Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера

Я выступаю вперед и слышу, как Юлиан произносит:

– Никакой я вам не папаша. Я не такой дурак, чтобы заводить ребенка от какой-то левой девчонки... На вот, - он протягивает мне якобы случайно оброненное удостоверение личности, - нашел на своем пороге. Ты мало того, что захватчица, так еще и убийственно безалаберна. Скажи спасибо, что я возвращаю его тебе.

И я произношу:

– Спасибо.
– Голос такой писклявый, что я сама его еле слышу. Не удивительно, что парень презрительно кривится, отступая на шаг назад.

– Так ты ее не забираешь?
– осведомляется фрау Хаубнер недовольным голосом.

– Завтра я выставлю ее за дверь, так и знай.

Юлиан улыбается: должно быть, счастлив, что это не его проблемы - мои. Так он, впрочем, и говорит:

– Она знала, на что шла, обзаводясь своим писклявым довеском, так что пусть сама и выкручивается. А я тут не при чем...
– Он поднимает руки ладонями вверх и продолжает отступать к лестнице. Через мгновение его уже нет: только быстрые шаги доносятся с нижнего лестничного пролета.

Мы с Кристиной молча переглядываемся, а Хайди Риттерсбах, выступив из-за угла, со знанием дела произносит:

– Похоже, придется применить тяжелую артиллерию.
– И она в очередной раз похлопывает меня по спине.

3 глава. Юлиан

Девушка под боком - та, имени, которой я даже не удосужился узнать - тычет меня рукой.

– Телефон звонит, - хрипит она спросонья.
– Ответишь?

Выругиваюсь, пытаясь нащупать смартфон на прикроватном столике. Кому пришло в голову звонить посреди ночи? Так и прибил бы, честное слово.

– Алло?
– буквально рычу в телефонную трубку, давая понять незадачливому абоненту всю силу своего негодования.

И тот спрашивает:

– Юлиан Рупперт?

– Да, это я, черт возьми. Кто вы такой и что вам от меня нужно?

– Офицер Винтерхолер, - отвечает невозмутимый голос, - полиция Мюнхена. Я звоню вам по поводу Эмили Веллер, знаете такую?

– Впервые слышу, - кидаю, не задумываясь, почти готовый нажать кнопку отбоя, однако слова офицера останавливают меня.

– А вот она, похоже, хорошо вас знает, молодой человек. Г оворит, вы отец ее ребенка и вышвырнули ее на улицу, не особо заботясь об их с дочерью благополучии...

Я почти теряю дар речи от возмущения, даже рот приоткрываю, не в силах выдать что-то хоть минимально похожее на связную речь. А потом меня прорывает:

– Вы, наверное, шутите?!
– ору во весь голос, не особо заботясь о приличиях.
– Эта девка обманом пробралась в мой дом, а теперь еще и ребенка впаривает. Да пошла она знаете куда...

Мужской голос с другого конца телефонной трубки убийственно невозмутим:

– Так, значит, вы все-таки знаете эту девушку? А минуту назад уверяли в обратном.
– И другим, более угрожающим тоном: - Лучше бы вам приехать в полицейский участок, герр Рупперт, и забрать свою девушку домой. Если вы этого не сделаете, - он выдерживает многозначительную паузу, - последствия могут быть не самыми приятными для вас обоих.
– И он называет мне адрес полицейского участка.

– Это не мой ребенок!
– единственное, что успеваю прорычать я прежде, чем телефонные гудки раздаются прямо у моего уха.

Вот ведь лживая корова, сказала, что я отец ее ребенка... С такими, как она, вечно одни проблемы! Хлопают своими невинными глазищами, а потом - бац!

– примите и распишитесь. Нет, со мной этот номер не пройдет... Еще посмотрим, кто кого.

Выталкиваю сонную клушу из своей постели и велю ей убираться. Она вся такая помятая со сна, расхристанная, с размазанной под глазами тушью - отвратительная, одним словом.

Хочется запустить в нее вот хотя бы туфлей, изгоняя, словно мерзкого таракана, а она еще канючит телефончик и мечтает сговориться о новой встрече.

Никогда!

Может и не надеяться.

– Пошла вон!
– ору на всю квартиру, натягивая джинсы и футболку. А потом с размаху луплю кулаком по дверце шифоньера... Резкая боль огненным всполохом проходит от костяшек до предплечья, и я рычу, не в силах снести этого молча.

И все из-за этой девки с ребенком, будь она трижды проклята!

Уже выходя из квартиры, смотрю на часы: половина пятого утра. Что, спрашивается, она делала на улице в это время? Каким образом оказалась в полицейском участке?

От каждого нового вопроса я закипаю с удвоенной силой и несусь по просыпающимся улицам города, подобно ангелу-мстителю, готовому убивать.

Ну, Эмили Веллер, берегись!

Выяснив по какому делу я явился, меня ведут в отдельный кабинет. Там я и вижу ее, девицу с ребенком, сидящую на стуле и глядящую на меня лишь слегка виноватым взглядом. Словно и не она вовсе выдернула меня из постели посреди ночи и не заставила тащиться через весь город ради выяснения заведомого бредового факта: факта моего мнимого отцовства.

Все в ее кажущемся облике пай-девочки вызывает во мне раздражение: и эти голубые глазища под черными бровями, и забранные в хвост волосы неопределенного каштановобезобразного цвета, даже ее обтянутые малиновыми колготками ноги вызывает во мне приступ изжоги. Иррациональный, но самый что ни на есть натуральный! Я уж не говорю о ее груди, при воспоминании о которой я мысленно сжимаюсь... Она неизменно ассоциируется с маленькими детскими губами, вцепившимися в ареолу ее соска.

Отвратительно!

– Герр Рупперт?
– обращается ко мне женщина-полицейский, сумрачная, словно сам смертный грех.
– Рада, что вы приехали. Подпишите эту бумагу и можете забрать свою девушку домой...

Молча гляжу на протянутый ею документ и качаю головой.

– В чем дело?
– интересуется она.
– Вы отказываетесь позаботиться о собственном ребенке?

– Я отказываюсь идти на поводу у этой стервы, - произношу, ожигая ненавистную девицу взглядом.
– Мы с ней даже не знакомы, хотя она, конечно, утверждает обратное.

Женщина в форме позволяет себе легкую усмешку.

– Если бы вы знали, сколько мужчин говорят то же самое в аналогичных ситуациях, -отзывается она на мои слова.
– Сотни. Тысячи...
– И предлагает: - Может быть, уже подпишите эту бумагу, и дело с концом...

– Но она, действительно, не моя девушка!
– не выдерживаю я.
– Не была и никогда ей не будет, это я вам обещаю.
– И спрашиваю: - В чем, собственно, проблема? Чего она от меня хочет?

И женщина-полицейский отвечает: