Девушка, которая застряла в паутине

– Понимаю, это ужасно, но я так толком и не понял роль Камиллы в этой истории.

– Эта роль более сложная, и в каком-то смысле я считаю, что девочку следует простить. Она ведь была всего лишь ребенком и, даже не успев этого осознать, стала пешкой в чужой игре.

– Что же произошло?

– Наверное, можно сказать, что они избрали в битве разные стороны. Будучи двуяйцевыми близнецами, девочки никогда не походили друг на друга ни внешностью, ни поведением. Лисбет родилась первой. Камилла появилась на свет двадцатью минутами позже – и, будучи еще совсем малышкой, уже радовала глаз. Если Лисбет была существом злобным, то Камилла заставляла всех восклицать: «О, какая симпатичная девочка!», – и наверняка не случайность, что Залаченко с самого начала относился к ней более снисходительно. Я говорю – снисходительно, поскольку ни о чем другом в первые годы речь, разумеется, не шла. Агнету он считал просто шлюхой, а ее детей, вполне логично, рассматривал лишь как ублюдков, тварей, которые только путались под ногами. Но тем не менее…

– Да?

– Тем не менее даже Залаченко замечал, что одна из девочек, во всяком случае, по-настоящему красива. Лисбет иногда говорила, что в ее семье имеется генетическая ошибка, и хотя с чисто медицинской точки зрения это высказывание сомнительно, можно, пожалуй, согласиться с тем, что Зала оставил после себя детей с крайностями. С единокровным братом Лисбет, Рональдом, ты ведь сталкивался? Огромный блондин, он страдал конгениальной аналгезией, неспособностью чувствовать боль, и поэтому являлся идеальным наемником и убийцей, а Камилла… ну, в ее случае генетическая ошибка заключалась просто-напросто в том, что она была исключительно, просто до абсурда красива, и с годами все становилось только хуже. Я говорю – хуже, поскольку почти убежден в том, что это было своего рода несчастьем, и, возможно, проявлялось с особой силой из-за того, что ее сестра-близнец всегда выглядела недовольной и сердитой. При виде ее взрослые нередко морщились. А потом они замечали Камиллу, сияли и просто теряли голову. Представляешь, как это на нее влияло?

– Ей, вероятно, приходилось тяжело.

– Я говорю сейчас не о Лисбет; думаю, что никогда не замечал у нее каких-либо проявлений зависти. Будь дело только в красоте, она, наверное, ничего не имела бы против сестры. Нет, я имею в виду Камиллу. Представляешь, какое воздействие на не слишком умеющую сочувствовать девочку оказывает то, когда ей все время говорят, что она прекрасна и восхитительна?

– Это ударяет ей в голову.

– Это дает ей ощущение власти. Когда она улыбается, мы таем. А если она не улыбается, мы ощущаем себя отвергнутыми и делаем все, что угодно, лишь бы снова увидеть ее сияющей. Камилла рано научилась этим пользоваться. Она достигла высот мастерства, стала мастером манипуляции. У нее были большие выразительные глаза косули.

– Они у нее по-прежнему такие.

– Лисбет рассказывала, как Камилла часами просиживала перед зеркалом, просто тренируя свой взгляд. Глаза были для нее потрясающим оружием. Они могли и очаровывать, и отталкивать – заставлять детей и взрослых чувствовать себя в один день избранными и особенными, а в другой – отвергнутыми и изгнанными. Это был нехороший талант. Как ты можешь догадаться, в школе Камилла сразу сделалась невероятно популярной. Всем хотелось с нею дружить, и она пользовалась этим всеми мыслимыми способами. Она устраивала так, чтобы одноклассники каждый день дарили ей маленькие подарочки: мраморные шарики, конфетки, мелкие деньги, бусинки, брошки; а те, кто ничего не дарил или вообще вел себя не так, как ей хотелось, на следующий день не удостаивались от нее приветствия или даже взгляда, и все, кому однажды доводилось побывать в центре ее внимания, знали, какую боль это причиняло. Одноклассники изо всех сил подлизывались к ней. Они пресмыкались перед нею – все, кроме, разумеется, одного человека.

– Сестры.

– Именно, и поэтому Камилла настраивала одноклассников против Лисбет. Она организовала безумную травлю, в результате чего Лисбет макали головой в унитаз, обзывали выродком, соплей и еще много чем. Они занимались этим, пока не обнаружили, с кем взялись ссориться. Но это уже другая история, и тебе она известна.

– Лисбет не из тех, кто подставляет другую щеку.

– Отнюдь. Но примечательным в этой истории – чисто в психологическом отношении – является то, что Камилла научилась добиваться власти над своим окружением и манипулировать им. Она научилась держать под контролем всех, кроме двух важных для ее жизни людей, Лисбет и отца, и это ее раздражало. Она приложила массу усилий для того, чтобы выиграть эти поединки тоже, а для каждого из них требовалась, естественно, собственная стратегия. Перетянуть на свою сторону Лисбет ей никогда не удавалось, и не думаю, чтобы ее это особенно интересовало. В ее глазах Лисбет была всего лишь странной, мрачной и упрямой девчонкой. Зато отец…

– Он был просто злодеем.

