Девочка, ты попала
Шрифт:
— Бога ради, Николай Викторович, — встревает стерва. — Она обманывала нас на протяжении сколького времени. Это же надо закрутить шашни с Матвеем Орловым. Да его отец в гневе! Финансирование висит на волоске!
Значит, не только она приложила руку к моему увольнению. Что ж, значит, так тому и быть.
Николай Викторович бросает на нее тяжелый взгляд, от которого еще не высказанный яд Анны Дмитриевны остается при ней. Надеюсь, она им захлебнется.
— Не беспокойтесь, — перекидываю сумку на руку и смотрю на него с улыбкой. — Мне давно надо было это сделать.
— Агата, я напишу тебе хорошее рекомендательное письмо.
— Не стоит. Думаю, мне нужно
Нет никаких прощаний или заверений, как всем жаль. Я с гордо поднятой головой покидаю преподавательскую, а следом и стены университета.
В голове почему-то, словно колокол звенит голос Орлова-старшего, когда он говорил, как разрушит мою жизнь. И сейчас я ему благодарна. Он превратил ее в пепел, но так проще возродиться.
Сажусь в машину и открываю все окна, чтобы прохладный осенний ветер заполнил салон и забрал часть боли с собой. Кладу свою сумку на заднее сиденье и замечаю подарок Матвея.
Включаю фотоаппарат, прокручиваю снимки, которые успела заснять. На каждом Матвей. Его сияющий взгляд, беспечная улыбка и эти проклятые ямочки, которые сводили меня с ума.
Если сегодня мне суждено начать все сначала, то я хочу оставить прошлое в прошлом. И начну я с Орлова.
Глава 69 — Диана
Я сижу на детской площадке уже почти два часа. Отталкиваюсь ногами о землю, сжимая крепко поручни. В округе никого нет, так пусто, что хоть вой. И я вою, склонив голову, тихонько всхлипываю, не представляя как быть дальше. Мне плохо. Больше нет слов для описания моего состояния. Я хочу отмотать время вспять, наверное, к самому рождению и попросить маму сделать аборт. Если вспомнить всю мою жизнь, было ли в ней что-то светлое? Я не помню, как бегала с соседскими детьми, играя в “казаки-разбойники”, не помню, как пыталась готовить, раскидывая по всей кухне муку. В моем прошлом нет семейных посиделок, с радостными голосами… мы даже на новый год не менялись подарками.
Моя жизнь — какой-то бестолковый фантик от конфеты, который выбрасывают люди, когда начинка была ими съедена.
У меня нет ничего, за что хотелось бы ухватиться. Это больно. Страшно. Это напоминает болото, когда ты просто не в состоянии выкарабкаться обратно.
Я снова шмыгаю носом, отталкиваясь сильнее. Качели поднимаются вверх и в какой-то момент, я соскальзываю с сидения. Коленки в крови, ладони стесаны. И когда качели летят, ударит меня по затылку, я понимаю, что вряд ли увернусь, но… Неожиданно появляется Кирилл и не дает мне почувствовать еще одну порцию физической боли.
Глаза его округляются, он тут же садится на корточки, вытаскивает из кармана платок и начинает отряхивать с моих рук грязь.
— Не трогай, — дикой кошкой скалюсь я, пытаясь оттолкнуть Беркутова. Но он лишь крепче сжимает мою кисть, словно не слышит или не планирует слышать.
— Не трогай, Кирилл! Я же просила! — снова крик, теперь уже вместе со всхлипом… унизительным, в котором ни грамма гордости.
— Кирилл!
— Хватит! — Беркутов говорит это так жестко, что я, в самом деле, замолкаю, пораженная увидеть его таким. Он строгий, серьезный, не такой как обычно. — Надо убрать грязь, чтобы в рану не попала зараза. Не дергайся.
— Может, еще ударишь? — тихонько спрашиваю, перестав уже чему-то удивляться. А вот Кирилл наоборот шокируется моим вопросом, он поднимает голову, и я по глазам вижу, что задела его своими словами.
