Девушка с пробегом
Шрифт:
А квартира моего Аполлона ведь гораздо ближе, можно даже на автобусе если что с утра доехать, хоть вставать, конечно, и придется раньше. Мне.
Но… Въезжать к Давиду… Даже на время… Боже, как же это опасно. Опасно со всех сторон, потому что… Потому что это сближение. То самое, которого я допускать была не намерена.
— Собирайся, богиня моя, — тем временем тоном начальника советует Давид, — не стой на месте. Скоро твоя мама с Лисой придут?
— Я еще не согласилась, — возражаю я. Неуверенно. Очень.
— Знаешь, я вот не думаю, что предоставляю тебе выбор, — нахально сообщает Давид, — сейчас вы
— Я не боюсь к тебе ехать, — возмущенно шиплю я, — ни на ночь, ни…
Слово “вообще” я не договариваю. Я вообще затыкаюсь, потому что… Кажется, меня подловили.
— Ну, если ты не боишься — тогда я проблем вообще не вижу, — ухмыляется Огудалов, — собирайся, богиня. Я вам такси вызову.
Нет, мне не кажется. Меня все-таки подловили. И сейчас… Сейчас я просто смотрю на эту бесстыжую физиономию и восхищаюсь тем, насколько лихо он взял меня в оборот.
25. Незаметный яд
— Мам, а мы тут насовсем? — Алиска с подозрением оглядывается по сторонам, скидывая с плеч свой рюкзачок. Могу её понять, почти пустая квартира Давида выглядит действительно чужой и необжитой. То ли дело своя, Лисья комната, в которой она муми-троллей на стенах уже нарисовала столько, что никакой Муми-Дален бы не выдержал.
— Нет, солнышко, мы тут на время, пока в нашей квартире жить нельзя, — откликаюсь я и распаковываю сумку с вещами.
Его божественная светлость все сильнее проявлял себя как тиран, позволив мне забрать из моей квартиры своими руками кроме коробки с Зевсом, завернутой в одеяло для пущей термоизоляции, только одну единственную сумку — и ту с полотенцами, зубными щетками и какими-то вкусняшками, чтобы можно было после всего этого трэша чаю выпить хотя бы. Все остальное, что мы могли забрать и покидали в сумки — так и лежит в багажнике машины Давида и ждет божественной доставки. И просушки. Большая часть вещей, если не сырая, то хотя бы влажная от раскаленного пара.
— Жаль, — вдруг вывозит Лиса, и я догоняю, что это, видимо, ответ на мое “на время”, — тут прикольно. И места больше, чем у нас.
— А еще личная комната может быть даже у Зевса, да? — хихикаю я. — Чур, по коридору на роликах не ездить, а то знаю я тебя. Оплачивать потом замену местного паркета мне точно не по карману.
И вообще, сейчас деньги будут нужны на другое. И много!
— Зачем по коридору? — непонимающе уточняет Лиса. — Тут же под окнами клевая велосипедная дорожка.
Лисица у меня глазастая. Я вот ни черта подобного не заметила, меня вообще не слабо так потряхивало, потому что потихоньку меня догоняла осознаночка произошедшего.
Меня! Затопили!
Да чтоб этому Иванову всю жизнь оставшуюся ни капли в рот не брать, а похмелье — чтоб не отпускало. Да чтобы было такое адское, чтобы стакан в руках удержать не мог.
Оказывается, дома — это меня еще не сильно трясло. Уехала и накатило, со всей дури.
Хорошо, что есть мятный чай, который можно выпить, пока Алиска чистит зубы и готовится ко сну. Хотя, если честно, чтобы меня реально отпустило, в тот мятный чай нужно было добавить
водки. Вот тогда было бы хорошо.Кровать в квартире Давида одна, и мы с Алиской укладываемся на ней.
Так-то никаких проблем, кровать у Огудалова шикарная, еще двое человек нормальной комплекции поместиться могут, но все-таки эту проблему еще стоит обдумать. И решить её. Хоть мама и сказала мне “не буду вам мешать” и уехала к Ирке на ночь глядя — кстати, надо проверить, где там от неё СМС-ка, что она нормально доехала — но все равно, предполагается, что в этой квартире спать будут трое. И не в одной же постели, да?
В голове роится тысяча мыслей о том, что делать, куда бежать, за что хвататься первым. Актуальных проблем — море.
В конце концов — перевозка, просушка уцелевших вещей, звонки клиентам, покупка новых холстов, перерисовка портретов…
Черт, столько работы и псу под хвост.
Даже одну готовую мини-серию работ для выставки мне потерять жалко. Если портреты на заказ я перерисую, то серии — это же чистое вдохновение, его уже не повторишь в том же соотношении.
Блин.
Еще хорошо, большая часть готовых полотен — в галерее Тамары Львовны, я надеюсь — раскупается. Ибо деньги мне сейчас ни в каком месте не лишние. И до этого не были, а сейчас — так вообще.
Ладно, об этом я еще подумаю завтра.
Обо всем — завтра.
Реально, помимо всех этих проблем есть чудесный факт — я сейчас лежу на кровати, в чужой квартире. В коробочке на окне скребется вновь разбуженный Зевс, под боком свернулась колючим клубочком Алиска с её острыми коленками.
А я смотрю в темноту над собой и пытаюсь осознать происходящее.
Что происходит вообще?
Еще вчера ночью я ставила Давиду условия, на которых мы с ним продолжим играть в поддавки с нашим непонятно чем, этим дурацким сумасшествием, что никак не отпускало, захлестывало все сильнее и сильнее, а сегодня я въехала к нему пожить на неопределенный срок.
Господи, ну не бывает же таких надежных мужиков.
Вот чтобы полное “все включено”, — езжай поспи, а я тут разберусь, — и с ключами от холостяцкой берлоги, брошенными мне в лапки через полкомнаты.
На ум еще просится починенная посудомойка. К чему сейчас? Тем более, что ей, наверное, тоже кирдык пришел с этим потопом.
И все-таки просится.
Где, где мой чертов подвох? Где изъян на этом дивном шедевре?
Не знаю. Наверное, я стара стала, как тот Акела, и никак не могу разглядеть сослепу.
Без сна проходит час, без сна проходит два, без сна проходит полночи, и вот уже шесть утра, светает, а я все так же лежу, так и не сомкнув глаз.
Лежу. И жду.
Напряженно жду.
В замке квартиры шебуршат ключи. Наконец-то.
Я очень старательно выпутываюсь из одеяла, медленно, потому что ну не дело же богиням выскакивать из кровати пулей. Ну и что, что навстречу богам?
И все-таки в прихожей я оказываюсь быстрее, чем успеваю сообразить, что на мне самая простая, самая дурацкая серая ночнушка с тысячей черных котов. Не сексуальная от слова совсем. Она была единственная сухая и чистая, если что. Хотя я её трепетно люблю, но все-таки, вроде как не полагается в таком виде выскакивать навстречу мужчине, который предоставил мне свою квартиру и заморочился спасением моей, ай-яй-яй, Надя, стыдно.