– Злым он, конечно, был, но в то же время представлял собою само поле силы семьи. Все, собственно говоря, крутилось вокруг него, хоть он и редко бывал у них. Он был отсутствующим отцом, а таковые, даже в нормальных случаях, могут иметь для ребенка чисто мифическое значение. Здесь же дело зашло значительно дальше.

– Что вы имеете в виду?

– Я считаю, что Камилла и Зала вместе представляли собой очень неудачную комбинацию. Думаю, что Камилла, сама до конца не отдавая себе в этом отчета, уже тогда интересовалась одной-единственной вещью: властью. А ее отец… ну, его можно упрекнуть во многом, но только не в недостатке власти. Об этом говорили многие, в особенности те бедняги из Службы безопасности. Они с невероятной решимостью готовились отказать ему и выставить свои требования, однако, сталкиваясь с ним лицом к лицу, превращались в стадо боязливых овец. Залаченко излучал отвратительное могущество, которое, конечно, только усиливалось тем, что до него нельзя было добраться, тем, что не играло никакой роли, сколько раз на него заявляли в социальные службы. Его всегда прикрывало СЭПО, что и убедило Лисбет – естественно, знавшую об этом – в необходимости брать дело в собственные руки. А Камилла видела в этом нечто совсем другое.

– Она сама хотела стать такой же…

– Думаю, да. Отец был для нее идеалом, и ей хотелось тоже иметь аналогичные иммунитет и силу. Но, возможно, больше всего она хотела, чтобы он обратил на нее внимание, рассматривал как достойную дочь.

– Она ведь должна была знать, как жутко он обращается с ее матерью.

– Разумеется, она знала. Но все-таки принимала сторону отца. Можно сказать, принимала сторону силы и власти. Уже в детстве Камилла несколько раз заявляла, что презирает слабых людей.

– Значит, по-вашему, мать она тоже презирала?

– Боюсь, что да. Лисбет однажды рассказала мне кое-что, чего мне никогда не забыть.

– Что же?

– Я этого никогда никому не рассказывал.

– Может, пришло время?

– Да, возможно… Но сперва мне надо принять чего-нибудь крепкого. Как ты смотришь на рюмку хорошего коньяка?

– Идея, пожалуй, неплохая… Сидите, я принесу рюмки и бутылку, – сказал Микаэль и пошел к стоявшему возле двери в кухню шкафчику красного дерева, служившему баром.

Он как раз начал перебирать бутылки, когда зазвонил его айфон – на дисплее высветилось имя Андрея Зандера. Но когда Микаэль ответил, в телефоне никого не оказалось. Вероятно, телефон просто сработал в кармане, подумал он и, налив в некоторой задумчивости две рюмки «Реми Мартен», снова уселся рядом с Хольгером Пальмгреном.

– Рассказывайте, – попросил он.

– Даже не знаю, с чего начать… Насколько я понял, дело происходило хорошим летним днем; Камилла с Лисбет сидели запертыми в детской…

Глава 23

Вечер 23 ноября

Август опять застыл. Продолжать отвечать он не мог. Числа стали слишком большими, и вместо того, чтобы схватиться за фломастер, мальчик сжал кулаки с такой силой, что тыльные стороны ладоней побелели. Он даже бился головой о стол, и Лисбет, конечно, следовало бы попытаться его утешить или, по крайней мере, последить за тем, чтобы он не нанес себе увечий. Но Саландер до конца не осознавала происходящее. Она думала только о своем шифрованном файле, понимая, что таким путем тоже никуда не продвинется. Да и чему тут, собственно, было удивляться? Как могло Августу удасться то, с чем не справились суперкомпьютеры? Надежды были идиотскими с самого начала, а достижения Августа и так достаточно впечатляли. Но Лисбет все равно испытывала разочарование.

Оставив мальчика на кухне, она вышла в темноту и принялась рассматривать дикий, заросший ландшафт. Внизу, под крутым склоном, находились пляж и покрытое снегом поле с заброшенным гумном для танцев. Пригожими летними днями там наверняка толпились люди. Сейчас же все было пустынным. Лодки вытащены на берег, вокруг ни души, в домах по другую сторону залива никаких огней. Снова задул сильный ветер. Лисбет это место нравилось – во всяком случае, в качестве укрытия в конце ноября. Правда, ее едва ли смог бы предупредить звук мотора, если бы кто-нибудь решил их навестить. Единственная возможная парковка располагалась внизу, возле пляжа, и чтобы добраться до дома, требовалось взобраться по деревянной лестнице вдоль склона. Под защитой ночной темноты к ним наверняка можно было подкрасться. Но Лисбет думала, что этой ночью ей удастся поспать. Она в этом нуждалась. Ее по-прежнему мучила рана, и, вероятно, поэтому она так сильно отреагировала на то, во что изначально не верила. Но, вернувшись в дом, Саландер поняла, что дело было не только в этом.