Девочка-лед
Шрифт:
Цыбин. Просит конспекты. Он же никому кроме себя и энцеклопедии не доверяет.
— Прямо сейчас? — вскидываю бровь.
Шелестение в трубке.
— Ну дааа….
— Ладно.
— Я в подъезде, — обескураживает окончательно. — Спустишься?
— Откуда ты знаешь, где я живу? — хмурю лоб, выглядывая в окно.
— У Циркуля адрес взял…
— Ну хорошо, подожди минуту.
Мою руки. Достаю из портфеля тетрадь по обществознанию. Улыбаюсь, глядя на сопящую во сне Ульянку. Спит уже маленький котенок. Целую розовую щечку. Свет не трогаю. Она, как я.
Закрываю на ключ входную дверь и спускаюсь по лестнице вниз.
Тихо, и Цыбина не видно. Может, на улицу вышел… Достаю телефон и нажимаю на вызов.
Кто-то резко хватает меня сзади, зажимая рот. Я начинаю мычать и в панике мотылять ногами. Носа касается платок и, к моему ужасу, я проваливаюсь в пустоту. Черную и непроглядную…
Глава 9
АЛЕНА
Голоса. Они становятся четче, но все равно разобрать о чем говорят эти люди, пока не представляется возможным. Голова кружится, перед глазами непроглядная тьма. Я пытаюсь сообразить, где нахожусь, но мысли ускользают, не позволяя зацепиться хотя бы за одну из них.
Музыка. А еще чей-то смех. Кто-то горланит, подпевая. Я пытаюсь пошевелить ногой или рукой. Получается, но как-то заторможенно.
Улавливаю какое-то движение сверху.
Песня звучит тише, будто громкость убавили.
— Абрамыч, она по ходу это, оклемалась, — слышу я совсем рядом.
— Ну и че, амеба амебой будет еще минимум час.
И тут я сквозь пелену дурмана вспоминаю.
Звонок. Тетрадь. Подъезд.
Удушливая волна паники накрывает меня моментально. Пытаюсь дернуться, но ничего толком не выходит. Тело будто желе, не слушается совершенно.
— Менты твою мать…
— Они смотреть боятся на мои номера, не то что останавливать, — насмешливо произносит очень знакомый голос.
— А если махнет… Как объяснять это?
«Это». Очевидно, речь идет обо мне.
— Не махнет. Ты че очкуешь так? Релакс, Леша, релакс.
— МКАД. Ты — бухой за рулем. Телка с мешком на голове, ага релакс.
— Ой, не ссы, а?
— Гля, реал. Отвернулся сразу, — басом хохочет тот, кто находится совсем рядом.
— Я же сказал, — хмыкает тот, второй, самодовольно.
Внезапно отчетливо пониманию: я в чьей-то машине, и она определенно куда-то направляется. Тревога заполняет каждую клеточку все еще чужого организма.
— Слышь, Ян, а че за штука? Вырубило ее почти моментально.
— Секрет не обессудь…
— Хлороформ? — интересуется третий. И я вроде тоже знаю кто это.
— Нет, это киношное фуфло. Им минут пять дышать надо, чтоб отключиться. А эту штуку мне брат подогнал из клиники.
Ян. Только сейчас мозги начинают соображать. Ян Абрамов. Мой одноклассник.
— Обалдеть бро. Крутяк. Мне тоже надо такую. Сеструху успокаивать, пока предки на работе, — гогочет Пилюгин. На сто процентов теперь уверена, что это он.
Сеструху… Господи! Под ребрами сердце от нахлынувшего
волнения начинает стучать еще быстрее.Ульяна. Одна. Нет-нет-нет.
Резко дергаюсь.
— Трепыхается, пацаны!
— Выруби, — смеется в ответ Ян.
Я замираю.
— Че серьезно? — переспрашивает Пилюгин.
— Ты дебил? — хохочет Бондаренко на весь салон. — Мишань, ну ты и придурок.
Мычу. Во рту кляп. Чтобы не кричала видимо. Боже, как мне страшно. Куда они везут меня? Зачем? Почему Витя так поступил со мной?
— Тихо ты, — стучит мне по голове Пилюгин.
— А че она раздетая такая?
— Так в чем спустилась, Лехач. Ты мне предлагаешь еще нарядить ее?
— Осень все-таки.
— Тебе не начхать? Найдем способ согреть, если понадобится…
Тон, которым это сказано, мне категорически не нравится.
— А кто играет сегодня?
— Как обычно, все те же. Девок выпроводим сначала.
Я не понимаю о чем они говорят, но дурное предчувствие ощущается так остро, что становится нечем дышать. А еще пить хочу невероятно. Нос щиплет, во рту отвратительная горечь.
— А если она потом сольет нас? — тихо спрашивает Бондаренко.
— Кто? — усмехается Абрамов. — Она? Не смеши, Леха. Кто поверит этой убогой? Скажем, бабла решила срубить, оклеветать.
Чувствую, что наружу просятся слезы. Складно как говорит. Не даром, что сын судьи.
— Слышала, Лисицына, ляпнешь — ад на земле тебе устрою! — угрожает он.
Знает, что я их слышу и ничуть не переживает по этому поводу.
Дрожь расползается по телу, когда ко мне вдруг приходит осознание того, что они могут сделать со мной все, что угодно. И самое ужасное, что им ничего за это не будет… Ни че го. Потому что это — мажоры, дети влиятельных родителей. Нет для них того, что не решаемо. Того, что нельзя купить.
Он врубает музыку и под одобрительный возглас парней разгоняет машину до предела. А меня трясет от неизвестности. Я понятия не имею, что взбрело им в голову.
— Приехали, — информирует спустя какое-то время.
Музыка уже не играет, а потому я слышу, как срабатывают ворота. Судя по звуку, автоматические.
— А че предки Беркута свалили?
— Да, прикинь, какая удача. Как никак восемнадцатилетие.
Беркут.
Я вспоминаю ту фразу, которую бросил мне Абрамов в кабинете литературы утром.
«Твой звездный час состоится попозже».
Перестаю дышать. Они привезли меня к нему в дом. Зачем? Поиздеваться в очередной раз? Унизить?
— Давай там дальше притормози, вдруг кто любопытный спалит. Народу полно.
Машина продолжает медленно двигаться. Я лихорадочно думаю о том, что мне делать. Ехали мы долго. МКАД. Получается, что от дома я очень далеко. Взрослых здесь нет, а это означает только одно — мне конец.
Автомобиль останавливается. Тот, кто за рулем (видимо, Абрамов) глушит двигатель.
— Вытаскивай ее, Пилюля.
— Давай, Лиса, подъем, але, — тычет мне в бок.
Поднимаюсь еле-еле. Слышу, как открывается дверь слева. Не ориентируюсь в пространстве абсолютно.