Девственники в хаки

Внезапно дворняга покатилась кувырком и юркнула в густую заросль более высоких, плотных кустов.

– Уйдет! – завопил в отчаянии Любезноу.

Грузовики затормозили, едва не встав на

дыбы, и оба сержанта принялись торопливо опустошать магазины вслед ускользнувшей добыче.

Кто-то выстрелил в ответ. Из кустов донесся один, другой, третий выстрел. Шальная пуля царапнула щеку рядового Лонтри, и на плечо ему брызнула кровь.

Охотники застыли пораженные. На какую-то страшную долю секунды Дрисколлу даже показалось, что это его выстрел задел Лонтри.

Любезноу опомнился первым.

– Засада! – заорал он. – Бежим!!!

И они бежали.

После обеда над Сингапуром показались первые высокие султаны серого дыма. Пожары вспыхнули сразу во многих местах, но лучше и веселее всего горела фабрика по переработке каучука на северной оконечности острова, вонь от которой распространилась на многие мили. Беспорядки и стрельба, начавшись на городских улицах, быстро перекинулись на близлежащие поселки.

Власти давно ожидали чего-то подобного. На острове не было ни больших свободных пространств для масштабных партизанских действий, ни густых джунглей, пригодных для укрытия, поэтому Сингапуру не грозили внезапные и опустошительные бандитские рейды, ставшие настоящим бичом Малайского полуострова. Тем не менее, и в самом городе, и в его окрестностях всегда существовали группы сочувствующих и просто недовольных, агитаторов и китайцев, просочившихся из коммунистического Китая, которые восстали, как только подвернулась подходящая возможность.

Беспорядки распространялись со скоростью лесного пожара. Годы горя и лишений, годы тайного злорадства, – ведь слишком многие были свидетелями того, как японская велосипедная пехота наголову разбила неуязвимых, заносчивых британцев, – все это вспомнилось в один миг и вспыхнуло, как сухой трут. Бунтовщики сжигали автомобили, убивали европейцев, бесчинствовали на улицах. В первый же день беспорядков солнце село в густой дым, поднявшийся над городом, по залитым кровью мостовым которого сновали возбужденные толпы. Сквозь чад и гарь едва просвечивали неоновые рекламы на здании «Катай-синема», где багровыми буквами было написано: «Город в огне» [11] .

11

«Город в огне» – название популярного кинофильма.

Пенглинский гарнизон, всполошенный неожиданным возвращением охотников, выстроился перед казармами с полной выкладкой, – включая фляги для воды и запасные носки, – и полковник Пикеринг лично проинспектировал готовность вверенных ему подразделений, дважды проехав вдоль строя на «джипе». В результате смотра было решено, что немощные и больные останутся оборонять гарнизон. Остальным – не знающим страха и сомнений воинам, чья боеспособность, однако, оставалась под большим вопросом – предстояло отправиться в Сингапур, чтобы оказать регулярным частям помощь в подавлении беспорядков. Бумажная работа вполне могла подождать пару-тройку дней.

Сразу после построения солдаты, признанные здоровыми, набились в грузовики с высокими металлическими бортами. Грузовики уже готовы были тронуться, когда произошла небольшая заминка. Старшина Раскин предложил установить на кабине каждой машины пулемет Брена с расчетом на случай засады, которая могла встретиться в любом месте, где джунгли вплотную подступали к шоссе. Идея была хорошей, но, к сожалению, из нее ничего не вышло, так как во время пробной поездки оба пулеметчика слетели со скользкой крыши кабины на первом же повороте.

Тогда пулеметчиков пересадили на прикрывавшие кузова машин брезентовые тенты, и колонна, наконец, двинулась по дороге к городу, над которым вставало дымное зарево. Когда до Сингапура оставалось мили три, Синклер, входивший в один из пулеметных расчетов, решил немного привстать, чтобы иметь лучший обзор. Гнилой брезент тут же прорвался, левая нога Синклера провалилась в дыру, и весь остаток пути встревоженные солдаты вынуждены были созерцать тяжелый ботинок товарища, болтавшийся перед самыми их лицами. Но им было не до смеха.

