Девушка, которая играла с огнем
Шрифт:
— Парня на заднем плане зовут Рональд Нидерман. Это снимок семнадцатилетней давности, и ему здесь восемнадцать лет, так что теперь должно быть тридцать пять. Все совпадает с данными того гиганта, который похитил Мириам By. Я не могу со стопроцентной уверенностью сказать, что это он. Больно уж снимок старый, и качество тоже плохое. Но я бы сказал, что сходство очень большое.
— Откуда вам прислали этот снимок?
— Из «Динамика» в Гамбурге. Старый тренер, которого зовут Ханс Мюнстер.
— Ну и?
— Рональд Нидерман выступал за этот клуб один год в конце восьмидесятых. Вернее сказать, пытался выступать за клуб. Я получил письмо сегодня утром и переговорил с Мюнстером по телефону, прежде
— То есть он, очевидно, мог бы сделать в боксе отличную карьеру, — сказала Эрика.
Паоло Роберто отрицательно мотнул головой.
— По словам Мюнстера, на ринге он никуда не годился, причем по нескольким причинам. Во-первых, он не мог выучиться боксу. Он стоял на месте и молотил кулаками куда попало. Он был феноменально неуклюж, и то же самое относится к парню, с которым я дрался в Нюкварне. Но что хуже всего, он не соизмерял собственную силу. Иногда ему удавалось попасть в противника, и в некоторых случаях это приводило к страшным травмам во время тренировочных боев. Тут были и сломанные носы, и переломанные челюсти, и вообще совершенно ненужные травмы. Они просто не могли оставить его в клубе.
— Мог бы стать боксером, да не сумел, — сказала Малин.
— Вот именно. Но решающую роль сыграла причина медицинского характера.
— Это как же?
— Этот парень казался просто неуязвимым. Как бы его ни побили, ему все было нипочем — отряхнется и продолжает бой. Выяснилось, что он страдает редчайшей болезнью, которая называется congenital analgesia
— Congenital… и как там дальше?
— Analgesia. Я посмотрел по справочнику. Это наследственный генетический порок, при котором передающая субстанция в нервных синапсах не функционирует должным образом. Он нечувствителен к боли.
— Господи! Так для боксера это же, наверное, просто дар божий!
Паоло Роберто покачал головой.
— Напротив. Эта болезнь, можно сказать, опасна для жизни. Большинство больных врожденной анальгезией умирают в сравнительно молодом возрасте, лет двадцати — двадцати пяти. Боль — это тревожная сигнализация организма, которая предупреждает, что что-то не в порядке. Если ты положишь руку на раскаленную плиту, то боль заставит быстро ее отдернуть. А при этой болезни ты даже ничего не заметишь, пока не запахнет паленым мясом.
Малин и Эрика посмотрели друг на друга.
— Вы это серьезно? — спросила Эрика.
— Абсолютно серьезно. Рональд Нидерман не чувствует совершенно ничего и идет по жизни словно под мощным местным наркозом. Ему удалось прожить так долго, потому что в его случае этот недостаток компенсируется другим врожденным свойством. Он обладает исключительными физическими данными, у него необычайно крепкий костяк, и это делает его почти что неуязвимым. Его природная сила уникальна. И по-видимому, на нем все очень быстро заживает.
— Как я теперь понимаю, матч с ним был очень интересный.
— Да уж! Не хотел бы я его повторить. Единственное, что на него произвело какое-то впечатление, это когда Мириам By двинула его в пах. На несколько секунд он даже рухнул на колени… Вероятно, это случилось потому, что такого рода удар вызывает какую-то моторную реакцию, так как боли он и тут не почувствовал. Можете мне поверить, я на его месте вообще упал бы замертво.
— Но как же тебе удалось его победить?
— Люди с его
болезнью, разумеется, так же подвержены травмам, как и все остальные. Хотя этот Нидерман действительно, кажется, сделан из бетона. Но когда я треснул его по башке доской, он повалился. Наверное, он получил сотрясение мозга.Эрика взглянула на Малин.
— Я сейчас позвоню Микаэлю, — сказала та.
Микаэль услышал сигнал мобильного телефона, но был так взволнован, что отозвался только на пятый звонок.
— Это Малин. Паоло Роберто, кажется, узнал, кто такой этот белокурый гигант.
— Очень хорошо, — рассеянно отозвался Микаэль.
— Где ты?
— Трудно объяснить.
— У тебя какой-то странный голос.
— Извини! Что ты сказала?
Малин вкратце передала ему рассказ Паоло Роберто.
— О'кей, — сказал Микаэль. — Попробуй, опираясь на это, отыскать его в каком-нибудь регистре. Похоже, все проясняется. Позвони мне на мобильник.
К удивлению Малин, он на этом и отключился, даже не попрощавшись.
Микаэль в это время стоял у окна, из которого открывался роскошный вид на Старый город до самого взморья. Он чувствовал себя оглушенным и почти потрясенным. Он осмотрел квартиру Лисбет Саландер. Направо от прихожей в ней располагалась кухня. Затем шли гостиная, кабинет, спальня и в конце маленькая комнатка для гостей, в которой, по-видимому, никто еще не бывал: матрас оставался в пластиковом чехле, простыни не постелены. Вся мебель выглядела новенькой, словно только что из магазина «ИКЕА».
Но дело было не в этом.
Лисбет Саландер купила прежние апартаменты Перси Барневика [87] стоимостью в двадцать пять миллионов. Общая площадь квартиры составляла 350 квадратных метров.
Потрясенный Микаэль бродил по пустынным и безлюдным коридорам и залам с фигурным паркетом из различных пород дерева и обоями «Триша гильд» на стенах, о которых Эрика Бергер говорила с восторженным придыханием. В центре квартиры находилась прелестная светлая гостиная с камином, в котором Лисбет, судя по всему, ни разу не разжигала огонь. С громадного балкона открывался потрясающий вид. Здесь имелись прачечная, сушильня, гимнастический зал, кладовка и ванная комната с ванной колоссальных размеров. Здесь даже был винный погреб, совершенно пустой, если не считать нераспечатанной бутылки портвейна «Quinta do Noval» урожая 1976 года. Микаэлю трудно было представить себе Лисбет с бокалом портвейна в руке. На приложенной к бутылке карточке было написано, что это подарок к новоселью от маклера.
87
Перси Барневик — крупный шведский промышленник.
Кухня была оборудована всеми возможными приспособлениями в придачу к сверкающей чистотой французской плите с газовой духовкой марки «Коралли шато 120», о которой Микаэль даже не слыхал и на которой Лисбет, вероятно, кипятила чайник.
Зато кофеварку для приготовления кофе эспрессо, стоявшую на отдельном столике, он рассмотрел с почтительным вниманием. Это был аппарат марки «Jura Impressa X» с отдельным приспособлением для охлаждения молока. Кофеваркой, по-видимому, тоже не пользовались, скорее всего, она уже стояла на кухне, когда Лисбет купила квартиру. Микаэль знал, что кофеварка марки «Jura» — это то же, что среди автомобилей «роллс-ройс»: домашний аппарат для профессионального приготовления кофе ценой примерно семьдесят тысяч крон. У самого Микаэля был аппарат значительно более скромной марки, купленный им в «Джон Уолл» за три с половиной тысячи крон — одна из немногих экстравагантных вещей в его домашнем хозяйстве.