Девушка с голодными глазами

– Загрузилась? – понимающе вздохнула Алина. – Не волнуйся, я тебя научу, как тут надо вести. И познакомлю со всеми девчонками. Сегодня у Польки из тринадцатой палаты день рождения, пойдем?

– Я ее не знаю… – после зеркальной самоидентификации у меня испортилось настроение.

– Плевать! – энергично воскликнула Алина. – В такой ситуации любой гость на вес золота. Вечеринка начнется в половине одиннадцатого, после вечернего обхода. Можно прийти и без подарка, Полина не обидится.

Не могу сказать, что у меня было настроение веселиться в компании незнакомых анорексиков, но возражений Алина не терпела. Более того – после вечернего обхода она настояла, чтобы я сменила удобную фланелевую пижаму на что-нибудь более социально приемлемое. Я вяло отбрыкивалась, и тогда Алина бесцеремонно влезла в мою сумку, забраковала все мои вещи, примерила две пары моих джинсов, удовлетворенно убедилась, что при желании она сможет уместиться в мою штанину. И заставила меня надеть бархатный спортивный костюм, который Громович предусмотрительно упаковал, чтобы я могла в приличном виде принимать посетителей. Не считаясь с моими возражениями, она усадила меня на краешек своей кровати, лицом к тускловатому ночнику и покрыла мое исхудавшее лицо тонким слоем тональной пудры цвета загара. Подрумянила щеки, специальными щипчиками завила ресницы, мазнула прозрачным блеском губы. Взглянув в зеркало на результат ее труда, я была вынуждена признать, что в Алине погиб великий визажист – несколько ленивых штрихов превратили меня из умирающего лебедя в прекрасную принцессу.

– М-да, теперь я, кажется, понимаю природу модельной красоты, – усмехнулась я. – Меня всегда удивляло – то одна подиумная дивчина откинется от анорексии, то другая. Но при этом они выглядят как королевы красоты. Человек, который умирает от истощения, не может быть красивым, ведь так?

– Не знаю, – поджала губы Алина.

По больничным меркам я сморозила бестактность. Потом я узнаю, что тема смерти от истощения является здесь запретной.

Вечеринку устроили в палате люкс, которая была больше нашей раза в три, даром что там находилась всего лишь одна койка. В люксе жила Полечка – дочь влиятельного банкира, блондинка с маленьким смазливым личиком и огромными оленьими глазами, этакий обесцвеченный вариант Киры Найтли. Просторная шелковая пижама Victoria Secret не скрывала ее болезненной изможденности – сквозь смелый вырез просвечивали выпирающие ребра, отчаянное декольте открывало почти несуществующую грудь. Однако Полечка держалась так, словно она своим телом гордится. Когда мы вошли, она стояла у окна, манерно выставив одну ногу вперед – так обычно делают манекенщицы, дойдя до конца подиума.

– Полина, – представилась она, нарочито растягивая слоги. Мне показалось, что она пытается подражать глухому Алининому голосу.

– Вера, – я подняла руку в приветственном жесте.

Девчонки с любопытством меня разглядывали. Исключая нас с Алиной, их было четверо. Больше всех мне понравилась Ольга – улыбчивая шатенка, чьи волосы, потускневшие от диет, были собраны в незамысловатый хвост. Когда-то она была красавицей – на пергаментной коже сияли миндалевидные глаза необычного бутылочно-зеленого оттенка. У нее были негритянски толстые губы и точеный, чуть вздернутый нос. Она единственная выдвинулась вперед, чтобы пожать мне руку.

Чернявая девушка в розовом спортивном костюме, увешанная золотом, отреагировала на мое появление странно.

– Вот здорово! Надеюсь, ты не собираешься скоро выписываться? Наконец-то в этом отделении появился хоть кто-то полнее меня. А то по сравнению с другими я чувствую себя коровой, чудовищем!

– Это Марианна, – с улыбкой объяснила Ольга, – она просто ненормальная. Не обращай внимания. У нее через день нервные срывы.

– Сама ты ненормальная, – беззлобно огрызнулась Марианна и, вновь переключив внимание на мою персону, спросила: – Ты сколько весишь?

– Пятьдесят четыре.

– Ну вот! А я пятьдесят два! – чуть не лопнула от гордости она.

Четвертую девушку я заметила не сразу – она сидела в инвалидном кресле в самом углу. Ее безжизненные ноги были похожи на плети – бледные, безвольно лежащие, с фиолетовыми венками, просвечивающими сквозь тонкую кожу. Определить ее возраст не представлялось возможным.

