Девушка с медовыми глазами

Боже, сейчас у неё сердце выскочит. Вижу, как бешено пульсирует артерия на шее. Там тоже кожа настолько тонкая, что можно изучать анатомию. Каждый мелкий сосудик просвечивает. Она не может придумать, что сказать, бедняжка.

Дверь скрипит. Бегу обратно за свою парту. Сработало.

Ещё неделю спустя

На большой перемене Лика положила голову на учебник и прикрыла глаза. Видимо, опять всю ночь зубрила уроки. Но так даже лучше – могу беспалевно изучать её.

От чего обычно балдеют пацаны, смотря на лицо – губы, глаза. Я же не могу оторвать глаз от носа Лики. Особенно в профиль. Нет, не пуговка, не кукольно-курносый, он острый, прямой с четкими очерченными крыльями, придающими строгий вид, и… очень правильный. Он даже на вид кажется жестким, будто с легкостью проткнёт тебя. В старой колоде игральных карт больше всех мне нравилась пиковая дама, вот чей профиль у Лики. А она, по-моему, комплексует из-за носа. Просёк это, когда однажды выдал ей придуманное прозвище – «дятел». Вообще-то имел ввиду, что она без устали долбит людям мозги, но застенчивая девушка мигом нервно прикрыла ладонью нос. Вот как можно настолько по-разному смотреть на одни и те же вещи?

Вчера впервые ей позвонил. Достать номер телефона не составило труда. Лика хорошо учится, полкласса названивает ей, чтобы спросить домашку.

Привык часами болтать с девчонками по телефону. После сотни таких разговоров, мог бы докторскую защитить на эту тему. Лучший способ захватить девчачьи мозги и сердце – телефонный разговор. И хотя вы тет-а-тет, так разговорить можно даже самую застенчивую.

Но меня раздражают Ликины ужимки. Не прошло и пяти минут, как она поспешно попрощалась и положила трубку. Ну уж нет. Сделал контрольный звонок вечером.

Опять по-детски отшутилась и оборвала связь. Не поверю, что Лика не болтушка. Своими ушами слышал, как трещит без умолку с подругой.

Лика

Лежу с закрытыми глазами, опустив голову на учебник, и вспоминаю вчерашний разговор с Тимом. Так ужасно, что телефон на кухне, и все разговоры на виду у родителей. Он, кажется, обиделся, подумал, что скучен мне. Но я-то знаю, что будет после таких звонков. Папа строго пригрозит и запретит общаться с ним. Уже проходила через такое. Стыдно говорить, что в шестнадцать лет мне указывают, с кем общаться.

Спустя два дня

Соня всё чаще садится за парту с Эмилией, если только не предвидится контрольная. Думают, я ничего не понимаю. Им и домой по пути, но в прошлом году девчонки иногда провожали меня до остановки. Сижу то одна, то с последним, кто остался без места.

Тима сегодня нет на первом уроке. Что-то случилось? Весь день проходит без него. И чувствую, что мне не хватает его присутствия. Когда он в классе, становлюсь смелее что ли, увереннее в себе. Все-таки насколько завишу от ободрения и симпатии людей.

Почему ты думаешь о нем? Он нравится тебе?

Даже хочется, чтобы нравился, если только новые чувства заберут старую боль. Как горчичники отвлекают от мыслей о воспаленном горле. Но сейчас знаю только, что раньше не замечала плечи парней, которые раза в полтора шире моих. По крайней мере его плечи такие, хотя он и худощавый. Тим любит засучить рукава, и я украдкой поглядываю на его оливковые предплечья, опутанные выпуклыми венами. Они совсем не такие, как у меня.

Раньше и в голову такое не приходило. Вот хоть убей, не помню, как выглядят руки Макса, не разглядывала их никогда.

Выхожу на улицу после уроков. А там стоит он. Нет, не Макс. Тим. Со своим псом. Меня обдаёт холодом, в пояснице и животе покалывает. И это не бабочки, а панический страх собак.

Тим говорит: «Привет». Здороваюсь, но не шевелюсь. Собака!

– Не бойся. Он хороший. – Тим подходит ближе. И его пёс тоже.

Ладони леденеют.

– Пойдём. Пройдусь с тобой до остановки. Всё равно надо с псом погулять, – Тим наматывает поводок на ладонь, чтобы крепче и ближе к себе держать питомца. – Рич, рядом! – властно говорит он.

Неужели Тим пришёл к школе только ради меня?

– Почему прогуливаешь уроки? – не могу же я сказать правду, что без него было скучно в школе.

– 

Не лучшее время для нотаций, сегодня похороны моей бабушки, – тихо говорит Тим.

– Соболезную.

Идём молча. Дорога скользкая – пока шли уроки, неожиданно заснежило. Уже пожалела, что пошла в маминых ботинках на каблуках, потому что держать равновесие в них совершенно невозможно, ещё и немного велики мне. Семеню мелким шажочками. Тим, не спрашивая разрешения, берёт меня за руку, ответив на немой вопрос фразой: «Чтоб не грохнулась».

– У тебя руки-ледышки. – Засовывает наши сцепленные кисти в карман своей куртки. Вот так запросто.

Карман почти полный, но не пойму что там лежит.

– Конфеты. Стащил для тебя. Отказываться нельзя – они поминальные.

Как Тим уловил мои мысли? Грустно улыбаюсь.

Вспомнилась бабушка, мамина мама. Вот я открываю глаза на даче в дождливое утро. Мне семь. Бабушка под навесом на летней кухне готовит яичницу с салом и картошкой. Она видит меня, еще не до конца проснувшуюся, на крыльце и ласково зовёт: «Котя».

В этот момент ручьи слез готовы хлынуть из глаз, ведь бабушки давным-давно нет в живых. Утешаюсь тем, что увижу ее когда-нибудь в Царстве Небесном. Там и будет наша первая встреча за годы разлуки. Не потому, что я или бабушка какие-то особенно добрые или святые (никто сам по себе не заслуживает попасть в рай), а потому что Он так захотел, потому что мы поверили Ему. Сглатываю ком в горле. Тим пожимает мою ладонь. Вроде полегчало. Каким же обманчивым оказалось первое впечатление об этом искреннем парне.

Прихожу домой с горстью конфет «Москвичка». Маме ни за что не скажу, откуда они, пусть хоть пытает. Нельзя показывать, что кто-то за мной ухаживает.

Маме сегодня, хвала небесам, не до меня, уехала за тканью для штор. Папа тут же сдает малышей, Аню и Олежку, мне с рук на руки и уходит в подвал в мастерскую. Лучшие друзья детей – мультики, а меня ждёт нечищеная картошка и немытая посуда. Вот когда можно и по телефону спокойно поговорить, но Тим не звонит. И я бы не позвонила никому в день похорон бабушки.