Девушка и смерть

Отложив гребень и стянув волосы узлом, я прислушалась. Из соседней пещеры не долетало ни звука. Я осторожно подошла к проёму и заглянула туда. Там всё же было не совсем темно, несколько свечек мерцали, выхватывая из темноты угол стола и кресло, которые теперь, в полутьме пещеры, выглядели действительно странно. Я осторожно вошла и двинулась вглубь, огибая колонны. Моё внимание привлекло какое-то движение сбоку, я шагнула в сторону и увидела ещё одно зеркало. В нём отражалось что-то… сначала я приняла это за ещё один потёк на стене, сложившийся в жуткую маску. И лишь когда маска мигнула глазами и шевельнулась, я сообразила, что это лицо, принадлежащее живому существу.

Живому?!

Я с криком отшатнулась, человек в кожаной куртке, стоявший чуть сбоку от зеркала, так что я заметила отражение прежде него самого, стремительно обернулся на крик и тут же закрыл лицо рукой. Но было поздно, увиденное горело в памяти, словно выжженное раскалённым железом. Это было лицо мумии. Тёмная, высохшая и сморщенная, словно кора дерева, кожа обтягивала кости так, словно под ней не осталось ни грамма плоти. Глазные яблоки с жёлтыми белками казались выступающими под ней шарами, словно этой кожи было слишком мало, едва-едва хватало на веки, и она обтянула глаза слишком туго. И на губы её тоже не хватило, поэтому они остались полураздвинутыми, а из-под них торчали жёлтые зубы.

Человек, не отрывая руки от лица, протянул другую руку в сторону, нашарил знакомую глухую маску и надел её. Я стояла, прижав руку к бешено колотящемуся сердцу, чувствуя, как медленно проходит мгновенный ужас.

— Боже мой, — слабым голосом сказала я. — Это вы?

Леонардо не ответил. Мы стояли друг напротив друга, он был молчалив и неподвижен, как статуя.

— Леонардо?

Никакой реакции. Я почувствовала, как страх снова начал наполнять моё существо, страх, вызванный его неподвижностью и неизвестностью.

— Леонардо… Скажите же что-нибудь!

Он наконец отвёл взгляд.

— Прости, — едва слышно прошелестел он. — Я не хотел тебя напугать.

— Нет, это я… Простите, я не хотела… Не думала… — я окончательно сбилась и замолкла.

— Что под этой маской прячется такое? Увы, я и в самом деле так выгляжу.

— Нет… Я имела в виду, что не должна была входить без приглашения.

— Что сделано, то сделано, — Леонардо помолчал. — Тебе, наверное, пора идти? Уже пять часов утра.

Я молча кивнула. Он, жестом поманив меня за собой, пошёл прочь из пещеры, по уже знакомому полукруглому проходу. Я следовала за ним на расстоянии в пару шагов. Так мы и шли, и даже когда стало совсем темно, он не попытался коснуться меня. Мы поднялись наверх, там он откуда-то взял фонарь, и в его свете проводил меня до лестницы, ведущей к выходу из театрального подвала.

— Прощай, — сказал он, остановившись у нижней ступени, и фонарь погас. Я осторожно нащупала перила, и только тогда оглянулась в темноту.

— Леонардо… Спасибо вам за вечер. Это было волшебно, я никогда не забуду, правда.

Темнота не ответила.

***

Несколько дней я ходила тихая и задумчивая, вызывая некоторое удивление знакомых своей рассеянностью. Впрочем, к моим странностям они привыкли, а потому особо мне не докучали. Я же думала о Леонардо, о нашей с ним встрече и расставании. "Прощай", сказал он, словно не сомневался, что эта встреча была последней. И действительно, больше я не слышала его голоса и не замечала никаких признаков его присутствия. Но чем дальше, тем больше я понимала, что хочу вновь встретиться с ним. Да, он напугал меня, но это вышло случайно, и я сама была в том виновата. Нехорошо получилось — стоило мне увидеть его лицо, и я тут же шарахнулась прочь, оставив его в одиночестве. А ведь он честно предупредил меня, что не совсем жив, так что пугаться мне было нечего. Я пыталась представить, какова она — жизнь после смерти. Как это — быть заключённым в высохшую оболочку? Должно быть, ужасно. И я не знала, чего было больше в моём желании увидеть его вновь: жалости или любопытства. К тому же мне стало не хватать его. Его советов, его музыки, его незримой, но от того не менее ощутимой помощи и поддержки.

