Девушка индиго

По вторникам в гостиной Вудвордов три пары проворных рук отдавали должное всем видам шитья и вышивания, создавая изысканные, преизящные вещицы. Четвертая пара рук все делала вкривь да вкось, ибо взор мой большую часть времени был обращен за окно – я наблюдала за рабами Вудвордов, трудившимися на плантации, и прикидывала, что бы еще посадить на наших землях.

С каждым днем, неделей и месяцем становилось всё прохладнее. Прибрежная трава побурела, ночи сделались длиннее, зато днем теперь погоды стояли сносные.

По мере приближения к зиме слабел страх перед очередным бунтом. Недавние мятежники были пойманы и казнены. Ходили слухи, будто их отрубленные головы, насаженные на пики, выставили вдоль главных дорог в окрестностях Чарльз-Тауна. Мистер Пинкни однажды подтвердил, что так оно и было – он своими глазами видел эту тошнотворную макабрическую картину, и я почувствовала облегчение от того, что не донесла на Индейца Питера ни во время, ни после мятежа.

Каждый день между рассветом и закатом я старалась проводить под открытым небом побольше времени, насколько позволяла работа с письмами и счетами. Я изучала окрестности, наблюдала за погодными условиями, чтобы знать, к чему готовиться следующей осенью; радовалась дождям, потому что они увлажняли и питали мои земли; зачарованно любовалась, как у вьющихся кустарников, облепивших заскорузлые ветви вечнозеленых дубов, после хорошего ливня меняется цвет листьев – от рыжеватого оттенка обожженной глины до сочного зеленого. Мистер Дево называл такие растения «фениксами». За моим окном гнездились пересмешники.

Каждый день я видела чудеса и складывала их в копилку памяти.

В начале декабря пришло время считать недели, оставшиеся до моего семнадцатого дня рождения – я посвятила этому предрассветные минуты, нежась в постели, и так задумалась, что, лишь когда последние звезды растворились на фоне посветлевшего неба над нашим домом, вспомнила, что надо бы проверить «почтовый ящик» на причале. Чуть не позабыла об этом вовсе – настолько меня захватила круговерть мыслей. А может, дело было в том, что раньше корзина всегда оказывалась пустой, за исключением тех дней, когда по расписанию доставляли деловую корреспонденцию из города или с двух других наших плантаций.

Кожаный шнурок на крышке ящика-корзины оказался развязан. Значит, в него что-то положили. Вероятно, ночью кто-то бросил туда послание по пути из Чарльз-Тауна к Стоно-Ривер. Перед тем как заглянуть внутрь, я затаила дыхание. Сверху лежало письмо от наших дорогих мистера и миссис Пинкни с плантации Бельмонт. А под ним обнаружился пакет из вощеной ткани, перевязанный лентой с надписью: «Мисс Элизе Лукас, Уаппу-Крик».

От отца!

Задыхаясь от радости, я поспешила обратно в дом – так бежала, что пряди волос выбились из прически, презрев шпильки.

В рабочем кабинете, заложив вираж вокруг стола по полу из гладко струганных сосновых досок, я принялась развязывать узел на ленте – ужасно хотелось ее разрезать, но я решила, что лента пригодится, поэтому дрожащими от нетерпения пальцами ожесточенно сражалась с узлом несколько минут, показавшихся мне нескончаемыми, даже прошипела сквозь зубы: «Дьявол…» Наконец узел поддался, и я быстро развернула вощеную ткань.

В свертке были два письма: одно адресовано мне, второе маменьке, – и несколько муслиновых мешочков с семенами и черенками.

В каком из них индигофера?

«Пожалуйста, – взмолилась я, – пусть хоть в одном будут семена индигоферы!»

Я запустила пальцы в мешочек и достала щепотку черных, продолговатых стручочков, похожих на гороховые, только совсем крошечных. Коробочки с семенами. Некоторые лопнули, и из них высыпались мне на ладонь малюсенькие черные семечки. Индигофера!

11

Дожидаться, когда потеплеет и земля прогреется достаточно, для того чтобы можно было высадить семена индигоферы, пришлось бесконечно долго. Потеряв терпение, я велела Того взрыхлить почву, как только выдался солнечный денек в начале марта. Без приглашения явился мистер Дево – «проверить, как живут-здравствуют дамы», – и я обрадовалась подвернувшейся оказии поделиться хоть с кем-то своим проектом.

После чая и прогулки по плантации мистер Дево взял маленькое черное семечко и поднял его к небу на расстояние вытянутой руки, словно хотел получше рассмотреть.

– Кожура у семян слишком уж жесткая. Я вот думаю…

– Что же? – не вытерпела я, когда он замолчал.

– Думаю, не надо ли их замочить или надрезать перед посадкой, как мы поступали с семенами вайды.

– Я ни в коем случае не могу допустить, чтобы семена индигоферы пропали зря, поэтому сделаю все необходимое, – заверила я. – Идемте, покажу вам ваши вечнозеленые дубы, пока вы не уехали.

Следующие несколько дней мы с Того, Квошем и Сони ряд за рядом высаживали замоченные семена индигоферы.

В конце марта решила ненадолго вернуться зима, и я молилась о скорейшем наступлении тепла.

Наш посредник в торговле, мистер Бил, известил меня в письме о том, что выручка за партии риса, которые по моему распоряжению были отправлены ему в город, покрыла часть наших неоплаченных счетов за инструменты, материалы и товары первой необходимости, которые приобретались со дня переезда в Каролину.

До чего же утешительно было узнать, что мне удалось избавиться от части фамильных долгов! И это был результат моего первого в жизни смелого обмана – я заявила приказчикам наших плантанций, что мой отец, дескать, потребовал, дабы отныне целых три четверти всего урожая риса засыпали в мешки и отправляли в город для экспорта и для продажи на местных рынках. Разумеется, папенька ничего подобного не требовал. Себе же самой я сказала, что он наверняка одобрил мы мою инициативу, если бы я с ним поделилась. Теперь, однако, мне предстояло еще наведаться к Старрату, поскольку на плантации Уаккамо мой приказ выполнялся не столь ответственно, как в Гарден-Хилл.

Раз в неделю мы, как и прежде, ездили в гости к Вудвордам. После мятежа рабов казалось особенно важным поддерживать связь с окрестными плантаторами. И мы выбирались в город с визитом к миссис Пинкни, когда у маменьки доставало сил.

– Ах! – воскликнула маменька как раз в такой день, когда мы уютно расположились в гостиной супругов Пинкни с хозяйкой дома и ее близкой подругой миссис Клеланд. – Я совсем позабыла! Полковник Лукас, по-прежнему верный своему отцовскому долгу, известил меня о достойном претенденте на руку Элизы.

Я воззрилась на нее во все глаза.

– Ой! – вырвалось у меня, потому что иголка, которой я вышивала, в этот момент вонзилась мне в палец. – Проклятие… – пробормотала я, сунув палец в рот, и поморщилась от сладковато-соленого привкуса крови.

– К чему столько драматизма, Элиза? Тебе же не вечно придется заниматься делами на плантациях. Через несколько лет Джордж вернется, и все мы будем спасены.

Я крепко сжала губы – не собиралась поддаваться на маменькины уколы.

– Смею заметить, ваш брат по возвращении будет весьма доволен состоянием своего наследства, – шепнула мне миссис Клеланд, и я благодарно ей улыбнулась, хотя сердце у меня отчаянно колотилось.