Девушки на выданье. Бал дебютанток

Сверх того, бывают минуты, когда сердце влечет нас к нежной подруге, когда подавляют нас тяжкие горести, коих никто чуждый не облегчит с таким участием; или когда все существо наше дышит радостью, коей никто с такою искренностью делить с нами не может; или встречаются затруднения, в коих никому чуждому с таким доверием, искренностью открыться нельзя, как той особе, которая одни с нами имеет выгоды. В такие минуты еще один взгляд на благовоспитанных общими стараниями детей, на сии плоды первой юношеской любви, – и сердце без принуждения возвращается к драгоценным, сладостным обязанностям.

Супружеский долг не все нежные чувства

к другим особам исключает

Впрочем, ничто не может быть безрассуднее, тягостнее, смешнее, вреднее и огорчительнее, как если супруги думают, что чрез бракосочетание с обоих сторон приобрели столь исключительное право на все сердечные чувствования, что даже воображают: теперь в этом сердце не должно оставаться ни одного уголка для какого-нибудь другого доброго человека; полагают, что муж должен быть мертв для всех своих приятелей и приятельниц, ни к кому не иметь приязни, кроме дражайшей своей половины; вменяют в преступление супружеского долга беседу с другими особами и всякое слово, сказанное о них с жаром, нежностью и участием. Подобные требования становятся еще смешнее в неравном браке, в коем одна сторона и без того уже весьма многим жертвует. В таких случаях, когда одна сторона бросается в объятия нежных, истинно преданных друзей, чтоб развлечь грусть свою в обществе любви достойных людей, на время забыть свое злополучие, собрать новые силы к постоянному терпению и оживотворить охладевшее сердце, другая сторона не должна сумасбродными поступками, а еще менее укоризнами, мужа или жену оскорблять, приводить в отчаяние и, наконец, вовлекать в действительные проступки.

Не должно требовать пожертвования

свойственными каждому невинными склонностями

и вкусом, а стараться мало-помалу согласиться

с этими склонностями

Выбор друзей должен быть предоставлен сердцу, равно как и выбор нравственных увеселений и невинных склонностей по вкусу каждого. Выше я уже сказал, что сходство темпераментов и вкуса для супружеского счастья, по мнению моему, не есть необходимость. И посему жесточайшим было бы рабством позволить навязывать себе друзей или увеселения. Довольно уже тягостно, если муж лишен удовольствия благородные свои ощущения, высокие мысли, утонченные впечатления, производимые в нас превосходными творениями словесности, изящных искусств и другими подобными предметами, разделять с подругою своей жизни, потому что грубые органы ее к ощущению их неспособны; но от всего того отказаться или видеть себя принужденным в выборе друзей своих соображаться с пустыми, отвратительными причудами слабого ума или хладного сердца и таким образом лишаться единственного, благотворного утешения – это мучение адское! Излишним полагаю присовокуплять, что муж, самою природою и гражданскими законами назначенный быть главою, правителем семейства, часто по своим причинам имеет обращение с тем или другим человеком, избирает то или другое занятие, делает тот или другой, по-видимому, странный шаг, что муж, говорю я, наименее позволит ограничивать себя таким образом. Ничто, напротив того, не услаждает столько жизни соединенных неразрывными узами особ, как взаимность в разделении печали и радостей, старание согласовать вкус, склонности свои, приучиться любить то, что другому приятно и любезно, особливо если оное истинно величественно, благородно. И в самом деле, непонятную почти глупость, самую гнусную беспечность, закоснелое упорство должен иметь тот, кто и после многолетнего обращения с существом разумным, образованным, чувствительным и любезным останется столь же бессмысленным, грубым, суровым и упорным, каким был прежде. Когда первое упоение любви пройдет и страждущая сторона увидит, чем бы супруг мог, должен быть, чем бы другие могли быть для нее и что они есть на самом деле, – тогда прощай мир, спокойствие, счастье! Напротив того, нежность и взаимное уважение в людях разумных легко бы произвели то гармоническое согласие, если б мрачное упорство или чрезмерное различие в образе мыслей не питали раздора.

Как предохранять себя

от действительного распутства?