– Это Женечка, – улыбнулась Ольга, – она почти не разговаривает. Но все понимает, так что ты с ней поосторожнее. Тоже горазда истерить. Чуть что не по ней – как завизжит! Уши закладывает! Она не может сама ходить. Но, говорят, выкарабкается…

– И сколько… она весит? – тихо спросила я.

– Когда поступила сюда, не весила и тридцатника, – ответила Ольга. – Сейчас, думаю, ей накинули пяток. Но этого все равно недостаточно.

Алина слегка подтолкнула меня в спину.

– А теперь рассказывай ты.

– Что? – удивилась я.

– Коротко о себе. Чтобы мы могли знать, с кем имеем дело. Как ты сюда попала и так далее. Тебя, кажется, какой-то мужик привез? Обманом, как всех нас, или сама согласилась?

– Сама, – пожала плечами я, – у меня был… Срыв. Я не ела несколько дней… даже не знаю, сколько. И не пила. Врачи говорят, что еще немного, и меня бы не вытянули… Меня нашел муж… Бывший. Он же и привез меня сюда. Если честно, я не знала, куда меня везут, не думала, что здесь все так… строго.

– Строго? – взвизгнула Полина, хозяйка палаты. – Да ты хотя бы представляешь, на что подписалась? Это же психиатрическая лечебница! Если не будешь делать, что они говорят, тебя запрут в бокс, пристегнут к кровати, вставят желудочный зонд и… – она взволнованно осеклась. – Поверь мне, это ужасно. Я была там три раза. И каждый раз возвращалась с тремя лишними килограммами.

Марианна что-то пробормотала и мелко перекрестилась – в тот момент она и правда была похожа на умалишенную.

– Ничего, ты скоро и сама во всем разберешься, – смягчилась Полина, – а если нет, мы тебя научим. Здесь есть свои хитрости. Поначалу тебе, конечно, придется притвориться, что ты с ними заодно. Сожалеешь, раскаиваешься и больше всего на свете хочешь обрасти хомячьими щеками, двойным подбородком и жирной задницей. А уж потом… Разные есть уловки, вернемся к этому разговору позже. Вот, например, сегодня мы собираемся…

– Поль, а ты уверена? – вскинулась Ольга. – Мы ее впервые видим.

– Она не стукнет, – поручилась за меня Алина. – В любом случае на нее мы не рассчитывали, так что ей придется просто смотреть.

– А о чем, собственно, речь? – заинтересовалась я.

Девчонки, отведя глаза, промолчали.

– Скоро сама увидишь, – снизошла до ответа Ольга.

Наверное, это был самый странный день рождения, на котором мне довелось побывать. Мы сидели вокруг пустого – если не считать чайных чашек – стола и уныло цедили едва подкрашенный кипяток. Почему-то все присутствующие были уверены, что от крепко заваренного чая портится цвет лица. Время от времени кто-нибудь произносил вяловатый тост, все улыбались, осторожно чокались чашками. Я старательно бодрилась, а сама занималась выдумыванием предлогов для отступления. И когда я уже открыла рот, чтобы соврать о срочном телефонном звонке, в дверь вдруг резко постучали.

– Начинается, – улыбнулась Полина.

На пороге стоял посыльный в синей форменной куртке, в его руках была нарядная коробка, губы были растянуты в старательной профессиональной улыбке, а за спиной маячила больничная нянечка, просто-таки сияющая счастьем.

– Торт для госпожи Артамоновой! – торжественно объявил он, а нянечка совершенно не к месту зааплодировала.

Девчонки смотрели на нее без улыбки. В тот момент было сложно представить, что эта улыбчивая женщина с усталым милым лицом и добрыми глазами за стеклами бифокальных очков может медвежьими своими лапищами сгробастать в охапку непослушную пациентку, на руках отволочь ее в изолятор, где несчастную будут пичкать успокоительным и кормить белковыми смесями через желудочный зонд. Во всяком случае, это рассказывала Алина.

– А чему она так радуется? – тихонько спросила я у Ольги, которая казалась мне самой вменяемой из присутствующих.

– Так торт же, – усмехнулась она. – Они всегда радуются, когда мы едим. Как будто бы мы их родные дети, честное слово. Но ничего, она даже не подозревает, какой мы приготовили сюрприз.

Коробка была водружена на стол. Когда за нянечкой захлопнулась дверь, именинница, закусив губу, осторожно сняла с нее круглую картонную крышку.

Затаив дыхание, девчонки молча рассматривали двухъярусное сливочно-шоколадное чудо.