Девочка-тайна

…Оля сжала голову руками. Надо подойти к новенькой после уроков, надо объяснить – что не она слила информацию Марине Сергеевне, не она! Но тогда придётся заложить Сашку и остальных?

– Пожалуйста, давайте не будем! – попросила учительницу Гликерия – и с мольбой на неё посмотрела. – Я не хочу. Правда.

– Понимаю: ты стесняешься. Новая школа, новый коллектив, как человеку раскрыться? Ну вот и перестанешь стесняться! – обрадовалась Марина Сергеевна и бодрым голосом массовика-затейника продолжала: – Выступишь – и поверишь в себя. Здесь все свои! Мы все вместе, мы команда. Да, вся школа – одна большая команда! Спой-ка – и мы поддержим тебя!

Новенькая заволновалась – а значит, подумала Оля, не такая уж она непрошибаемая.

Гликерия быстро и горячо заговорила:

– Нет-нет! Зачем же? Мне совсем не нужно верить в себя! В смысле самоутверждаться… Да и моё пение вряд ли кому понравится – ничего особенного, честное слово!

Но Марина Сергеевна с подчёркнутым дружелюбием смотрела то на весь класс, то на взволнованную новенькую. И качала головой в значении «отказы не принимаются».

Оле Соколовой так хотелось вскочить, схватить Гликерию за руку и умчаться с ней вон из класса. А то она стояла перед всеми, как у позорного столба, и просила учительницу не мучить её концертом. Но Марина Сергеевна включила опцию повышенной общественной активности и не оставляла свою жертву в покое. Так что никакая Оля тут не помогла бы. Даже с предложением выступить вместо Гликерии. И удивить публику на концерте чем-то невозможным – хождением по проволоке, например. Марине Сергеевне нужна была только Гликерия.

И новенькая поняла это. Оля, которая просто места себе не могла найти и страшно мучилась, вдруг вместе со всеми увидела, как Гликерия собралась, выдохнула и после длительной паузы твёрдо сказала учительнице:

– Нет-нет, спасибо, Марина Сергеевна. Петь не получится.

– Ну ты же должна принимать участие в жизни коллектива, ты это понимаешь?.. – поинтересовалась Марина Сергеевна.

– Да, – кивнула Гликерия. – А может, стих, басня, проза?

– Не получится. Это концерт вашего креатива, а не конкурс чтецов.

– Ну тогда давайте, чтобы помочь концерту, я развешу украшения в зале. Или могу занавес погладить. Или сделать ещё что-нибудь полезное.

Марина Сергеевна отрицательно покачала головой:

– Нет. Это есть кому делать. Тебе надо активно вливаться в коллектив.

– Но зачем, зачем? – Гликерия взволнованно сжалась и сделала полшага назад. – Не могу я в команде… Не люблю в коллективе. Можно я сама по себе?..

– Сама по себе – это значит пусть тебе родители домашних учителей нанимают. – Марина Сергеевна явно пошла в наступление. – А здесь вы учитесь все вместе, здесь школьный коллектив, деятельность которого нужно поддерживать. Что это у тебя за индивидуализм такой?

– А может, она анархист-индивидуалист? – крикнул Димка Савиных.

В классе засмеялись.

– А что, есть такие – анархо-готы, – поддержал Димку кто-то из ребят.

Оля Соколова даже оглядываться не стала, ей и так было слышно, кто. Макушев.

Снова послышался смех.

– Ну вот, – весело подвёл итог Димка, – всё теперь и понятно.

– Что тебе, Савиных, понятно? – не удержалась Марина Сергеевна.

– Да понятно, – развёл руками Димка. – Наш анархист петь не будет. И плясать наверняка тоже.

– Не буду, – улыбнулась Гликерия. Приложила руку к сердцу и попросила: – Марина Сергеевна, можно я этот концерт просто посмотрю? Ну не умею я выступать.

