Девушка Лаки

–Эй, приятель, если не ошибаюсь, мать уже звала тебя домой.

Судья посмотрел на Лаки и освободил место. Слегка испуганно посмотрев в последний раз на Перре, он переместился в ту часть бара, где разрешалось курить. Лаки уселся на табуретку и уперся пятками в хромированное кольцо.

–Как дела, Пу? А где Уилли? Небось в задней комнате жульничает за карточным столом? А ты сидишь здесь на всякий случай, чтобы свистнуть, если что? Верно я говорю, ты, хорек?

Перре бросил на него злобный взгляд, слегка отодвинул табурет, как пес, который боится, что сейчас получит пинок, и пробормотал под нос какое-то грязное ругательство.

–Увы, вынужден тебя разочаровать, дружок, это невозможно, – ответил Лаки, делая очередной глоток. – Ты хотя бы понимаешь, сколько полезных вещей ты мог бы узнать, задержись в школе дольше шестого класса? С тех пор ты только и знал, что до потери пульса занимался тем, что сейчас посоветовал мне.

Перре сделал обиженное лицо, но Лаки только усмехнулся и потянулся к пачке сигарет, лежавшей на барной стойке. Вытащив одну сигарету, он закурил и сделал глубокую затяжку. Неторопливо выпустив дым, пожал плечами и расплылся в заговорщицкой ухмылке.

–Как я понимаю, Уилли помогает тебе это делать?

Перре сощурил глаза, и те превратились в узкие щелочки.

–Ты ублюдок.

Лицо Лаки сделалось каменным. Нет, улыбка никуда не делась с него, однако к ней добавилось нечто неуловимое. В такие мгновения даже последние глупцы понимали: с ним лучше не связываться.

–Скажи это в присутствии моей матери, дружок, и я отрежу тебе язык, – произнес он елейным тоном. – Надеюсь, ты в курсе, что мои родители приличные люди?

–Как же, в курсе, – нехотя признал Перре и покачал головой на тонкой шее, чем тотчас напомнил грифа. Затем почесал сквозь грязную черную майку грудь, втянул носом воздух и решился нанести ответный удар. – Если они у тебя такие приличные, как ты говоришь, то почему у них родился такой ублюдок?

Лаки посмотрел Перре в глаза. В его собственных мелькнул нехороший огонек.

–Я подменыш, или ты не знал? Попал к ним прямо из ада.

Перре заерзал на табурете. По его глазам было видно, что такое признание его напугало. Перре был суеверен: рука его тотчас скользнула к десятицентовой монетке, которую он на шнурке носил на шее. Затем он отодвинул подальше пачку сигарет, чтобы до нее мог дотянуться Лаки, и, покосившись на собеседника, вытряхнул одну для себя.

–Что тебе нужно от меня, Дюсе?

Лаки не торопился с ответом. Вместо этого он встал и ногой отодвинул табурет, а сам облокотился на барную стойку. Сигарету он положил в пепельницу и, прежде чем повернуться к Перре, сделал очередной глоток пива и спокойно произнес:

–Последние две недели ты, вонючая вошь, водил носом в той части болот, где тебе нечего делать. Лично я бы тебе советовал держаться подальше от тех мест, если тебе дорого твое здоровье.

Перре скорчил гримасу и лишь пожал плечами:

–Мы живем в свободной стране, а ты, Дюсе, не хозяин болот. Они тебе не принадлежат.

Лаки изобразил удивление.

–Неужели? Мне, например, принадлежит этот нож, – сказал он, вытаскивая из ножен длинный охотничий клинок. В следующий миг он схватил Перре за перед черной майки и наклонился так низко, что тот едва не свалился с табурета. Широкое острое лезвие зловеще поблескивало прямо у него под носом. – И я в два счета могу искромсать тебя на приманку для аллигатора. Или ты не веришь?

Неожиданно разговоры вокруг них смолкли. На другом конце бара Скитер Мутон что-то пробормотал и перекрестился – cудя по всему, молил всевышнего, чтобы тот пощадил его заведение. Аккордеон Клифтона Шенье, что только что пел из динамиков музыкального автомата, неожиданно сделался совершенно ни к месту, как если бы в церкви вдруг начали исполнять регги.

–Послушай, Лаки, – взмолился Скитер, – прошу тебя, только не надо резать его прямо здесь. Иначе мне потом ни за что не отмыть с пола кровь!

Перре посерел и сглотнул комок, как будто в горле у него застрял камень. Его черные глазки-бусинки бегали от ножа к лицу Лаки и обратно.

В глубине бара послышался шум. В следующий миг дверь распахнулась, и в бар ввалилась группа мужчин. На их лицах читалась смесь интереса и недовольства. Первым шел Проныра Джин Уиллис. Когда-то Уиллис проворачивал свои черные дела на побережье, затем отмотал срок в тюрьме в Анголе. Это был рослый, крепко сбитый тип с пудовыми кулаками и красной, мясистой физиономией. Войдя, Уиллис двинулся прямиком к Лаки. Взгляд его не предвещал ничего хорошего.

Лаки отпустил Перре, схватил недопитую рюмку виски и запустил ею Уиллису в лицо. Тот взвыл и пару секунд вслепую размахивал кулачищами. Впрочем, Лаки не дал ему приблизиться к себе, предусмотрительно пнув его ногой в живот. Перре воспользовался возникшей суматохой, чтобы схватить со стойки бутылку пива своего обидчика. Взмах руки – и бутылка с грохотом разбилась о стойку. В руке у Перре осталось только зазубренное горлышко. Затем раздался истошный женский крик. Кто-то додумался выключить музыкальный автомат. В баре мгновенно установилась гробовая тишина. Впрочем, в следующее мгновение ее нарушил мужской голос:

–Довольно! Немедленно прекратите, или, честное слово, я кого-нибудь пристрелю, а потом скажу, что того требовали обстоятельства.

Перре опустил бутылочное горлышко и, словно крыса, кем он, впрочем, и был, юркнул в сторону. Уиллис лежал на полу и стонал, прижав руки к животу.

Лаки отступил назад, как будто ничего не случилось, глядя куда-то поверх плеча стража порядка, который вышел из карточной комнаты вместе с Уиллисом. Они были одноклассниками, Перри Дэвис и он, и Лаки на дух его не переносил еще со школьной скамьи. Лицо у Дэвиса было какое-то детское, пухлое и румяное, но больше всего в нем раздражала его напыщенность, которая с возрастом выросла до неимоверных размеров, особенно если учесть, что страж порядка из него был никакой.

Лаки взял из пепельницы сигарету и не спеша затянулся.

–Теперь мне понятно, агент Дэвис, что имели в виду, когда назвали ваш отдел Департаментом охраны природы и рыбных угодий. Карточную комнату, где вы проводите время, играя в бурре.

Дэвис смерил его холодным взглядом.

–То, чем я здесь занимаюсь, – это мое дело, и вас оно не касается, Дюсе.

–Неужели? Государственный служащий, получающий жалованье из денег налогоплательщиков, который предается азартным играм в рабочее время. И вы говорите, что это не мое дело?