Девушка с амбициями

– Даю конфету, – честно призналась она. Я прыснула.

– А если у него истерика? Если он падает в магазине игрушек на пол и орет благим матом?

– Тогда две.

– Чего, – опешила я.

– Конфеты. И куплю игрушку. Обычно после этого они всегда замолкают, – она выразительно посмотрела на меня и мы расхохотались.

– Вот так мы и делаем из них сволочей, – сквозь хохот выдавила из себя я.

Если бы Макс умел по ночам спать, то материнство было бы розовой сказкой. Стирать пеленки в стиральной машине, кормить собой, вывозить гулять с помощью папы или мамы, а самой дрыхнуть и почитывать какие-нибудь «Итоги Недели». Но Макс по ночам спать не умел. И днем тоже. Единственное место, где он соглашался спать без меня и более получаса – улица. Однако папа тоже работал, и хотя его работа не приносила нам ничего особенного, кроме его морального удовлетворения, я не чувствовала в себе нравственного права требовать от него изменить сложившийся жизненный уклад в угоду мне и моему сыну. Так что днем я наслаждалась покоем только на улице, а по вечерам, когда, наконец, темнело, малышок начинал цирковые представления. Вернее, не совсем так. Первый месяц мой мальчик спал рядом со мной круглыми сутками. Но со второго месяца ему показалось, что моя жизнь слишком проста, а ценить то, что дается легко, мамаша, видимо, не будет. В общем, я думаю, логика у него была примерно такая. И он стал спать в следующем режиме. Полчаса спит, час орет, десять минут ест, полчаса спит, час орет…. Если бы грудных детей допускали к адвокатской практике, я бы проиграла ему все дела. Заслышав его коронный визг, я бросалась бы подписывать все мировые соглашения на любых условиях.

– Тебе помочь? – спрашивала мама, заходя ко мне в комнату в три часа ночи.

– Нет, спасибо, – отвечала я, помня, что ей, как-никак, завтра на работу. То есть, сегодня.

– Ты похожа на пугало. У тебя кончится молоко. Быстро дала мне Макса и пошла спать! – возражала она. Я падала и закрывала глаза. Но оказалось, что пресловутый материнский инстинкт не дает мне уснуть. Как только мальчик на маминых руках говорил «Кхе», я просыпалась.

– Может его покормить? – спрашивала мама.

– Давай, – соглашалась я и мы впихивали ему грудь. Он успокаивался, я откидывалась на подушках, мама шла к себе. Через десять минут Максим снова вежливо говорил «Кхе», и если я не подавала признаков жизни, начинал орать.

– Может, у него колики? – прибегала с очередным вариантом причин негодяйского поведения внука мама.

– И что? – пыталась выяснить я.

– Надо сделать укропной водички. – Отвечала опытная мать и мы под вопли еще полчаса делали, наливали и вливали в ребенка какую-то травяную воду. Макс обижался и орал еще громче. Кое-как мы дотягивали до утра и тогда я вытаскивала его на улицу, где под мирный стук колес он дрых «аки ангел». Кончилось тем, что я запретила маме по ночам заявляться ко мне в комнату.

– Мам, какой смысл, если мы не спим при этом обе? – резонно обрезала ее сомнения я. Поэтому меня не застал врасплох вопрос Марго относительно моего внешнего вида. Я понимала, что при моем распорядке я не смогу проконкурировать даже и с бабой Ягой.

– Ларка, ты почему такая жуткая? – поинтересовалась Марго, когда приперлась ко мне. Максу было два месяца. Маргарита явилась в облаке аромата изысканных духов. На дворе стояло пятое ноября, на улице только что похолодало. Ледяной ветер продувал улицы, а снега еще не было, так что ощущение было совершенно поганое. Однако Максим на таком холоде извалял спать по три часа подряд. Причем без утряски, то есть я могла сесть на лавочку и лениво повозить глазами по строчкам какого-то журнала или книжки. Именно повозить глазами, потому что сил на информационную вовлеченность при чтении у меня все равно не было. От подобного стиля жизни мой информационный голод ограничился и вполне удовлетворялся одним сопливым бразильским сериалом, под бормотание которого я мастерила еду. И вот на тебе. Является Марго в красивом осеннем плаще, передает мне двумя пальцами какую-то яркую погремушку и смотрит на меня, как солдат на вошь.

– Подарок.

– Спасибо.

– Ты почему такая жуткая?

– Жизнь такая, – резонно отвечаю я. Маргарита располагается в кресле и ждет празднования, я прыгаю вокруг стандартно хныкающего именинника.

