Девушка с Легар-стрит
Шрифт:
Мы стояли, глядя на мраморный пол, покрытый дорожкой из искусственной зебры, протянувшейся по всему коридору. Элегантные резные карнизы были выкрашены в черный цвет – чтобы усилить контраст со стенами цвета фуксии. Ярко-зеленые кресла-трансформеры предлагали посидеть всем, кто был наделен хотя бы мало-мальским вкусом и у кого от психоделических красок вестибюля подгибались, став ватными, ноги.
– Она сделала все сама, – напомнила я.
Моя мать резко повернулась и бросила взгляд на итальянскую люстру из позолоченного дерева, которой каким-то чудом удалось спастись от краскопульта, и развешанные по стенам
Или обезьяны.
Подойдя к розовому лакированному столику, Софи потянула ручку ящика. Та осталась в ее руке. Бережно положив ручку обратно на блестящую поверхность, она отпрянула от столика, как от зачумленного места.
– Какой это, по-твоему, стиль? – спросила я у Софи.
– Думаю, что «раннее возрождение» гаражных распродаж, – ответила моя мать с невозмутимым лицом.
Я поспешила отвернуться. Не хотела, чтобы она увидела мою улыбку и поняла, что высказала вслух мои мысли.
– Ух, ты! – воскликнула Софи, входя в одну из парадных комнат по обеим сторонам коридора. – Я видела это окно снаружи, но изнутри оно поражает еще больше.
Я немного поколебалась, прежде чем войти вслед за ней в комнату. Эта комната была моей любимой, здесь я проводила бо^льшую часть времени с моей бабушкой – играла в карты или, подобрав под себя ноги, читала на одном из ее бесценных старинных диванов. Если погода была плохой, мы пили чай, и бабушка Приоло разрешала мне наливать его, хотя это и угрожало чистоте ее обюссонского ковра. В этой комнате я ощущала себя любимой и окруженной заботой, а не объектом постоянных трений между родителями.
Больше всего я любила огромное окно, установленное в конце девятнадцатого века. Это было странное окно. Оно плохо соответствовало и стилю дома, и стилю Викторианской эпохи. Оно выглядело почти современно, две женские фигуры на нем были едва различимы, если не знать, где их искать и под каким углом смотреть в стекло. Через окно тянулись побеги глицинии, переплетаясь, словно огромная дорожная карта, ведущая в никуда. Хотя вдохновение, некогда подвигнувшее кого-то установить это окно, и его значение, наверняка когда-то были известны, и то, и другие давно стали достоянием прошлого.
Подойдя к Софи, я встала в лучах солнечного света. Струясь сквозь окно, тот превращался в маслянисто-желтый. Повернув лицо навстречу его теплу, я ощутила присутствие моей бабушки, лучи солнца как будто были ее пальцами на моей коже.
Софи щелкнула языком.
– Тому, кто установил это окно, крупно повезло, что он не сталкивался с Бюро архитектурного надзора, иначе бы он никогда не получил разрешения. – Она улыбнулась мне. – Причем впервые в жизни я могу сказать, что это было хорошо.
– А еще хорошо, – вывел меня из задумчивости голос матери, – что нынешние владельцы не видели необходимости менять окно в соответствии со своими вкусами. – Она выразительно посмотрела на оранжевый ковер, обои в мелкий цветочек и люстру с зеркальным покрытием.
Софи провела рукой по отвратительным обоям.
– Они заклеили прекрасную кипарисовую обшивку, которой славится этот дом. О чем они только думали? – Она покачала головой. Косички-дреды тоже закачались, словно в знак согласия. – К счастью, они, похоже, не внесли никаких структурных изменений. Только эти кошмарные
косметические. Так что вернуть дому его прежнее великолепие не составит особого труда.– Приятно это слышать, – сказала моя мать, и я почувствовала на себе ее взгляд.
Вспомнив свою работу и то, зачем я сейчас здесь, я повернулась к большому дверному проему:
– Обратите внимание на расширенные дверные проемы из зала и двери, которые повторяют неоклассические формы портика. Они были добавлены одновременно с портиком и датируются двадцатыми годами девятнадцатого века.
– И эта каминная полка, – добавила моя мать. Она перешла в конец комнаты и теперь стояла перед камином, – отлита с использованием формы, созданной Рэймиджем и Фергюсоном из Шотландии. Наши предки Приоло всегда приобретали лишь самое лучшее. – Она улыбнулась мне.
– Не понимаю, зачем я тебе здесь понадобилась, – сказала я, нахмурив брови. – Ведь ты ничего не забыла об этом доме. Не проще ли было подать заявку на приобретение дома и подписать бумаги? Мы обе сэкономили бы массу времени и энергии.
– Да, наверно, так было бы проще, – согласилась она, медленно обходя комнату и любуясь ее утонченной красотой, вынужденной делить общество с аляповатыми цветами и металлическими тканями, которые были здесь столь же неуместны, как шлюха в церкви. – Но тогда я бы не смогла увидеть, каково это, быть с тобой здесь после всех этих лет.
Я посмотрела на Софи – та как будто невзначай направилась вон из комнаты, подметая пол подолом потертой джинсовой юбки. Я с тоской посмотрела ей вслед и мысленно попросила вернуться, будучи почти уверена, что она вышла из комнаты не случайно.
– Теперь, когда ты это узнала, – сказала я, поворачиваясь к матери, – почему бы нам не поехать ко мне на работу, чтобы я могла подготовить нужные бумаги?
– Мы еще не закончили осмотр дома, Мелли. Я хочу увидеть кухню.
Я застыла, вспомнив, что дальняя часть дома совершенно не похожа на переднюю. Будучи ребенком, я старалась не ходить дальше передних комнат одна, замечая, что шепот там становится громче, прикосновение к моей коже смелее. Но был там один призрак, которого я смутно помнила: его присутствие было теплым, и в его обществе я чувствовала себя в безопасности.
Он был моим защитником, и пока он оставался со мной, я могла ходить по дому спокойно. Но затем я совершила ошибку, рассказав про него отцу. Тот заявил, что это все плод моего воображения и если я не перестану говорить эти вещи, мои посещения бабушки будут ограничены.
Даже больше, чем страх не видеться с бабушкой, я боялась, что со мной что-то не так. И я перестала разыскивать моего воображаемого друга и вместо этого оставалась в первых комнатах, игнорируя шепот, манивший меня в дальний конец дома.
– Я останусь здесь, – сказала я.
В коридоре, ведущем на кухню, потирая руки, появилась Софи.
– Вряд ли это сорвет продажу или что-то еще, но мне кажется, что здесь что-то неладно с отоплением. Там как будто градусов на двадцать холоднее, чем в остальном доме.
Я выразительно посмотрела на мать и нехотя последовала за ней в кухню.
Та была недавно обновлена. Несмотря на неудачную цветовую гамму и такие же неудачные обои, дизайн был солидный, равно как и шкафы из вишневого дерева, и приборы из нержавеющей стали.