Девушка, которая застряла в паутине

– Почему вы так подумали?

– Он казался исполненным священной ярости.

– Вы успели рассмотреть его внешность?

– Я бы этого не сказал, но задним числом мне подумалось, что в ней было нечто неестественное.

– Что вы имеете в виду?

– Лицо у него казалось как будто ненастоящим. Круглые темные очки, вероятно, привязанные к ушам. Потом щеки… Он словно бы держал что-то во рту, не знаю… а еще усы, брови и цвет лица.

– Вы полагаете, он был замаскирован?

– Что-то в этом роде. Но я не успел хорошенько подумать. В следующее мгновение заднюю дверцу распахнули и… как бы это сказать? Это было одно из тех мгновений, когда одновременно происходит слишком многое, будто весь мир рушится тебе на голову. Внезапно у меня в машине оказались посторонние люди, а все заднее стекло разлетелось вдребезги. Я был в шоке.

– Что вы сделали?

– Газанул, как безумный. Думаю, запрыгнувшая девушка крикнула мне ехать, а я был настолько напуган, что едва соображал, что делаю. Я просто подчинялся приказам.

– Вы говорите, приказам?

– Было такое ощущение. Я думал, что нас преследуют, и не видел другого выхода, как подчиниться. Я поворачивал туда и сюда, в точности как говорила девушка, и кроме того…

– Да?

– Ее голос. Он был такой холодный и решительный, что я за него вроде как уцепился. Казалось, будто ее голос был единственной контролируемой вещью во всем этом безумии.

– Вы говорили, что вроде бы знаете, кто эта женщина?

– Тогда я ничего не знал. Я был полностью сфокусирован на кромешном безумии этой истории и страшно боялся. Кроме того, на заднем сиденье лилась кровь.

– Из мальчика или из женщины?

– Поначалу я не знал, и они вроде бы тоже. Но потом я внезапно услышал «Йес!» – такой возглас, будто произошло что-то хорошее.

– О чем же шла речь?

– Девушка поняла, что ранена она, а не мальчик, и я помню, что задумался над этим. Это прозвучало, как «ура, я ранена», и надо сказать, что рана была далеко не пустяковой. Как девушка ее ни перевязывала, кровотечение ей остановить не удавалось. Кровь все текла и текла, и девушка становилась все бледнее. Чувствовала она себя отвратно.

– И тем не менее она обрадовалась, что попали в нее, а не в мальчика.

– Именно. Точно заботливая мамаша.

– Но она не приходилась мальчику матерью?

– Отнюдь. Она сказала, что они друг друга не знают, и, кстати, это становилось все более очевидным. Девушка, похоже, с детьми не очень-то… Даже намека не было на то, чтобы она обняла мальчика или сказала ему что-нибудь в утешение. Она обращалась с ним скорее как со взрослым и разговаривала с ним тем же тоном, что и со мной. В какой-то момент казалось, что она собирается дать ему виски.

– Виски? – спросил Бублански.

– У меня в машине была бутылка, которую я хотел подарить дяде, но я дал ее девушке, чтобы она продезинфицировала рану и немного выпила. Выпила она, к слову, прилично.

– А как вам показалось ее обращение с мальчиком в целом? – спросила Соня Мудиг.

– Честно говоря, даже не знаю, что ответить. Гением общительности ее точно не назовешь. Со мной она обращалась, как с паршивым слугой и ни черта не понимала в том, как обходиться с детьми, но тем не менее…

– Да?

– Думаю, она человек хороший. В качестве няни я бы ее не нанял, если вы понимаете, что я имею в виду. Но она нормальная.

– Значит, вы считаете, что ребенок в надежных руках?

– Я бы сказал, что девушка наверняка может быть страшно опасной или буйной. Но ради этого малыша… Августа, кажется?

– Точно.

– Ради Августа она, если потребуется, жизни не пожалеет. Так я понял.

– Как вы расстались?

– Она попросила меня отвезти их на площадь Мосебакке.

– Она там живет?

– Не знаю. Она мне вообще ничего не объясняла. Просто велела ехать туда, и мне подумалось, что у нее где-то там есть собственная машина. Никаких лишних слов она не произносила. Но попросила меня записать мои данные. Сказала, что хочет компенсировать мне повреждения машины плюс заплатить еще немного.

– Она казалась состоятельной?

– Ну… если бы я судил только по ее внешнему виду, то сказал бы, что она живет в какой-нибудь дыре. Но ее манера себя вести… не знаю. Меня не удивило бы, если она на самом деле крутая. Казалось, она привыкла поступать, как ей угодно.

– Что же произошло?

– Она велела мальчику выходить.

– И он вышел?

– Он был в полной отключке. Только раскачивался всем телом взад и вперед и не двигался с места. Но когда она более строгим голосом сказала, что это жизненно важно или нечто подобное, он вылез наружу с совершенно неподвижными руками, будто шел во сне.

– Вы видели, куда они пошли?

– Только что они пошли налево, в сторону Шлюза. Но девушка…

– Да?

– Явно чувствовала себя слишком паршиво. Она шагнула в сторону и, казалось, могла в любой момент потерять сознание.

– Звучит нехорошо… А мальчик?

– Наверное, тоже чувствовал себя неважно. Взгляд у него был совсем потухший, и на протяжении всей поездки я волновался, что с ним случится какой-нибудь припадок. Но, выйдя из машины, он, похоже, адаптировался к ситуации. Во всяком случае, он несколько раз спросил: «куда?», «куда?».

Соня Мудиг и Бублански переглянулись.

– Вы уверены? – спросила Соня.

– С чего бы мне не быть уверенным?

– Я имею в виду, что вы могли подумать, будто слышали, как он это сказал, потому что он, например, вопросительно смотрел…

– Почему это?

– Потому что мать Августа Бальдера говорит, что мальчик вообще не разговаривает, – продолжила Соня Мудиг.

– Вы шутите?

– Нет, и очень странно, если он при таких обстоятельствах действительно произнес первые в жизни слова.

– Я слышал то, что слышал.

– Ладно, а что ответила ему женщина?

– Думаю, «туда», «вперед». Что-то в этом роде. Потом она чуть не рухнула, как я сказал. Кроме того, она велела мне уезжать.

– И вы уехали?

– Просто рванул с места. Помчался, как дьявол.

– Но потом вы поняли, кого везли?

– Я уже раньше сообразил, что парень приходится сыном тому гению, я читал о нем в Интернете. Но девушка… она казалась мне лишь смутно знакомой, вызывала какие-то ассоциации. Под конец я не мог больше вести машину. Меня всего трясло, и я остановился на Рингвэген, забежал в гостиницу «Кларион», чтобы выпить пива и попытаться немного успокоиться, – и тут меня осенило. Эту девушку несколько лет назад разыскивали за убийство, но потом полностью оправдали, зато выяснилось, что в детстве она подвергалась всякому жестокому обращению в психушке. Я довольно хорошо это запомнил, поскольку у меня был приятель, у которого отца в свое время истязали в Сирии, и из-за того, что отец не справлялся с воспоминаниями, его как раз тогда подвергали приблизительно тому же – регулярному электрошоку и прочей мерзости. Казалось, будто его решили теперь истязать здесь.