Девушка, мент и бандит

–  Что-нибудь пропало?

–  Я не знаю. Рядом с ней… Рядом с ее головой - шкатулка, она там украшения хранила. Что, сколько - я не знаю, мама дорожила ими как семейной реликвией. Мы - из старинной дворянской семьи!

–  Да-да, конечно, - быстро кивнул Чэпмен.
– Скажи мне, Аркадий, может быть, у вас были враги, может, угрожал кто-нибудь?

–  Нет, мы же только приехали, откуда у нас здесь враги?!

–  Да, ты прав, а в России, вы же приехали из России?

–  Нет, мы не состоим в русской мафии, если вы это имеете в виду, - теперь Аркадий смотрел прямо в лицо полицейскому.

"Не очень-то у меня получается с этим русским", - подумал Чэпмен и оглянулся.

Что можно делать столько времени в залитой кровью квартире?

Луис Гарденья вышел из парадной только через двадцать минут, посмотрел на молчаливо куривших парней, один из которых был его напарником, а другой - сыном безжалостно убитой женщины, и сплюнул в пыльную траву газона.

Поганая жизнь, долбаная поганая жизнь!

–  Как дела, парни?
– крикнул он еще от двери.

–  Нормально, - Чэпмен закрыл ноутбук, поднялся.
– Я допросил свидетеля…

–  А я вызвал команду, они сейчас подъедут, а еще прошелся по квартирам. Никто ничего не видел, да многих и нет дома - день, люди спешат заработать побольше долларов!

–  Меня арестуют?
– спросил Аркадий.
– Может быть, мне нужен адвокат?

–  Перестань, парень, - Луис Гарденья присел перед ним на корточки и провел рукой по его волосам, - перестань! Ты насмотрелся фильмов и думаешь, что грубые американские копы хватают всех подряд, а потом выбивают из них признание. В жизни все совсем не так. А где твой отец, кстати?

–  Где-то в Огайо, - Аркадий сделал широкий жест рукой, - он - коммивояжер.

–  Понятно, - задумчиво сказал Гарденья.
– Ладно, парень, держись. Мы найдем ублюдка, который это сделал!

Глава шестая

ВЕСЕЛЫЕ ПОМИНКИ

После похорон незабвенной Бастинды, погибшей такой страшной смертью, братки с облегчением покинули кладбище и бодрым шагом направились на стоянку, где расселись по "меринам" и "бомбам". Компания отправлялась в родной шалман "На нарах" помянуть безвременно усопшую Бастинду.

Скорбное лицо бандита, потерявшего верную боевую подругу, по мере удаления от обители мертвых и приближения к отраде живых приобретало все более жизнерадостное выражение. А когда до ресторана осталось проехать один лишь квартал, он даже начал насвистывать траурный марш Шопена.

–  Не свисти, Чирик, денег не будет, - заметил ему Леха.

–  У меня не будет?
– Червонец, которого приятели иногда звали еще и Чириком, расхохотался.
– Это у тебя не будет, если будешь много метлой чесать. Это факт. И ваще - на дорогу смотри, ты сейчас водила.

Но свистеть на всякий случай перестал.

Пока люди намерены были торговать друг с другом, банкротство Червонцу не грозило, однако бросать лавэ на ветер все же не стоило. Непредвиденные траты несколько выбили Червонца из колеи. Один суд обошелся в двадцать штук зеленых, да теперь на Бастинду еще десятку потратить пришлось.

Придется к Желваку подвалить, на дополнительную работенку напроситься.

Но это потом, завтра-послезавтра, а пока…

–  Не, пацаны, Бастинда - клевая… э-э-э… была баба.

– Мокрый с трудом привстал, держа полную рюмку в одной руке, а второй размахивая так, что запросто мог зажатой в кулаке вилкой нанести соседям слева и справа тяжкие телесные повреждения.
– Помню, сидит у меня на кухне и говорит: "Ты, Мокрый, пацан конкретный, но круче моего Червонца никого на свете нет!".

–  О! И у меня тоже сидела… говорила так же, - встрял, как всегда своевременно, крепко поддатый Леха.
– И за чо тебя, Червончик дорогой, так бабы любят?

–  За то и любят, - пыжась, произнес неутешный "вдовец", - за глазки красивые.

Он раскрыл лопатник, достал две зеленые сотки и на секунду прикрыл ими глаза.

–  Вот за эти самые глазки. За зеленые. За такие глазки любые бабы нас любить будут.

Слышавшие эту истину на каждой попойке, братки тем не менее согласно загудели.

–  И мы, мужики, должны конкретно уметь бабе понравиться. А для этого нужно что?

–  Лаю, бабки, филки, - послышалось со всех сторон.

–  Вот!
– довольно ухмыльнулся Червонец.
– Поэтому мы с вами должны хорошо работать.

Было в его повадке помимо "чиста канкретного пацана" и еще что-то от менеджера-сетевика, чья задача подгрести как можно больше лохов и стричь с них купоны. Даже на этом печальном обряде он не мог не призвать братву с еще большей отдачей трудиться во имя и на благо…

–  А Бастинда наша, - вспомнил он наконец, по какому поводу собрались, - она трудилась честно. Билась на всех фронтах, бля, и так, и сяк… Ушла от нас не вовремя, но мы не должны грустить. Давайте помянем Бастинду, блин. Вот.

От соседнего столика к Червонцу подгреб бригадир союзников с пузырем. Левый глаз у него косил с детства, но стрелять это не мешало, поскольку открытым при стрельбе Васек оставлял правый. Ну а кликуха у него была, понятное дело, - Кривой.

Червонец поднялся навстречу братану:

–  Садись, Кривой, раздели мое горе. Васек наполнил стаканы, и они выпили, как и полагается, не чокаясь.

–  Слышь, Червонец, я все понимаю, горе-беда. Но надо дальше жить, братуха.

–  Ага, горе… - охотно согласился Червонец.

–  Так я чего базарю, - гнул свое Кривой.
– Ты ведь не оставишь дело просто так, да?

–  Какое дело я должен оставить?
– не понял Червонец.

–  Не должен. Нельзя прощать, - продолжал поучать Васек, - не то станут говорить, что братву можно просто так - ни за понюх - валить. А за такое нужно засадить по самые помидоры, чтобы изо рта зубы выпали…

–  Да о чем ты? В натуре - ни хрена не понимаю, - никак не мог врубиться хорошо накачавшийся Червонец.

–  Да о бабе лабуха того, которого ты, в общем, это… Не она ли с Бастиндой подсуетилась? Я ведь тоже на суде был. Видел, как она на тебя смотрела, курва рыжая.

–  Какая еще баба?

–  Рыжая! Не помнишь, что ли? Ты же за решеткой сидел, трезвый, как лошадь, и не заметил! Она, говорят, в шалмане была, когда ты пианиста положил. А потом я ее в суде видел. Сидит, понимаешь, переодетая, загримировалась, но я ее все равно просчитал. Сидит в углу и зырит - молнии из глаз…