Но как ограждать себя от действительного распутства? – ибо до сих пор говорил я только о заблуждениях сердца. Как ополчить себя, когда, с одной стороны, пылкость темперамента, раздражительность чувств, слабость в управлении страстями, обольщение, влекущая красота и случай нас привлекают; когда, может быть, с другой стороны, супруга брюзгливостью, причудами, глупостью, болезнями, холодностью, недостатком красоты, молодости, ласковости от себя отвращает? Книга сия не составляет полной системы нравственности, и потому я каждому благоразумному человеку предоставляю дать себе обстоятельный ответ на сей вопрос и самому рассудить, как он должен поступать, чтобы покорить страсти свои рассудку и избегать опасных случаев и обольщений, что в молодых летах, конечно, нелегко. Скажу, однако, о сем предмете, сколько здесь надлежит и можно сказать без нарушения приличия. Не приучайте самих себя и друг друга к роскоши, сластолюбию и неге; не давайте физическим потребностям и чувственности восторжествовать над вами; будьте даже и в супружестве стыдливы, скромны, разборчивы и бережливы в благосклонностях, чтобы тем удалять пресыщение и грубое сладострастие! Поцелуй всегда будет поцелуем, и почти всегда жена виновата, если недурной, впрочем, муж такого поцелуя, который бы он с удобством и приличием мог получить дома от верных, милых уст, станет искать у чужих людей. Но препятствия и редкость более привлекают человека – так что ж? Старайтесь и супружескому обращению придавать сию прелесть новости, делать иногда небольшие препятствия или бережливостью, удалением и тому подобными способами увеличивать желание!

Портрет семьи Турчаниновых.

С. К. Зарянко. 1848 г.

С летами и сии хитрости становятся ненужными, ибо страсти теряют тогда свою пылкость и легче покоряются рассудку, разве своевольно будешь их раздражать.

Можно ли супругам иметь друг от друга тайны?

Супружество непременно требует неограниченной доверенности и откровенности. Но ужель вовсе нет случаев, в коих можно друг от друга иметь тайны? Есть, без сомнения!

Но поелику муж самою природою назначен быть руководителем своей жены, главою семейства, поелику все последствия опрометчивого поступка жены падают на него, поелику от него только всего требуют, а жена, в сущности, никакого лица в гражданском обществе не составляет, поелику всякое нарушение обязанностей с ее стороны тяжко его угнетает, и нарушение таковое непосредственнее и несравненно более приносит семейству стыда, поношения и вреда, нежели распутство мужа, поелику она более зависит от молвы, нежели он, наконец, поелику молчаливость есть добродетель более мужская, нежели женская, – то, вероятно, редко бывает полезно, если жена что-либо делает без ведома своего мужа и от него то скрывает. Муж, напротив того, связанный со всем обществом, часто, имея тайны, не ему принадлежащие, открытие коих его самого и других людей может привести в замешательство, долженствуя обозревать все хозяйство, нередко скрывать план, по коему действует, от суждений рассудка слабейшего, – должен твердо и непоколебимо следовать своему рассудку и сердцу и презирать мнение народной толпы; муж, говорю я, никоим образом не может действовать и говорить совершенно открыто. Впрочем, разность положений может переменять сии пределы. Есть мужья, которые бы все портили, если бы хотя бы один шаг делали без ведома и совета своих жен; есть весьма болтливые мужчины и весьма молчаливые женщины; жена может иметь женские тайны, вверенные ей от приятельницы. Во всех сих и подобных случаях должны благоразумие и честность руководствовать и ту, и другую сторону. Но всегда останется неоспоримою истиной: где вкрадется недоверчивость, где должно вынуждать откровенность, там супружеское счастье погибает. Наконец, ничто не может быть бесчестнее, презрительнее, как если муж до того унижается, что тайно перехватывает и распечатывает письма своей жены, разбирает ее бумаги или обыскивает ее комоды. Сими недостойными средствами он никогда не достигнет цели. Нет ничего легче, как обмануть бдительность человека, если дело идет только о проступках, кои доказать можно; если разорваны уже тончайшие узы, исчезли разборчивость и доверие. Муж, назвав однажды жену свою прелюбодейкою, сам наставляет себе рога. Что может быть легче, как обмануть человека, коротко нам известного, у которого потеряли всю доверенность и которого часто можем уличать в ложном подозрении, поелику страсти его ослепляют, и он за недоверчивость свою заслуживает быть обманутым. Обман почти всегда бывает последствием таких поступков, которые и благороднейшую женщину могут лишить всякой нравственности и, так сказать, принудить к преступлению.

Каждый из супругов должен иметь

определенное занятие

По причинам основательным, которые всякий благоразумный человек сам усмотрит, не советую супругам исполнять все занятия свои совокупно, а напротив, чтобы каждый имел определенный, особый круг действия. Редко хозяйство бывает хорошо там, где жена вместо мужа сочиняет бумаги, а он, когда званы гости, должен помогать повару стряпать и дочерям своим наряжаться. Из этого происходит суматоха; муж и жена делаются посмешищем слуг, полагаются друг на друга, норовят во все вмешаться, все знать, – одним словом, это не годится!

