Девушка из кошмаров

— Анна, — мои пальцы слегка проходятся по веревке, и я перевожу взгляд на атаме.

Если бы она снова забилась в конвульсиях, я бы прекратил ее стенания, освободив. Темная, почти черная кровь заполняет рану на животе, которую ей нанес Чародей, окрашивая веревку, а также белую ткань ее платья. От такого вида мне трудно глотать или даже соображать.

— Анна, не нужно… — я почти сказал, чтобы она не умирала, но это ведь глупо.

Она уже была мертва, когда мы с ней встретились впервые. Сосредоточься, Кас.

А затем, как того я и хотел, веревка разматывается. Она, подобно змее, сползает с тела, словно до этого ее здесь не было, унося с собою пропитавшуюся кровь. Она даже двигается зигзагообразно по ресницам и губам, а затем исчезает, не оставляя после себя никаких впадин. Ее глаза расширены и настороженно наблюдают за мной. Она поднимается на локти и хватает ртом воздух. Смотрит перед собой. В глазах не видно паники или страдания. Они пусты и, кажется, вообще на меня не смотрят. Ее имя. Я должен сказать ее имя. Хоть что-нибудь, но в ней кое-что изменилось, то, что никак не вяжется с ее настоящим обликом. Возникает то самое чувство, когда я впервые увидел ее, спускающуюся с лестницы и одетую в заляпанное кровью платье. Тогда я был в восторге. Не мог даже моргнуть и не боялся ее. Но на этот раз все по-другому: я боюсь, что она не будет прежней. Что она не поймет или не узнает меня. Возможно, где-то в глубине души я боюсь того, что если слишком быстро двинусь к ней, то ее гранитные пальцы тут же протянутся и сожмут мое горло.

Ее уголок рта изгибается:

— Ты не настоящий, — произносит она.

— И ты тоже, — отвечаю я.

Анна еще раз моргает и поворачивается в мою сторону. Как только я заглядываю ей в глаза, то замечаю всплеск паники, но, когда она прокладывает взглядом дорожку от моего живота до груди, в них плещется столько скептицизма и тихой надежды, что единственное, о чем могу думать, так это то, что она — моя девушка, моя девушка, моя девушка. Она останавливается взглядом на подбородке и поднимает руку, не достигая моей рубашки.

— Если ты не настоящий, — произносит она, начиная улыбаться, — тогда я очень сильно рассержусь.

— Анна, — я сую атаме в ножны, а затем в карман брюк, и стаскиваю ее с плиты, пока она меня крепко обнимает и сдавливает. Я опускаю ее голову себе на плечо и продолжаю так стоять. Мы не желаем выпускать друг друга из объятий.

У нее нет температуры. Это место живет по своим правилам, но я бы очень хотел ощутить ее холодную кожу, как было раньше. Но, полагаю, должен радоваться, что у нее по-прежнему руки правильной длины, без дополнительных стыков.

— Думаю, уже не важно, реален ты или нет, — говорит она, уткнувшись мне в плечо.

— Я настоящий, — шепчу я ей в волосы. — Ты же сказала, чтобы я пришел.

Она впивается пальцами мне в спину, натягивая ткань рубашки. В моих руках она дрожит, и первое, что приходит мне в голову, она заболела, но затем Анна отстраняется и смотрит на меня.

— Подожди, — проговаривает она. — Зачем ты здесь?

Она бесконтрольно осматривает меня, пока ее сжатые кулачки, словно камни, вонзаются мне в ребра. Она в панике. Наверное, думает, что я умер.

— Я не умер, — говорю я. — Правда.

Анна с моей помощью спускается со скалы, с подозрением склонив голову.

— Тогда как у тебя получилось? Живые здесь не могут находиться.

— На самом деле, здесь нас двое, — заявляю я, сжимая ее руку. — Я и еще одна раздражающая девушка, которую мы должны отыскать.

— Что? — улыбается Анна.

— Не имеет значения. Важно лишь то, что мы уходим.

Только я не знаю, как это сделать. Меня же не привязывали буквально за запястья или талию веревкой, чтобы вытащить отсюда, поэтому нужно найти Джестин.

Когда она проводит пальцами по моим плечам, в глазах что-то загорается, наверное, все еще ожидает, что я вот-вот исчезну.

— Не нужно было приходить сюда, — произносит она, словно отчитывая, но ничего не выходит.

— Ты же сама сказала, — отвечаю, — что не можешь здесь больше оставаться.

Она моргает:

— Разве? — спрашивает она. — Прямо сейчас это не выглядит такой уж плохой идеей.

Я чуть ли не смеюсь. Прямо сейчас это действительно неплохо. Когда ее не пытают огнем, порезами или связыванием бечевкой продавца, все кажется отличным.

— Кассио, ты должен вернуться, — шепчет Анна. — Он не отпустит меня.

Впиваясь взглядом в ее блестящие глаза, я отмечаю, что с ней сделало это место. Кажется, она как-то уменьшилась в размере. От моего присутствия на ее лице расцветает счастливая улыбка, хотя до сих пор и не может поверить, что у меня получится вытащить ее отсюда.

— Не в его власти это решать, — говорю.

— В его, — поправляет она меня. — Такова его воля.

Я стискиваю ее крепче. Она провела здесь около шести месяцев, ну и что? Время в этом месте, как такового, не существует. Даже если бы я пробыл здесь слишком долго. Мне кажется, что с Джестин я провел, прогуливаясь по этому лабиринту, около часа и такое же время без нее, но это не так. Далеко от правды.

— Как это произошло? — спрашиваю я. — Почему он стал избивать тебя?

Она отворачивается и одной рукой поправляет лямку белого платья. Второй решительно прикасается ко мне, но я в любом случае никогда бы не отпустил ее.

— Я сражалась снова и снова, но проиграла. Так продолжалось до бесконечности.

Рассеянным взглядом она устремляется через мое плечо, и мне интересно, что же она там видит. Если посмотрю туда, куда направлен ее взгляд, может, и не увижу того, что видит она.

Она заостряет внимание:

— Прометей на скале. Слышал об этой истории? Его покарали за то, что он подарил смертным огонь. Его привязали к скале, чтобы орлы могли выклевать ему печень и внутренности. Я всегда считала это ужасным наказанием. Он просто привыкал к боли, и орлам снова приходилось придумывать новые пытки. Но ты не он.

— Анна, мне очень жаль, — говорю я, но слова не достигают ее.

Она не жалуется. В ее понимании не было никакого преступления. Что это было всего лишь возмездие. Справедливость.

Она изучает мое лицо:

— Как давно это было? Я не помню тебя полностью. Память ускользает от меня, словно я знала тебя еще при жизни, — она улыбается. — Думаю, я забыла, что такое мир.

— Ты вспомнишь.

Она качает головой:

— Он не отпустит меня.

Ее движения выглядят странными. Не свойственными ей. Она стоит как-то перекошено, что вынуждает меня задаться вопросом, какой был нанесен ей ущерб.

Я аккуратно поднимаю ее на ноги:

— Нам нужно идти и найти моего друга, Джестин. Мы… — я съеживаюсь, когда ощущаю удар по животу. Затем боль уходит, и я снова могу дышать.