Девочка Палача

– Что-то еще? – спрашивает он, поставив передо мной голубоватую бутылку.

– Нет, – кладу на стойку купюру. – Сдачи не надо, спасибо.

Я беру мартини и на ходу вызываю в приложении такси.

Я хочу залезть в теплую ванну и провести время с ним. И пусть Ваня только в моей голове, и я ласкаю себя сама. Я часто провожу так вечера в своей халупе. Мне с ним воображаемым лучше, чем со всеми ними реальными.

Я устраиваюсь на заднем сиденье такси и откупориваю бутылку. Делаю большой глоток и чувствую, как щеки жжет влагой. Иногда мне кажется, что я бы всю свою никчемную жизнь отдала за один день с ним. Тот день, в котором бы я была для Вани той самой единственной, его бриллиантом.

Машина плавно везет меня сквозь ночной город, бутылка медленно пустеет, а я потихоньку отупеваю. Боль в груди становится терпимой, а мои выдумки – более живыми. Глупая маленькая Ника. Не придумала ничего лучше, кроме как влюбиться в самого свободного человека на этой планете. Он ничей, я его. Какой пассаж.

– Остановите здесь, – прошу я и водитель бросает на меня странный взгляд.

Конечно, я слишком чуждо смотрюсь в этом маргинальном районе. Выхожу в промозглый, накрапывающий дождевой моросью вечер. Обнимаю свои голые плечи – забыла пальто в баре – иду к подъезду. Швыряю бутылку с остатками алкоголя в переполненную урну.

Поднимаюсь на третий этаж пешком и вхожу в квартиру, где меня даже кошка не ждет. С отвращением скидываю свой наряд, который весь пропитался чужим запахом, и запихиваю его в корзину для грязного белья.

Накидываю халат и открываю воду, чтобы наполнить ванну.

Громкий, настойчивый стук в дверь. Я подскакиваю, сердце колотится в горле.

«Денис?», – вспыхивает в голове, и мне становится жутко.

– Открой, мерзавка! – раздается приглушенный дверью женский голос.

Она что здесь забыла? Совсем спятила? Я сижу в ванной и игнорирую все нарастающий тарарам.

Она долбит в дверь руками и ногами. У соседей сверху орет разбуженный ребенок, лают все собаки, которые живут на лестничной клетке. Сейчас кто-то вызовет полицию, и станет еще хуже.

Я сжимаю пальцы в кулаки и иду в прихожую. Верчу ручку замка и открываю дверь, сделав глубокий вдох, словно перед погружением в прорубь.

Она залетает в квартиру, размахивается и отвешивает мне хлесткую пощечину. Щека тут же загорается, но я просто стою и смотрю на нее.

– Мама, – срывается с моих губ давно забытое слово.

Глава 6. Ваня

Член в ее присутствии всегда стоит. Чертова выученная реакция. Словно и не было всех лет. Словно только вчера я впервые поцеловал ее в одной из подсобок частных школ. На хер я тогда это сделал? Тысячу раз задавал себе этот вопрос. И каждый раз возвращался к одному единственному ответу. Потому что хотел ее до безумия. И она меня хотела, что бы она ни говорила.

Вероника смотрит на меня слишком жадно для жертвы. Когда-нибудь я отпущу ее. Она найдет достойного мужчину, а не такого ублюдка, как я. Будет жить счастливо, перестанет злиться и объяснит Алисе, как все было на самом деле. А пока я смотрю, как она стягивает с меня боксеры, высвобождая член, который тут же становится колом перед ее лицом. Давай, Вероника, не тяни.

Она обхватывает ладонями у самого основания, придвигается ближе, проводит языком по кругу и, наконец, обхватывает его губами. Вот так, давай. Заткни свой рот, потому что столько дерьма в моей жизни произошло именно из-за твоего поганого языка, ты, сучка, и представить себе не можешь.

Вероника сосет, помогая себе руками, оставляя следы от бордовой помады на моей коже, даже в таком положении с вызовом заглядывая в мои глаза. За это я ее любил: за вызов, за постоянное неявное, но вполне ощутимое сопротивление.

Дрожь по телу проходит не от ее действий, а от моих мыслей. Зачем я это вспоминаю? Чтобы доказать себе, что, кроме херова стояка, ничего не осталось?

