечно пытаются поставить тебя на место, мелкие прилипалы. А в моей работе все должно быть по линеечке – ничего себе, я еще и каламбурю! – да, по линеечке, ровненько, и ничему нельзя позволять прилипать к тебе, даже словам. Словам особенно! Потому что к ним липнет все остальное. А их целые толпы, этих слов, и они наползают на твою работу, облепляют ее, как муравьи. Только подзадержишься где-нибудь, они тебя тут же прикончат. Вот я и не задерживаюсь.

Она зашипела и снова исчезла, рассыпавшись голубыми искрами. Пес уставился на Сентябрь горящими глазами.

– Мы через Волшебную Страну, – медленно произнес он тихим, как опадающий пепел, голосом.

Голос дамы, потрескивающий статическим электричеством, вернулся прежде, чем Сентябрь увидела голубую лампу ее сердца. Та вспыхнула точно в том месте, где исчезла.

– Так вы никуда и не уходили! – воскликнула Сентябрь.

– Как же не уходила, – возразила дама. – Я перенеслась на сотню тысяч миль. Залатала Линию в районе Шпиндельной Подстанции. А теперь заменяю предохранитель на Гранатовом Узле. Просто это не здесь, понимаешь? Меня здесь вообще нет. Это то же самое, что я тебе про слова толкую. Я по другую сторону горизонта. Просто Линия, ну, то есть граница, здесь такая изношенная, что часть меня проступает, и ты ее видишь хотя и не должна. – Она сузила сверкающие голубые глаза и склонилась над Сентябрь, грозя огромным алмазным пальцем. – Кажется, юная леди, вы у меня сейчас отправитесь спать, притом без ужина. Подглядывать за гейзенберговской механикой через замочную скважину! Ну и дети пошли! – Тут электрическая леди не выдержала и рассмеялась. – Расслабься! Я просто люблю иногда пошутить по-своему. Меня не беспокоит, что ты меня видишь. Линейщики вообще мало о чем беспокоятся.

– А кто такие Линейщики? – выдохнула Сентябрь, обрадованная, что хоть за что-то смогла зацепиться в этом разговоре.

– Ну, я, например. Меня зовут Бумер. А мой напарник – старина Беатрис. Он – Кон. Или Конденсатор, если захочешь когда-нибудь послать ему формальное приглашение. Он меня заземляет, держит Линию, пока я с ней работаю.

– Беатрис – это же девчоночье имя.

Бумер пожала плечами.

– А ему нравится. Мне дела нет, как мой Кон хочет называться. Э-эй, ты не на шутку решила меня разговорить, верно? Заставить пользоваться словами совсем как люди? – с грохотом и шипением Бумер опустилась прямо на землю возле забора. – Ну, хорошо, попробую, но сразу предупреждаю, что я этого не люблю. Линейщики работают на Линии. На границе между мирами. Это примерно как вы коров удерживаете, чтобы они не разбрелись и не превратились в гамбургер под колесами поезда или не переломали бы себе коленки об дубовые корни. Если б не Линия, любой мог бы прыгать туда-сюда, из мира в мир, как девчонки в «классики» играют. Метнет биток через Линию и поскакала себе. Да еще и хвост подружек приведет за собой. Вот неразбериха и начнется, уж я-то знаю, всякое повидала.

– Но люди и правда прыгают туда-сюда, – смутилась Сентябрь.

– О да! Еще и как прыгают! Добавляют мне работы. На Линии есть слабые места. Она довольно старая, и потом не больно-то я верю в добросовестность тех, кто ее прокладывал. Постоянно требует ремонта. Пока мы с тобой болтаем, я успела залатать четырнадцать прорех, залудить прохудившийся трансформатор, выбрала слабину на двадцати участках, заменила семь перегоревших узлов и затянула сеткой дыру размером со штат Монтана. – Бумер сощурила один глаз. – Надеюсь, тебе хватит сообразительности, чтоб понять: все это – лишь слова. Слова, которые ты понимаешь только потому, что живешь в мире, где есть Монтана, трансформаторы и конденсаторы. И они – не слова, а совсем другое.

– Разумеется, – поддакнула Сентябрь, понятия не имея, о чем речь.

– Я не из Волшебной Страны. Никогда там не была. Но зато я вижу ее как в витрине магазина, понимаешь. Я прохожу между мирами и охраняю Линию. Совсем недавно тут был большой прорыв, недавно – по моим часам, а не по твоим. И когда я говорю «здесь», я не имею в виду вашу ферму в Небраске, поверь мне. А просто «здесь». «Здесь» – это где Плутон, и гусеницы, и шары, которые взлетают, потому что наполнены гелием. Люди тут появляются и исчезают, будто ими из цирковой пушки выстреливают. Мне это не нравится, так и знай. На этих участках Линия всегда будет уязвимой. Структурные дефекты. А за последний год она почти полностью износилась, я точно знаю. Часовые пояса – это сущее мученье, поверь. В прошлом году мы почти потеряли Линию, да и теперь я должна присматривать за ее провисанием.

– В прошлом году! Я как раз была в Волшебной Стране. А моя тень воровала там магию. И если бы она довела это дело до конца, границы могли полностью стереться. Так сказала Минотавра.

– Минотавров надо слушать, они зря не скажут. Всякий, у кого четыре желудка, должен хорошо владеть реальностью. Линия была вся в лохмотьях. До того дошло, что можно было просто споткнуться о стену и оказаться неведомо где. А когда дела идут настолько плохо, бандиты тут как тут. Хуже мышей! Только один появится – считай все здесь. Беатрис их постоянно гоняет, но что он может сделать в одиночку? Утечка – это один из фундаментальных принципов устройства вселенной. Вопрос только в том, что именно польется и когда прорвет.

Бумер сплюнула. Изо рта ее вырвалась струя красного огня. Сентябрь уставилась на свои туфли.

– Что же это – я тоже бандит? Я тоже пересекала Линию. Дважды! Даже четыре раза, если считать обратный путь.

Бумер посмотрела на нее многозначительно. Сентябрь сунула руки в карманы, но все же подняла голову и выдержала взгляд Линейщицы. Она не станет делать вид, что сожалеет об этом. Теперь-то ее точно в бандиты запишут.

Глаза Беатриса вспыхнули, как электрические лампочки. Он завыл – длинно, гулко и с присвистом, точь-в-точь как паровая турбина.

– А вот и они, – прокряхтела Бумер, с усилием поднимаясь и раскладывая свое металлическое тело как головоломку.

– Кто?

Прерия оставалась зеленой и тихой, если не считать порывов ветра, колыхавших колосья и темные верхушки берез.

– Ты же за ветрами гоняешься, верно? А я их ненавижу. Всю их болтливую шайку преступников, беглецов и психопомпов. Если бы не ветры, я бы давно уже вышла на пенсию и нежилась бы за пределами времени. Вперед, Беатрис! Голос!

Грейхаунд поднялся на огромных задних лапах и пролаял раз, и два, и три. Теперь его голос был похож не на вой паровой турбины, а скорее на страшный колокольный звон.