У кордона на окраине города военная полиция заставила их свернуть с шоссе. Уже стемнело, и грузовики остановились в парке «Золотой Мир», в центре которого находился стадион. По вечерам здесь обычно проходили состязания борцов, боксеров или – что было гораздо зрелищнее – матчи по баскетболу с участием китайских школьниц. Среди каруселей и аттракционов парка можно было встретить самых дешевых женщин Сингапура, но все это – увы! – относилось к нормальной, мирной жизни. Сейчас в парке было тихо и темно, и солдаты, в полном молчании выгрузившись из грузовиков, один за другим прошли в зияющую дверь крытого, похожего на огромного горбатого кита, стадиона.

Они разместились между опорами трибун, составили в пирамиды оружие, скинули с плеч -доки, сели на бетон и стали ждать. Бригг даже прилег, опираясь спиной о вещмешок, чувствуя под шеей его грубую ткань и вдыхая запах припорошившей его мелкой белой пыли. Напряженный слух Бригга ловил хоть какие-нибудь звуки, свидетельствующие об идущих в городе упорных боях, но снаружи доносился только рев проносившихся по шоссе грузовиков.

Лежа на полу и касаясь пальцами отполированного приклада винтовки, Бригг вдруг почувствовал себя уверенным и сильным. В конце концов, сражаться с бунтовщиками на городских улицах было, несомненно, значительно легче, чем воевать с партизанами в непролазных джунглях или отражать атаки другой армии. Остальные, как ему казалось, думали так же. Опасность все еще представлялась им достаточно далекой, лишенной реальности, и хотя Лонтри уже мог похвастаться самым настоящим ранением, это не пугало их, а наоборот заставляло чувствовать какой-то внутренний жар, словно все они, наконец-то, побывали в настоящем деле.

Когда их подняли по тревоге. Бригг как раз корпел над письмом к Джоан. Он всегда старался ответить на полученные от нее весточки в тот же день. Но теперь кроме Джоан у него были еще Филиппа и Люси. Три девушки как будто ждали его в трех разных комнатах, и по большому счету все они действительно принадлежали ему – по-разному, быть может, но все-таки, все трое были его девушками. Думая об этом, Бригг ощущал себя бывалым, понюхавшим пороха солдатом, который спокойно идет в пекло и делает свое дело. Он уже решил, что допишет письмо здесь, под трибунами, во время короткой передышки перед боем, и тогда каждая строчка в его послании будет дышать настоящей, а не выдуманной героикой.

Таскер коротал время, пересказывая приключение с засадой, в которую они попали во время собачьей облавы. Большинство уже слышали это захватывающее повествование и знали его почти наизусть, но все равно собрались в кружок вокруг рассказчика; здесь, в полутьме под трибунами, где в скудном свете лица и фигуры были едва различимы, эта история звучала по-новому и вполне заслуживала того, чтобы быть рассказанной и выслушанной еще раз. И в этом не было ничего удивительного, ведь повести и легенды о великих сражениях уместнее звучат на передовой, а воины во все времена готовы были слушать о походах и победах.

Впрочем, финал этой истории был, скорее, комичным. Сразу после возвращения с охоты, товарищи отнесли Лонтри на носилках в гарнизонный медпункт, но офицер медслужбы снова запил по случаю тропической жары, и им стоило огромного труда убедить его, что рядовой такой-то действительно ранен самой настоящей пулей, а не порезался во время бритья.

Отряд пенглинцев просидел под трибунами «Золотого Мира» почти два часа, прежде чем начали происходить хоть какие-то события. Вытянувшись на бетоне и подложив под головы вещмешки, они пребывали в спокойной готовности, когда громкая и частая барабанная дробь ударила по оштукатуренным стенам и по крыше. В тревоге они повскакали с мест, но это оказался всего-навсего дождь.