Девочка-мечта

Хотя мне, если честно, плевать на нее с высокой горы. От тоски по этой девахе я точно не помру. Какие мои годы? Питер большой, найду себе на замену целый табун, а то и два таких Арин. Или даже еще лучше.

Вот-вот! На этом и успокоился.

До отеля добрался на метро. Принял душ и переоделся, а потом начал собирать свои немногочисленные пожитки. Уже в самом конце наткнулся на черный прямоугольник картона, где красовалось только имя спонсора и контактный номер телефона.

Кто такой? Откуда? Хрен поймешь.

Но интерес от чего-то уже разгорелся и я полез гуглить респектабельного перца. Нарыл. Удивленно приподнял брови. М-да, а я, оказывается, не абы кому отказал.

Толмацкий Александр Дмитриевич был частным инвестором и меценатом, а также президентом Группы Компаний «Голд-Корп», между прочим, с лидирующими показателями по добыче золота в стране. Вот так вот.

Хотя пофиг!

Идти в кабалу за сомнительную привилегию отучиться год в мажорской школе, набитой под завязку вот такими высокомерными Аринами и приставучими Олями? П-ф-Ф, да я вас умоляю!

Мне и в моей государственной царьков хватает.

Отзвонился отцу, что уже оставил пару десятков пропущенных на моем телефоне. Отчитался, что победил и везу домой честно заработанные десять тысяч российских тугриков. Папаня похвалил, а затем начал свой стандартный заход на вынос моего мозга.

– И что, никто тебе ничего не предложил в Москве? – досадливо спросил и запыхтел в трубку.

– Да кому нужен десятиклассник, пап? Там вон выпускников разбирали как горячие пирожки, а я так – седьмая вода на киселе.

– Опять отказался? Ну что ты за упертый баран у меня, Стас? – начал заводится родитель, но я тут же его пресек.

– Все, пап, отбой. У меня на собственное будущее другие планы, а не полжизни в пробках в столице стоять.

И отключился, еще даже не догадываясь, что ждет меня впереди.

Планы. Ага, три раза ага…

Глава 4

POV Стас

– Вот и июль почти прошел, пацаны, – потянулся своим жилистым телом мой друг Ванька и закинул руки за голову, подставляя веснушчатое лицо, редкому этим летом, ультрафиолету.

Питер. Солнца. Точка. Нет.

– Еще месяц и опять школа, – почти захныкал Макс.

– Заткнись! – заорал Вадим, – Ну хорошо же сидим! Зачем этот клоповник вспоминать…

– А я хочу в школу, – мечтательно закатил глаза Ванька, – у Юльки Дорониной из параллели такие дыньки наросли, м-м?

– Это ты когда и где увидеть успел? – встрепенулся Макс и приподнялся на песке.

– Вчера, когда с предками закупаться ездили в магазин, – мечтательно потянул парень, вглядываясь вдаль Финского залива.

– Ништяк, – пропел Вадик и облизнулся.

– Э! Вы губу закатайте! Моя Юлька, я на нее давно уже глаз положил, – насупился Ванька и пацаны заржали.

Я же только кинул усталый взгляд на друга и в, казалось бы, сотый раз прокрутил ленту соцсети. Сколько раз за последние два месяца я обещал себе, что не буду этого делать? Много. Просто овер-до-хрена!

– Опять наш Гордый ушел в нирвану, – услышал я чей-то голос, но головы не поднял, залипая на новой фотографии белокурой стервы.

Селфи. Улыбается как будто бы мне, в глазах – целый океан и я перед ним всего лишь жалкая щепка в море. Красивая как сон. Хорошая.

Недостижимая.

– На фига ты ему ту фотку тогда показал?

– А я чо знал, что так будет?

– Гордеев, алё! Прием-прием, как слышно?

– Да тут я, – отмахнулся и бросил последний взгляд на экран.

– Чо хоть за телка, расскажешь? А то пялишься на нее как шальной, – толкнул меня кулаком в плечо Макс.

А я не знаю, что ответить. Я, Стас Гордеев, зарекался смотреть в сторону мажористых прилизанных девчонок, а тут поплыл. Юзать – да, но вот чтобы так… Разве мало мне примера отца? Ничего толкового не выйдет. Расклад будет один, даже если я в три погибели вывернусь. Тем более, что она в Москве, а я в Питере. И между нами, как минимум, целая социальная пропасть.

– Да так, фуллхаус – умная и красивая. Что еще надо, чтобы я ее запомнил? – и натянуто заржал, но парни моей тихой истерики не заметили. И то хлеб.

Зато дома меня опять жрали черви сомнений и непонятных, изматывающих желаний. Когда-то родной и бесконечно любимый город опостылел, внезапно стал серым и неинтересным. И где бы я не находился, я знал – ее мне не встретить. И ведь когда-то еще было терпимо, когда вернулся, когда отец горделиво хлопал меня по плечу, принимая в семейный бюджет деньги за мою победу. Когда я четко для себя понимал – ну встретил и встретил, подумаешь…

Что девчонок мало в Питере симпатичных?

Оказалось, что ни одной. Все мне теперь виделись блеклыми и выцветшими. Разговоры ни о чем, прикосновения без смысла, взгляды полные пустоты. Гимнастика, не приносящая никакого удовольствия. Нет азарта. Он весь остался в чертовой Москве и меня тянуло туда как магнитом.

Цветасто выматерился. Подошел к столу и отыскал в вазе ту самую черную визитку, покрутил в руках, пару раз назвал себя идиотом и оленем. Помогло. Кинул жалкую картонку обратно и потопал в душ, где, упершись руками в кафель, вновь вспомнил улыбающееся лицо.

Господи, да сколько ж можно-то?

Через неделю за ужином сам не понял, как спросил у отца, изображая крайнюю степень незаинтересованности.

– Теть Зина так и живет одна?

– Маринка обещалась приехать по весне, но так и не удосужилась проведать мать. Сволота неблагодарная! – ответил отец и вновь заорудовал ложкой.

– Жаль ее, – выдал я, кусая нижнюю губу, еще не понимая, на что решусь. Да и решусь ли.

– А мог бы с ней жить, если бы в прошлом году спонсору не отказал. Кому нужен аттестат обычной государственной школы, м? Никому! А вот закончил бы…

И батя продолжил бубнить очередную тираду по поводу моей недальновидности, мол Питер – дно, а Москва – это место силы. Как будто сам забыл, к чему его учеба в столице привела. Да уж, услужливая память у моего старика.

Решил освежить:

– Смотрю, тебя в свое время Москва прям преобразила, – и голос мой сочился ядом.

– Зато у меня есть ты, – грустно заключил отец и отхлебнул чая из кружки.

Надо ли вам говорить, что последующие семь дней я варился в противоречиях? Но да! Ведь у меня был пример перед глазами. Уж кому, как не мне, надо было бы понять, что я и золотые девочки живут на разных планетах. И вместе быть никогда не смогут. Но я упорно думал о ней, а еще почти каждый день доставал из злополучной вазы картонку, пока однажды, в середине августа не сдержался, а потом и не набрал номер, что значился на визитке.