— Леонардо, — однажды громко сказала я, оставшись в одиночестве в своей гримёрной, — нам надо поговорить. Ответьте, пожалуйста.

Ответом была тишина. Тогда я стала повторять это при каждом удобном случае, в пустых коридорах, в классах, в залах и на лестницах. Но прошёл не один день, прежде чем он я вновь услышала его голос.

В один из этих дней прошло празднование юбилея господина Эстевели. Ему исполнялось пятьдесят пять лет — полукруглая дата, праздновавшаяся с помпой, с гала-концертом и последовавшим за ним банкетом. Энрике с Мачадо станцевали большое па де де из "Зачарованного леса", я тоже участвовала в концерте, хотя мне достался куда более скромный номер — из "Гарсиады", в паре с Кристианом. Вышло удовлетворительно, хотя я предпочла бы Корбуччи. Но кто ж мне его даст? Энрике — партнёр для примы, а я ещё недостаточно ярко сияю на балетном небосклоне.

Концерт прошёл с большим успехом, начался банкет, одновременно с которым было что-то вроде большого приёма в фойе и вестибюле Оперы. Туда мог попасть любой желающий, в то время как в банкетный зал допускали лишь избранных. Меня, вопреки моим опасениям, пустили. Я как-то всё никак ни могла привыкнуть к тому, что теперь тоже являюсь одной из прим и потому достойна участвовать в жизни высшего общества. Каковое и было представлено и герцогом ди Соузой, и сеньором Риасом… и Андресом ди Ногара. Вместе с которым пришёл и его отец маркиз.

Заметила я их далеко не сразу. Меня как раз атаковал очередной поклонник моего таланта, решивший в знак признательности за доставляемое удовольствие предложить мне своё покровительство. И тонко намекнувший, когда я отказала, что в его власти как поспособствовать моей карьере, так и помешать ей. Я в ответ не слишком вежливо заметила, что грош цена той карьере, которой способны помешать неудачливые ухажёры. Покровительство Леонардо сделало меня смелой, быть может, даже излишне смелой, но я как-то уверилась, что дирекция не посмеет ни выкинуть меня из театра, ни лишить ролей.

За ним подошёл антрепренёр, которого я до сих пор не знала, но который был явно рангом повыше знакомого мне сеньора Арканжо. Ничего определённого он мне предлагать не стал, лишь представился и рассказал, что устраивает гастроли артистов по столицам различных государств. Я выразила заинтересованность, он сказал, что, возможно, поговорит со мной позже, и отошёл. Я погрузилась в, быть может, преждевременные, мечты о заграничном путешествии (давно, признаться, хотела), и как раз тогда заметила Андреса. А рядом с ним стоял седой господин, настолько на него похожий, что не оставалось сомнений — это его близкий родственник.

Андрес смотрел на меня, смотрел настолько пристально, что, когда его спутник обратился к нему, не сразу услышал. Этот его взгляд меня немного смутил, и я поспешила отойти на другой конец зала. С того памятного дня не только Леонардо прекратил всякое общение со мной, но и Андрес больше не показывался мне на глаза. Стыдно сказать, но я почти совсем забыла о нём. Леонардо поглощал все мои мысли, ни на что другое меня уже не хватало. Лишь сейчас я вспомнила, что невольно ухитрилась обидеть ещё одного мужчину. Может, подойти и извиниться? Нет, пожалуй, Леонардо прав, ни к чему уподобляться иным кокеткам и бесконечно дёргать за ниточки, не отпуская, но и не давая приблизиться. Что прошло, то прошло. К тому же, когда рядом его родич, заговорить с ним я всё равно не осмелюсь.