Девушка под сенью оливы
Шрифт:
А потом на смену унынию пришла ярость. Местные встретили их с оружием в руках. Что ж, расплата неминуема. И вот уже целые деревни стерты с лица земли, а их обитатели, включая женщин и детей, расстреляны. Без суда, без следствия и без снисхождения. Подобные карательные рейды не вызывали у Райнера особого восторга, но, вспоминая, с какой жестокостью местные добивали его раненых бойцов, он понимал, что ответ должен быть адекватным: смерть за смерть.
Да, никакого гостеприимства им не выказали в момент встречи, это точно. Вокруг насупившиеся, хмурые лица, в оливковых рощах полно снайперов, засевших на деревьях. А презрение, с каким критяне срывали со стен немецкие листовки, предупреждавшие, что ждет тех, кто станет укрывать у себя дома британских солдат, бесило. Еще пугало презрение, с каким они смотрели на палачей в минуту казни. Местные мужчины с равнодушным
Порой его охватывало бешенство при воспоминании о том, какие райские картины рисовали те, кто отправил их сюда. Тех, кто клятвенно обещал им сердечную встречу с морем улыбок и цветов, он бы сейчас сам с удовольствием расстрелял или на худой конец предложил бы им застрелиться, как должно поступать людям чести. Вместо букетов для героев-завоевателей – град пуль, ножи и камни за пазухой. Но приказы, как известно, не обсуждают. Их исполняют. К тому же все эти разномастные так называемые борцы за свободу, местные партизаны – они ведь не подпадают под действие Женевской конвенции. А потому расправа с мятежниками должна быть молниеносной и жестокой. Если в деревне есть партизаны, она должна быть уничтожена целиком.
Вскоре поступил новый приказ. Его батальон должен взять под свой контроль дорогу, которая соединяет аэропорт и столицу острова город Ханья. Вначале все шло вроде бы гладко и авиация надежно прикрывала их с воздуха. Но тут откуда ни возьмись вынырнули два танка и давай утюжить местность по всем направлениям. Танки удалось подорвать. Оттуда выскочили бравые новозеландцы в шортах и оловянных касках и мгновенно скатились в укрытие. Кажется, кто-то из них был даже ранен.
Приходилось с боями отвоевывать каждый метр дороги, петляющей вдоль берега все выше и выше в гору. Райнером вдруг овладело странное чувство свободы. Он был абсолютно спокоен, понимая, что в этой мясорубке уцелеют только самые сильные. Полнейшая концентрация воли и внимания. Не важно, убьют, не убьют. Главное – выполнить приказ, а там будь что будет.
Вокруг него вставали и падали люди, снова вставали и снова падали, погибая на месте, но враг лишь прибывал числом. Откуда они берутся? Райнер сделал шаг вперед, словно ища ответа на свой вопрос, и тут же рухнул на землю, сраженный гранатой. В первую минуту он даже не почувствовал боли. Чьи-то сильные руки схватили его и потащили в укрытие, а он лишь оцепенело наблюдал за происходящим, словно это было кино с замедленной съемкой. Смуглолицый маори, пробегая мимо, прокричал гортанным голосом что-то непонятное. И Райнер понял, что его люди снова отступили, бросив командира на милость врагу. Он почти физически чувствовал, как вытекает из него жизнь, подобно тому как струится песок сквозь пальцы. Значит, надо взять себя в руки и спокойно ждать конца.
Он очнулся, почувствовав, как кто-то приложил к его губам бутылку с водой. Его тащили на самодельных носилках куда-то вниз по склону. Свои? Или он уже военнопленный? Райнер был слишком слаб, чтобы искать ответы на вопросы прямо сейчас.
На уровне глаз он видел загрубелые, черные от загара руки. Страха не было. Но было смятение. Куда они его тащат? И почему не прикончили прямо там, на месте? А может, это все же свои? И сейчас его отвезут в Малеме, а оттуда отправят в Афины, в госпиталь. Ведь его война не может закончиться так скоро, практически не начавшись! Острая боль в ноге пронзила все тело, и он потерял сознание. Потом снова пришел в себя и услышал свой голос. « Wasser, Wasser!» – кричал он, отчаянно пытаясь осушить до дна бутылку с водой.