– Ой, как мы выросли. Ну как, ты справляешься? – делает ему утю-тю Маргоша.

– Осторожно, он может срыгнуть! – издеваюсь над ней я. И она мне на радость отскакивает и нервно оглядывается по сторонам, словно ее уже, пардон, облевали. Слава Богу, скоро подтягиваются Дашка с Алинкой и берут Марго на себя. Я же начинаю операцию по организации для себя пары свободных часов.

– Что ты делаешь? – Изумленно смотрит на меня Дарья. У нее есть повод изумляться, так как я запихиваю Максимку в автомобильное кресло, несу в ванну и ставлю на стиральную машину.

– Это единственный способ мне посидеть с вами в спокойной обстановке, – поясняю своим действия я и смеюсь, глядя в лица подруг.

– Но почему на стиральную машину? Ты его так купаешь? С бельем? – с сомнением глядя на вертящегося ребенка в автомобильном кресле на стиральной машине, говорит Алина.

– Много ты понимаешь в детях. Он у меня любит звук текущей воды. Сейчас будет медитировать.

– Ой, смотри, закрывает глаза! – воскликнула Даша через пять минут монотонных покачиваний кресла на стиралке под шум воды, льющейся из крана. Я деловито меняю ритм укачивания и через пять минут осторожно останавливаюсь. Затем на цыпочках выпрыгиваю из ванны и с минимальным шумом прикрываю дверь.

– А теперь тихонько на кухню! – шепчу я, и только после того как дверь на кухне плотно прикрыта, а мама в комнате согласилась побдить на тему потенциальных воплей Макса, я позволяю себе расслабиться.

– Слушай, ну это прямо целая наука! – восхищается Дарья.

– Да это что! Жить захочешь, и не такое придумаешь. Одни люди рядом с кроваткой ставили манекен, одетый в мамин наряд, чтобы ребеночку не было одиноко.

– Да. Маразм, – согласилась Аля. По ее лицу читалось, что в счастье материнства она верит все меньше.

– Маразм – это когда я пошла в магазин под домом в халате прямо поверх ночнушки и в тапочках.

– Серьезно? – шокировалась близкая к идеалу Марго и срочно осмотрела свой маникюр. Видимо, чтобы убедиться, что с такими ногтями она в подобный переплет не попадет никогда.

– Нет, шучу! Ладно бы я приперлась заспанная и безумная, скажем, ночью.

– А магазин круглосуточный?

– Да. Не в этом дело. Я пришла со старым полиэтиленовым пакетом в руках, в тапках и халате в три часа дня.

– Что, в пятнадцать ноль-ноль? – уточнила Аля.

– Ну, может и не ноль-ноль, но что-то в этом районе. И засыпала, пока ждала очередь. Я даже не видела, как на меня оборачивались.

– А откуда ты знаешь тогда, что на тебя оборачивались? – резонно спросила Марго.

– Я бы вообще не узнала ничего, но сердобольная кассирша сказала.

– Да-а! – ахнула Дашка. – А что именно она сказала?

– Она спросила, не забыла ли я взять водку.

– Что? Почему? – уставились на меня все.

– Водку. Алкогольный напиток…

– Но почему?

– Потому что она сказала, что в таком виде к ним ходят только за водкой. Видели бы вы, как я оттуда неслась. Так что укладывание ребенка на стиральную машину – не самый бредовый вариант. – Закончила я под общий хохот.

– А почему он у тебя так плохо спит? – серьезно спросила Дашка.

– Ты знаешь, я разговаривала с врачом. Он сказал, что это вариант нормы для грудных детей.

– Спать по полчаса?

– Да, – грустно кивнула я. – Мне обещали, что со временем это пройдет. А пока я мечтаю о том, чтобы у меня была отстегивающаяся грудь. Тогда бы я смогла успевать хоть что-то.

– А на что ты живешь? – спросила садистка Марго. Девчонки сначала неодобрительно посмотрели на нее, а потом с интересом на меня. Действительно, на что я живу, было непонятно. Тот штукарь, который у меня остался на все про все, разлетался как осенняя листва. Постирав в круговом режиме около двух недель, я плюнула и купила памперсов, истратив на них около ста долларов. Зато теперь Максима можно нарядить с утра в ползунки и не переодевать до вечернего купания. А поскольку сил на вечернее купание я находила не каждый день, то с памперсами Макса в одном и том же ползунке удавалось продержать до трех суток. Правда после этого ползунок напоминал полностью отработавший свое носовой платок.