Девушка из кошмаров

Эффект получился неожиданным: все присутствующие начинают глядеть друг на друга, включая меня, Кармел и Томаса.

— Он прав, — говорит доктор Климентс. — Наше желание ровным счетом ничего не значит.

— И что же вы в таком случае предлагаете? — спрашивает Берк. — Открыть дверь и позволить мертвой убийце вернуться в наш мир? Считаете, что это воля атаме?

— Пусть атаме сам решит, — внезапно предлагает Климентс, словно появилось неожиданное вдохновение. Затем всматривается в лица сидящих за столом. — Когда откроем дверь, Джестин отправится вместе с ним. Вдвоем. Воин, который вернется назад, станет достойным обладателем Черного Кинжала.

— А что будет, если никто из них не вернется? — раздается чей-то голос. — Тогда мы потеряем атаме навсегда!

— А что, если все-таки он вытащит оттуда мертвую девушку? — еще кто-то спрашивает. — Она же не сможет здесь остаться. Так нельзя.

Томас, Кармел и я обмениваемся взглядами. Лагерь разделяется на две стороны: верных сторонников Берка и приверженцев доктора Климентса. От негодования Берк готов почти жевать стекло [57] , но в следующую минуту на лице расцветает теплая, слегка смущенная улыбка извиняющего человека.

57

Поедать стекло — вид заболевания, носящий название Гиалофагии (форма извращенного аппетита).

— Тогда так тому и быть, — проговаривает он, — если Тесей Кассио желает заплатить цену.

И пошло-поехало.

— А сколько нужно заплатить?

— Сколько? — улыбается он. — Много. Мы вернемся к этому вопросу чуть позже, — невероятно, но он просит себе кофе. — Создатели этого атаме знали, как открыть дверь в иной мир, но, к сожалению, знания были утеряны на века. На десятки веков. Теперь же единственный способ открыть эту дверь покоится в твоих руках.

Я опускаю взгляд на лезвие.

— Дверь можно открыть только с помощью Черного Кинжала. Видишь ли, ключ к разгадке все время находился у тебя под носом. Просто ты не знал, как сломать замок.

Я устал от тех, кто постоянно говорит о ноже как о необычной вещи. Словно он какой-то вход во врата, ключ или пара тапочек рубинового цвета.

— Просто ответьте мне, какова цена? — спрашиваю я.

— Цена, — проговаривает он, улыбаясь. — Это твоя, бегущая по венам кровь.

Где-то рядышком у Томаса с Кармел потрясенно отвисает челюсть. Берк же смотрит на меня с сожалением, но я не верю его чувствам.

— Если ты так настаиваешь, — продолжает он, — мы проведем ритуал завтра вечером.

Глава 24

Моя, бегущая по венам кровь? Только и всего? Так я должен был ответить, потому что не хотел показывать затаившийся в глазах страх. Не следовало даже стискивать зубы, ведь ему доставляет огромное удовольствие наблюдать, как я напуган, но я не отступлюсь. Определенно. Даже если Томас с Кармел смотрят на меня сейчас рыбьими глазами.

— Да ладно вам, — выпаливаю. — Я знал с самого начала, что все закончится чем-то подобным. Что буду балансировать на грани жизни и смерти, если собираюсь спасать ее. Все мы.

— Но это в корне меняет дело, — заявляет Кармел.

— Вероятность успеха все еще велика. Просто нужно верить в это, — у меня во рту все пересыхает.

Кого я, собственно, пытаюсь убедить? Завтра они фактически выпотрошат меня, чтобы открыть дверь, ведущую в ад. И как только кровь сделает свое дело, они засунут меня вместе с Джестин внутрь проема.

— Нужно верить, — повторяет Кармел, кивая Томасу, чтобы тот что-нибудь сказал, но он отказывается. Он удерживается от комментариев, без всяких там «но».

— Не такая уж это и хорошая идея, — шепчет он.

— Томас.

— Послушай, я не рассказал тебе всего, что поведал мне дед, — сообщает он. — Они не надеются на тебя. Всех его друзей, вудуистов, не интересует твоя судьба, — он смотрит на Кармел. — Их интересуем только мы.

Я издаю носом какие-то противные, разочарованные звуки, но другого от них и не ожидал. Это не удивительно. С самого начала я знал об их мнении насчет возвращения Анны.

— Они считают, что это не в их юрисдикции, — продолжает Томас. — Орден должен разбираться с твоей ситуацией.

— Не нужно ничего объяснять, — заявляю я.

Кроме того, это лишь оправдание. Никто кроме нас не желает спасать Анну. Когда я вытащу ее из ада, мы попадем в комнату людей, которые тут же попытаются вернуть ее обратно. Лучше бы ей приготовиться к сражению. В мыслях я представляю, как она, взрываясь темным облаком, появляется в комнате и хватает за загривок Колина Берка.

— Давайте придумаем другой способ помочь Анне, — предлагает Кармел. — Не вынуждай меня звонить твоей матери.

Я наполовину улыбаюсь. Мама. Перед тем как отправиться в Лондон, она просила не забывать, что я ее сын, и я помню. Я тот, кого она вырастила, чтобы сражаться и поступать, как подсказывает мне сердце. Но Чародей заточил Анну в камеру пыток и не оставит ее в покое.

— Ребята, помогите найти Гидеона, — прошу их. — Я хочу, чтобы вы…сделаете кое-что для меня?

По их выражению я догадываюсь, что они еще надеются, что я передумаю, но все-таки кивают.

— Во время ритуала я хочу, чтобы вы были рядом и стали его частью, — как кое-кто, стоящий в углу.

Возможно, даже просто в качестве свидетелей.

Шагая по коридору, Кармел просит меня еще раз все хорошенько обдумать; что мне есть из чего выбирать. Но, на самом деле, это не так. Пока они идут, я оглядываюсь в этом друидическом лагере, промывающим мозги, и устремляюсь по залам, в каминах которых пылает зажженная древесина. Когда огибаю угол длинного, выполненного в красных тонах зала, раздается голос Джестин.

— Ой, Кас, подожди, — бежит она ко мне, подскакивая. Лицо выглядит вялым и в то же время серьезным. Без своей самоуверенной ухмылки она кажется совершенно другим человеком. — Мне рассказали, о чем ты с ними говорил, — выговаривает она, слегка краснея. — И что решил.

— Это они решили, — поправляю я.

Она смотрит на меня, ожидая продолжения, но я не знаю зачем. Завтра вечером мы вместе с ней полностью испаримся со всех карт местности и очутимся в ином мире, и только один из нас вернется назад.

— Ты же знаешь, что это значит, не так ли?

— Не понимаю, что ты подразумеваешь под этим, — отвечает она.

— Господи, — рявкаю я, отворачиваясь. — У меня нет времени говорить загадками и у тебя тоже.

— Не злись на меня, — говорит она, продолжая шагать, а на лице расползается уже привычная ухмылка. — Всего четыре часа назад я спасла жизнь твоему лучшему другу. Если бы я этого не сделала, тот труп перегрыз бы ему сонную артерию быстрее, чем ты успел бы моргнуть.

— Томас просил не доверять тебе, но я и не предполагал, что ты в состоянии о ком-то еще беспокоиться. Я до сих пор так считаю, — она сердится, словно я предугадал этот порыв. Даже если она знает, что это ложь.