Кому распоряжаться деньгами?

Что ж касается до заведования деньгами, то я не могу одобрить в сем отношении большую часть мужей хорошего состояния, дающих женам своим определенную сумму, которою сии последние должны изворачиваться для содержания хозяйства. Из сего выходит раздельный интерес; жена входит в класс служителей, побуждается к корыстолюбию, к излишней бережливости, находит, что муж слишком лаком, морщится, если он пригласит хорошего приятеля на обед; муж с своей стороны, если он не довольно разборчив в чувствах, всегда воображает, что за дорогие деньги свои слишком худо обедает, или же, по чрезмерной разборчивости, не отваживается потребовать иногда лишнего блюда, чтобы не привести жену свою в замешательство. И потому, если только не дворецкий или ключница исправляют у тебя дела, по существу своему к обязанностям жены принадлежащие, дай жене своей на расходы соответственную достатку твоему сумму денег! Когда оная будет издержана, то пусть она потребует от тебя более; если ты найдешь, что издержано слишком много, потребуй отчета! Рассмотри с нею вместе, где и что можно сберечь! Не скрывай от нее своего состояния; но также определи ей небольшую сумму на невинные увеселения, наряды, на тайную благотворительность и не требуй в оной от нее отчета!

В случае, если какой-либо из супругов имеет

склонность к расточительству? Хозяйственная

бережливость – путь к супружескому счастью

Доброе хозяйство есть одна из необходимейших потребностей для супружеского счастия. И потому более всего должны мы стараться, хотя бы до вступления в брак и имели наклонность к расточительности, от оной освободиться и приучаться к хозяйственной бережливости. Человеку одинокому все легко переносить – нужду, недостаток, унижение, пренебрежение; весь свет ему открыт, лишь бы имел он здоровые руки; ему нечего покидать, а в каком-нибудь неизвестном уголке земли легко может пропитать себя трудами рук своих. Но когда худое хозяйство повергает в нищету мужа и отца, когда взоры его обращаются на семейство, требующее от него пищи, воспитания, удовольствий, когда он часто не знает, где на завтра достать кусок хлеба, приобрести столько, чтобы одеть полуобнаженных, взрослых дочерей своих, или когда его честь, выгода, обеспечение состояния детей его зависит от того, чтобы он с семейством своим принял пристойную, даже блестящую наружность, и он ни к чему тому не имеет способов, когда столовое серебро, заложенное у ростовщика, должен он занимать на один обед для угощения приглашенных людей, между тем как в прихожей дожидается человек, чтобы тотчас после стола взять оное обратно, когда заимодавцы и стряпчие теснят его со всех сторон и безбожные ростовщики опустошают и без того уже тощий его кошелек, – тогда уныние, болезни телесные и душевные терзают его; несчастный повергается в отчаяние, хочет заглушить его и впадает в распутство. Внутри терзается угрызениями совести; извне преследуют его жестокие укоризны жены; вопль детей пробуждает его от ужасного сна; презрение, с коим взирает на него знатная и богатая чернь, погашает последний луч надежды; мужество и отрада исчезают; друзья удаляются; адская улыбка врагов и завистников потрясает каждый нерв его, – в сем-то ужасном положении исчезает и самая тень семейственного счастия. Злополучный никого столько не избегает, как тех, кого он вместе с собою поверг в бездну; и потому, если который-либо из супругов склонен к расточительности, то должно употребить все меры, дабы миновать столь бедственной участи, пока еще есть время. Тот из супругов, который умеет обращаться с деньгами, пусть возьмет их в свое заведование. Пусть они согласятся в мерах, как помочь хозяйству, и последуют оным со строжайшею точностью; пусть они ограничат свои расходы, но с тем, однако же, чтобы, если возможно, хотя немного оставалось и для позволительных удовольствий, дабы расточителю ограничение и недостаток не сделались слишком тягостными!

Кому лучше быть богатым: мужу или жене?

Как обращаться с богатой женой?