Где сейчас его люди? Продолжается ли еще бой? Он закрыл глаза и снова представил последнее, что успел увидеть. Повсюду громоздятся груды трупов, похожие издали на гроздья спелого винограда. Бойня! Чистой воды бойня! Неужели его люди годны только на то, чтобы быть пешками в чьей-то игре? И погибать словно пешки, выполняя приказы, спущенные им свыше? Хорошо сформулировано, ничего скажешь: «Закрепиться на острове и подготовить плацдарм для дальнейшего развертывания наступления». И кодовое название у операции лучше некуда: операция «Меркурий» . Сейчас
это звучит почти как издевка. Новый приступ боли заставил забыть обо всем. Кажется, он спал. Чьи-то тонкие нежные пальцы взяли его запястье. Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним молодую женщину в военном костюме цвета хаки. Женщина сосредоточенно считала пульс. У нее были золотистые волосы, выгоревшие на солнце добела, и такие темные глаза, что они казались бездонными. Он еще никогда не видел таких красивых глаз.Из его груди вырвался вздох облегчения. Вот сейчас он готов заснуть хоть на тысячу лет! Да, он готов спать и спать, только бы его потом снова разбудила эта прекрасная женщина.
– Кажется, нам пора переходить к плану «В», – под непрекращающийся грохот канонады прошептала Пенни на ухо Дугласу. Они сидели в пещере, допивая чай, то последнее, что у них еще оставалось по рациону. Пенни чувствовала себя липкой от пота и грязи. Военная гимнастерка и галифе сковывали тело подобно панцирю, но зато военная форма хорошо защищала от солнца и насекомых. К тому же в мужском костюме она не так сильно бросалась в глаза, почти ничем не отличаясь от санитаров-мужчин.
– А я-то надеялся, что до этого не дойдет! – тяжело вздохнул Дуг.
– Я сама повешу флаг! – предложила Пенни.
– Ну уж нет! Моя идея, мне ее и реализовывать! – возмутился доктор.
Вывесить над госпиталем вражеский флаг – это была рисковая затея. Но выбора у них не осталось, да и времени на размышления о том, что из этого получится, тоже не было.
– Все равно пойдем вместе! – упорствовала Пенни. – Но только когда начнет смеркаться.
Вечером они вдвоем вскарабкались на утес и повесили рядом с полотнищем Красного Креста два флага с нацистской свастикой, которые попали к ним вместе с ранеными пленными. Как ни странно, план сработал. И на рассвете немецкий самолет сбросил им несколько ящиков с медикаментами и продовольствием. Число раненых возрастало ежечасно, и с той и с другой стороны. Они лежали на солнцепеке, дожидаясь своей очереди. Кто-то громко стонал, другие были без сознания. Некоторые с изумлением смотрели на нее. Надо же! Здесь, в этом пекле, работает женщина-медсестра. Один молоденький немецкий солдатик все время повторял в полузабытьи: « Mutter, Mutter!» – а увидев Пенни, крепко схватил ее за руку, словно она и в самом деле была его матерью.
Пенни опустилась перед ним на колени и, держа его руку, стала считать пульс. Пульс стремительно слабел, пока наконец совсем не затих. Она молча постояла еще какую-то долю секунды, потом закрыла ему глаза и натянула сверху простыню. И вдруг услышала за своей спиной, как раненый немецкий офицер сказал прерывающимся голосом на весьма сносном английском языке:
– Это хороший поступок, сестра! И правильный. Вы добрая женщина.
Она лишь молча кивнула головой в знак благодарности за столь неожиданный комплимент и принялась за его ногу. Рана была глубокой и все еще кровоточила. Она сняла старую повязку и перебинтовала заново. Наверняка он обратил внимание на то, что все медикаменты немецкие, мелькнуло у нее, но офицер никак не прокомментировал сей факт. Он по-прежнему не сводил глаз с ее лица, словно пытаясь понять, что делает эта молодая красивая женщина всего лишь в полумиле от линии фронта. И почему она ухаживает за немцами?
Внутренний голос подсказал Пенни, что не стоит вступать в разговоры с немецким офицером. Она позвала санитаров, чтобы те забрали носилки, и продолжила обход, в первую очередь выбирая самые тяжелые случаи. Что ей этот офицер? Сейчас его отнесут в самую дальнюю пещеру, где под охраной содержатся другие раненые военнопленные. Интересно, заметил ли он немецкие флаги? Ведь это же ради их общего блага. Едва ли он станет возражать. Но если все же станет, то потом, когда их возьмут в плен, их наверняка расстреляют. Усилием воли Пенни отогнала от себя мрачные мысли.
Вечером она долго любовалась ослепительно прекрасным закатом, казавшимся ей особенно прекрасным после такого изнурительно долгого и кровавого дня. Как ни странно, но красота природы успокаивала и согревала душу. Пенни безвольно откинулась на спину, собираясь с силами. Впереди бессонная ночь. Много операций. Вдруг послышался шум подъезжающей машины, а уже в следующий момент Пенни увидела злое лицо Брюса.
– Я так и знал, что это ты! Но приехал удостовериться лично! Захотелось самому взглянуть на сумасшедшую, которая ошивается на передовой и, по слухам, матерится лучше любого портового грузчика. Какого черта ты здесь болтаешься? – рявкнул Брюс, даже не удосужившись поздороваться.