Марина Сергеевна огорчённо махнула рукой, и Гликерия отправилась на своё место. Активные девчонки наконец что-то придумали – и поспешили с предложением к учительнице. Гликерию оставили в покое. Как, впрочем, и всех остальных – потому что затея девчонок оказалась дельной. Повеселевшая Марина Сергеевна тут же бросилась разрабатывать их проект – и все остальные были отпущены по домам.

Конечно, Гликерия снова ускользнула – хотя Оля и Сашка, не сговариваясь, бросились к ней сразу за дверями кабинета физики. Новенькая только понимающе посмотрела на Олю, которая с умоляющим выражением на лице подскочила к ней и собиралась всё объяснить, хоть и сама не знала как.

– Ну рассказала – и рассказала, ничего страшного, – добавила Гликерия и беззаботно махнула рукой.

Надо же – великодушная… Такая великодушная. Оля думала так – и понимала, что новенькая кажется ей просто идеальной. Ну надо же… А ведь подвох обязательно какой-то должен быть. Танька Огузова, девушка наблюдательная и интересующаяся психологией, не раз говорила о том, что самое интересное в человеке – это его пороки и недостатки. Что именно они и делают личность личностью. Узнать их, выявить то, что человек скрывает, – это и значит изучить его. Может, думала Оля, это так, а может, и совсем наоборот – личность создают достоинства. Но всё же ей очень хотелось выяснить, где всё-таки Гликерия проколется? Кем окажется на самом деле? Раз тайны, слабости и пороки – это самое интересное в человеке…

Однако больше Оле хотелось не анализировать пороки новенькой и вызнавать её тайные слабости, а просто общаться. Дружить – что уж там скрывать…

Но Гликерия удалялась, а Оля так и стояла на месте, расстроенная, что не подобрала нужных слов и ничего ей не объяснила. Что хотел от новенькой Сашка, она спрашивать не стала – оба всё равно оказались в одинаковом положении.

Вот так и получалось – новенькая манила, сгущая вокруг себя завесу тайны, но, не подпустив к себе, исчезала, испарялась. И этим ещё больше привлекала.

…Оля и Сашка медленно брели по улице – Оля направлялась в художественную школу, а Сашка на тренировку по футболу. Оказывается, Олин парень тоже начал собирать информацию о том мире, к которому могла относиться удивительная новенькая. И продвинулся в этом гораздо дальше – во всяком случае, многое ему было уже понятно и приятно. Так что, провожая Олю до дверей школы, он с воодушевлением рассказывал то, что успел узнать о гот-культуре и её особенностях.

* * *

Мариной Сергеевной владело раздражение. Новая девочка игнорировала её. С того самого раза, когда Марина Сергеевна попыталась вызвать её на беседу – и получила щелчок по носу. Тогда она постаралась не подать вида, но пришла домой – и рыдала, зажав лицо подушкой. Однако мама всё равно вычислила её. И пришла утешать, но на свой лад – гладила по спине и уверяла, что она обязательно выйдет замуж и у неё непременно всё будет хорошо. Марина не хотела замуж. Вернее, она, конечно, хотела, но главное, она мечтала о том, чтобы ей интересно жилось. Но ей жилось неинтересно. Она была самой активной учительницей в школе, она участвовала во всех мероприятиях, она выстраивала демократичные отношения с учениками. Но личной жизни у неё не было – и Марина чувствовала себя скучной, неинтересной. Неудачницей. Никто не догадывался, что задорная свойская физичка так уязвима и беззащитна.

Новая ученица не сделала ей ничего плохого. Она просто моментально взяла контроль над ситуацией в свои руки и заставила Марину поступать так, как удобно ей. И при этом не командуя, а всего лишь обороняясь. И тогда – непринуждённо проигнорировав вызов на разговор, и сейчас, отказавшись петь. По словам Татьяны Огузовой, пела новенькая как все – не лучше, не хуже, вот Марине и хотелось, чтобы свои слабенькие данные она продемонстрировала перед классом. Продемонстрировала, одноклассники поняли бы, что пение Гликерии не фонтан, и справедливая учительница сказала бы, разведя руками: к сожалению, нет, не можем рекомендовать тебя на концерт. А мы-то думали… Но Гликерия умело обошла ловушку.