Кому лучше быть богатым: мужу или жене? Ежели что-либо одно должно быть, то я первому отдаю преимущество. Хорошо, если и муж, и жена имеют некоторый достаток, чтобы потребности жизни удовлетворять общими силами, а не жить одному совершенно на счет другого. Но ежели зависимости, которая естественно из того проистекает для стороны менее достаточной, избежать нельзя, то с законами природы согласнее, чтобы глава семейства более имел достатка. Если кто женится на жене богатой, тот по крайней мере пусть приведет себя в такое состояние, чтобы никогда не сделаться чрез то ее рабом. Пренебрежение сей предосторожности тому причиной, что браки такого рода редко бывают счастливы. Если бы жена моя принесла мне в приданое большое имение, то я усугубил бы свое старание доказать ей, сколь ограничены мои нужды; я мало бы употреблял на себя и доказал бы ей, что даже малость сию могу приобрести собственными трудами; я давал бы ей столовые деньги, был бы только управителем ее имения; жил бы открыто потому, что это прилично богатым людям; но при том показал бы ей, что такая жизнь не льстит моему тщеславию, что и при двух блюдах я столь же весел и доволен, как при двадцати, что мне не нужна большая услуга, что у меня здоровые ноги, которые несут меня так же далеко, хотя не так скоро, как и пышная ее карета; наконец, потребовал бы, как прилично главе в доме, неограниченной власти распоряжаться ее имением.

Лучше ли, когда муж умнее жены или наоборот?

Нужно ли, чтобы муж был умнее жены? И этот вопрос заслуживает внимания, рассмотрим его ближе. Понятие о благоразумии и уме со всеми его отношениями и изменениями не всегда в одном смысле принимается. Благоразумие мужа совсем другого рода, нежели требуемое от жены; а если сверх того благоразумие смешивать с опытностью, познанием людей или еще с ученостью, то безумно было бы предполагать оное у обоих полов в равной степени. И потому требую я от женщины так называемого esprit de d'etail, т. е. тонкости, невинной хитрости, осторожности, остроумия, терпения и уступчивости, – все сии качества принадлежат к благоразумию, но не всегда в такой степени свойственны мужскому характеру. От мужа, напротив того, ожидаю я, чтобы он был предусмотрительнее, хладнокровнее во всех случаях, тверже, непоколебимее, менее подвержен предрассудкам, постояннее и образованнее, нежели жена. Но вопрос мой надлежит принимать в смысле общем, то есть: ежели бы который-либо из супругов имел слабые, тупые органы, недостаток во многих необходимых для общежития познаниях, в таком случае кому лучше быть стороною слабейшей – мужу или жене? Не останавливаясь, ответствую: никогда не видал я еще счастливого и порядочного хозяйства там, где жена была полным господином. В доме, где распоряжается муж, хотя и с ограниченными способностями, хозяйство по большей части идет все еще лучше, нежели там, где и умная даже жена исключительно хозяйничает. Есть, может быть, из сего исключения; я, однако, таковых не знаю. Разумеется, что здесь говорится не об утонченном владычестве над сердцем благородного супруга; кто не предоставит его охотно умной жене? Какой благоразумный муж не почувствует, что часто имеет нужду в кротких наставлениях? Но исключительное господство жены, кажется, противно предопределению природы. Слабейшее телосложение, врожденная склонность к ничтожным удовольствиям, всякие причуды, нередко помрачающие рассудок даже в самые решительные мгновения, воспитание, наконец, гражданское устройство, возлагающее всю ответственность в домашнем хозяйстве на одного мужа, – все сие явно назначает жену искать защиты, а мужа обязывает давать оную. Итак, нет ничего смешнее, как если благоразумнейший и сильнейший будет искать защиты у безумца или слабого. Женщины, одаренные отличными душевными способностями, поистине погрешают против собственных выгод, ежели из властолюбия избирают или желают себе глупых мужей; неминуемым последствием того бывает беспрестанное отвращение, расстроенное хозяйство и презрение публики к одной стороне, что и относится к обеим сторонам. Но те из мужчин, которые столь слабоумны, что не в состоянии надлежащим образом управлять семейством или быть в доме своем господином, лучше сделают, если навсегда останутся холостыми, чем выставлять себя на посмеяние своим детям, служителям и соседям. Я знал одного слабого мужа знатной породы, над которым жена его имела столь неограниченную власть, что, когда однажды она велела подать карету, он тайком прокрался вниз и тихонько спросил у кучера: «Не знаешь ли ты, поеду ль и я вместе?». Такие мужья делаются только посмешищем; никто не хочет иметь дела с человеком, которого воля, дружба и суждения зависят от причуд, намеков и внушений жены, который письма свои должен представлять на рассмотрение своей наставнице и в самых важных и тайне подлежащих делах спрашиваться прежде у жены. Даже в вежливости против жены не должен муж ронять своего достоинства. Презрителен и в глазах женщин тот муж, который прежде, нежели на что-либо решиться, всегда говорит: «Я прежде посоветуюсь о том с моею женой», кто во всем следует ее внушениям, не смеет показаться ни в одном обществе, где ее нет, или должен удалить вернейшего своего служителя, если физиономия его не нравится барыне.