— Совсем уже? — откинув мою руку, Беркутов садится на землю, вытянув ноги. Он проводит рукой по волосам,
так словно пробежал три километра и порядком устал. — Я что такое дерьмо, по-твоему?— А разве мстить, используя человека — это… нормально?
Мое сердце замирает, и тогда, чтобы не поддаться очередной волне боли, которая вот-вот накроет, я кусаю губу.
— Нет, ненормально. — Наши взгляды встречаются, и мне вдруг кажется, что мы оба полны отчаяния. Будто пытаемся ухватиться за последнюю соломинку. — И я очень виноват перед тобой, Ди.
— Ты пришел попросить прощения? — не знаю, зачем слушаю его. Исход этого разговора очевиден…
— Я пришел сказать тебе, что месть не свершилась. — Голос у Кирилла снова становится мягким, обволакивающим. Он зажигает в моей душе непонятную надежду, от которой нужно бежать.
— Уходи, мне так унизительно все это, — я всхлипываю, растирая слезы по лицу. Ненавижу себя за происходящее, за то, что не ушла до сих пор, не высказала обидных слов. Почему я не могу быть грубой? Отвечать подлостью на подлость?
— Говорить со мной? — шепчет Кирилл. Он тянет ко мне руки, явно планируя дотронуться до моего лица, но я отворачиваюсь.
— Я хотела быть с тобой, а ты просто поиграл… — вот и все, финальная точка невозврата. После такого унижения, я даже в институт ходить не смогу. Зачем говорю ему о своих желаниях? Зачем показываю, как истерзана? Что со мной, черт возьми, не так?!
— Почему хотела? — Кир делает акцент на последнем слоге, подчеркивая прошедшее время. — Ты не простишь меня?
— Что? — я перевожу взгляд на него и замираю, увидев в глазах парня напротив то, что творится прямо сейчас со мной. Он тоже метается. Не знает, как быть дальше. Он будто боится услышать ответ, который изменит его жизнь.
— Ты мне нравишься, Орлова. По-настоящему, — от его слов мой мир начинает разливаться фейверками. Но мозг все еще шепчет, что в словах может быть яд. — Настолько, что я и сам боюсь этих чувств.
— Врешь, — сглотнув, отвечаю я.
— Ну если бы я врал, зачем бы пошел искать тебя? — задает он вполне резонный вопрос. Я облизываю пересохшие соленые губы и решаю бить дальше. В конце концов, если мы упали в пропасть, то какая разница, что будешь дальше.
— Тогда почему ты отказался от свадьбы со мной?
— Давай-ка сперва встанем с земли и протрем твои ладони, обработаем раны? — и, не дожидаясь моего согласия, Кирилл поднимается, затем поднимает меня. Я сажусь на лавку, Беркутов же садится на корточки передо мной. Он заботливо закатывает штанину и судя по взгляду, ссадина у меня там существенная.
— Нужно в аптеку или домой, чтобы перекисью обработать, — сообщает Кир.
— Я никуда не пойду, пока мы не поговорим, — не думала, что буду настаивать на своем. Наверное, это его признание придало сил. Да, я все еще злюсь за то, что стала орудием какой-то мнимой мести, но если честно, хочу выслушать. Узнать каждую деталь того, что осталось за кадром.
Он поджимает губы, затем все-таки садится рядом и делает глубокий вдох. Вижу, что ему тяжело начать первым, поэтому терпеливо жду.
— Когда я не пришел на очередной матч, — Беркутов скрепляет ладони в замок, оперившись локтями в ноги. Он не смотрит на меня, видимо пытается сконцентрироваться, подобрать слова. — То мы с твоим братом поссорились. Он вечно пытался строить из себя праведника, а я как сама знаешь, далек от идеала. Мы поцапались с Мотом и он кинул, мол, что не бывать мне в команде. И на следующий день, меня реально вышвырнули на скамью. Я обозлился и решил отомстить ему, знал, что у капитана есть слабое звено — ты.