Она причмокивает, тянется рукой к моим яйцам, зная все мои слабости, сжимает их слегка, перекатывает в руке, едва ощутимо царапает ноготочками, и стон срывается с моих губ.

Крик в голове раздается резче, чем обычно. Выедает болью черепную коробку, разрывается осколочными. Я хватаю ртом воздух, скребу коротко остриженными ногтями по дивану и даже не чувствую текстуры покрытия. Горло перехватывает, я вдруг не могу дышать прямо, как тогда.

– Ваня! – Вероникино лицо надо мной. – Что с тобой? Может, скорую? Вань, посмотри на меня!

– Уходи, – выдавливаю я. – Уходи, Вероника.

– Я не понимаю, – она отчего-то чуть не плачет, хотя в ее интересах, чтоб я сдох. Добила бы лучше. Дура. – Я что-то сделала не так?

Воздух врывается в легкие со свистом, заполняя их, растягивая.

– Я СКАЗАЛ, УБИРАЙСЯ!!! – раненым вепрем ору я. – Убирайся…

– Ты больной! – она пугается, но не может не высказаться. – Совершенно ненормальный! Тебе лечиться надо!

Крик почти невыносимый. Вот сейчас моя голова разлетится, как сучий арбуз, выброшенный с пятого этажа. За ним едва слышу, как хлопает дверь номера.

– Надо мне лечиться, – бурчу себе, сцепляя зубы. – Надо…

Крик стихает в этот раз постепенно. В какой-то момент я реально уже не понимаю, слышу его или нет. Но боли нет. Я, наконец, могу выдохнуть.

Прячу упавший член в штаны, сажусь скрючившись, уперев локти в колени и смотрю на свое мутное отражение в идеально отполированном полу. Когда-нибудь эта штука меня добьет, я знаю. Когда-нибудь я не услышу подкравшегося врага, просру единственный выстрел, а хуже засвечу себя. С этой херней надо что-то делать, но нет на свете психолога, к которому можно пойти и сказать: «Слушай, у меня в башке орет бывшая, и это делает меня профнепрегодным. Кто я? Да ничего такого, просто киллер».

Смеюсь своей шутке, как придурок. Как все достало…

Чтобы проверить, правда ли больше нет крика или я к нему привык, я еду в единственное место, где точно тихо. Кафе уже закрыто, но она живет тут недалеко, я знаю дом. Сталкер конченый. Снова хмыкаю себе под нос.

Как я это понял? Как я понял, что рядом с ней тихо? Да вот в тот чертов вечер в том дебильном клубе.

Я не хотел туда идти, не хотел вести туда Делю. У нас странные отношения, но не настолько. Теперь не настолько. И в клубе были уже не настолько. Я не хотел ее отдавать кому-то, не хотел делиться. Думал ткну носом зарвавшегося козла и уйду с Бриллиантом в закат. Деля для меня как единственный, молчаливый друг, который никогда не предаст и всегда на твоей стороне. Ну и которого можно трахать, да. В какой-то момент мне стало скучно просто трахать всех подряд. Прикинь? Просто скучно. Все одно и то же. Среди нового только имена. Херня, короче. Вера сказала, что я повзрослел. Знала бы Вера, что повзрослел я давно, а это просто трах перестал спасать от крика. Так что заврался я. Не просто скучно. И тогда осталась только Деля, да. Она разгружала мои яйца и держала мою голову, чтоб я не разбил ее о пол, когда трясусь от боли. И говорила, что мне просто надо отдохнуть, а потом готовила мне самые отвратительные блинчики, но так радовалась, что я не мог их не есть. Так что, да. Делиться Аделиной я не собирался. А потом увидел ее.

Ее глазищи смотрели так, как будто бы я призрак. А на шее был ошейник. Меня затошнило от него прямо там. И я не удержался. Деля потом обижалась на меня долго, но я не удержался.

Я понял, что с ней тихо, когда дотронулся до нее. До того, как часто бывает, даже не осознавал, что эта сука все еще визжит в моей голове. Всего одно прикосновение и раз! и тихо. Мне давно не было тихо.

Потом я за ней следил. Тихо было всегда, когда она рядом, или, когда мне казалось, что она рядом. Потом я начал приезжать просто чтобы посидеть в тишине. Так что тут мой психолог. Неподалеку.